Роль культуральных кодов в гражданской сфере

Возможности инструментария культуральной социологии Дж. С. Александер показывает на примере исследования общественной жизни, ее явных и латентных конфликтов.

В 2006 г. выходит в свет его весьма объемная книга (около 800 стр.) " Гражданская сфера" , которая качественно развивает идеи неофункционализма по данной проблематике. Автор отмечает, что благодаря инструментарию культуральной социологии открываются возможности создания принципиально новой концепции гражданского общества, основанной на дискурсе, означениях социальных реалии через призму бинарных оппозиций добра и зла, что, соответственно, предполагает выход на анализ конкретного образа жизни людей, их чувств. «Мы нуждаемся в новой концепции гражданского общества как гражданской сферы, мира ценностей и институтов, которые инициируют способность к социальной критике и демократической интеграции в одно и то же время, — пишет он. — Такая сфера основывается на солидарности, на чувствах в отношении других людей, которых мы не знаем, но кого мы уважаем, исходя из принципа, а не опыта, вследствие нашей предполагаемой приверженности к общей судьбе… Я предлагаю идею демократии как образа жизни. Демократия не игра, организуемая по техническим правилам. Это мир больших и идеализированных ожиданий, а также несметных чувств отвращения и осуждения. Это арена ожесточенного конфликта, а также космополитического равнодушия и любви. Демократическая жизнь движется взад и вперед между трансцендентальным языком сакральных ценностей добра и вульгарных символов зла; эти изменения осуществляются посредством таких институтов, как голосование, правления закона и этики администрирования, что способствует достижению согласия при различии»^[1].

Как видно, но Дж. С. Александеру, гражданская сфера обеспечивает «пространство для демократии», определяется опытом солидарности и трактуется как структура чувств и переживаний, сформированных под влиянием смыслов определенного дискурса. С этих же теоретико-мегодологических позиций Дж. С. Александер трактует право: «Я предлагаю переосмыслить право, как форму символического представления. Право возвеличивает, стереотипизирует и осуждает действия, которые считаются представляющими угрозу для гражданского общества… Право применяет священные принципы гражданского дискурса к случаю за случаем в реальное историческое время; для достижения этого оно должно идентифицировать и наказывать зло»^[2]. Аналогичное касается социальных движений: «Социальные движения должны быть переосмыслены. Они не только мотивированы когнитивными ощущениями рационального интереса, и их успех вряд ли только зависит от мобилизации ресурсов в материальном смысле. Социальные движения имеют корни в субъективности и детерминированы символической коммуникацией»^[3].

Па образ жизни людей, характер их чувств, отношений к институтам, включая институт власти, особое влияние оказывают " культуральные коды" .

По мнению социолога, конкретные политические цели и даже большинство стратегических действий непосредственно обусловлены культуральными кодами. «Власть, — пишет он, — это также среда коммуникации, а не только цель действия, основанного на интересе, или средство принуждения. Она имеет символический код, а не только материальную основу… Чтобы понять это мы должны задействовать семиотические теории бинарных кодов, литературные модели риторики и нарратива, антропологические концепции перформанса и мифа. Символическая среда политики представляет собой язык, который сами политические акторы полностью не понимают… Я настаиваю на значимости языка в политической жизни»^[4].

И далее: «Я бы утверждал, эти коды настолько социологически важны, что каждое изучение социальных различий и конфликта должно быть дополнено ссылкой на эту гражданскую символическую сферу»^[5].

С помощью культуральных кодов осуществляется различение противоборствующих сторон в социальных конфликтах. Сказанное особенно относится к кодированию посредством бинарных оппозиций «Мы» и «Они» групп. Дж. С. Александер отмечает: «Для большинства членов национального сообщества, известные национальные войны четко разграничивают добро и зло. Солдаты национальной армии обычно представляются смелыми, им сопутствует свободолюбивый дискурс; враждебные же нации и противостоящие армии представляются как весьма убедительный набор того, что имеет контрдемократический код»^[6].

Трудно не согласиться с социологом. В самом деле, практически все социальные реалии гражданской сферы кодируются. Люди выносят суждения, кто — друг, а кто — враг посредством обращения к символическим кодам. Означенная определенным образом реальность, наделенная символом добра или зла, начинает ассоциироваться с конкретным культуральным кодом. По силе воздействия на общественное сознание, на характер поведения людей культуральные коды подчас превосходят разного рода материальные структуры — организационные, политические, экономические и др. Сила этих культуральных кодов — в производимом ими смысле, который, будучи однажды созданным, может обретать относительно автономное существование, даже собственную власть, подчас выходящую из-под контроля своих создателей. Однако, подчеркнем, социолог не сводит гражданскую сферу всецело к бинарному дискурсу добра и зла, отмечая, что ее реальность проявляется и в функционировании сети властных институтов.

• [1] AlexanderJ. С. The Civil Sphere. Oxford University Press, 2006. P. 4.
• [2] Там же. P. 6.
• [3] AlexanderJ. С. The Civil Sphere. Oxford University Press, 2006. P. 7.
• [4] Там же. P. 48.
• [5] Там же. P. 54.
• [6] Там же. Р. 64.