Процедура дискурсивного анализа

Как же анализировать дискурс? Есть ли на этот счет какие-то самые общие, трансдисциплинарные правила? На чем следует сосредоточить внимание? Какие вопросы ставить в отношении текста как предмета исследования?

Приступая к анализу, прежде всего надо помнить, что «речевое общение обладает… общими свойствами, характеризующими совместную деятельность любого типа»^[1]. Как мы поступаем в практической жизни, обучаясь новому для себя виду деятельности или пытаясь разобраться в устройстве игры, если некому объяснить ее правила и условия? Что, например, мы делаем, когда, оказавшись за границей, осваиваем новую для себя бытовую практику (хотя бы способ оплаты проезда в автобусе)? Спрашиваем ли мы себя о том, что она значит, какие смыслы в себе скрывает? Нет, скорее прикидываем: как нужно себя вести, чтобы принять в ней участие, занять ту или иную адекватную позицию.

Изучение дискурса, подчеркивал Фуко, предполагает не «закапывание вглубь» в поисках скрытой за словом сущности или глубинной системы значений, а зоркость к тому слою значений, что лежит па поверхности, у всех на виду, но остается невидим — демонстрирует себя в характеристиках речевой формы и в них же прячется. Следует сфокусировать внимание на «регулярностях», которые характеризуют речевое или социальное поведение: на первый взгляд неприметная мелочь, например, повтор слова, грамматической конструкции или интонационного контура (в устной речи), может оказаться для аналитика ценной «уликой» или важным симптомом. Вы как бы замечаете в незнакомом лесу еле обозначенную тропинку и пытаетесь идти по ней, постепенно выясняя: откуда и куда она ведет, как устроено окружающее смысловое пространство, кем обитаемо, какие роли или формы поведения допускает, а какие нет. Вопросы могут быть поставлены самые разные, и именно поэтому дискурсивный анализ опирается не на единство метода, а на довольно широкий спектр методов и методик.

Говоря более практически, процедура дискурсивного анализа предполагает пристальное чтение текста (всматривание в него — и вслушивание) с последовательной постановкой вопросов: какие действия осуществляются, кем, по отношению к кому, с какой целью, в рамках каких условностей и правил? Мы начинаем с выяснения ситуации — позиций говорящего (автора, повествователя, рассказчика) и адресата (слушателя, читателя). По ходу анализа все глубже вникаем в действия коммуникативных механизмов, сосредоточиваемся на более мелких, тонких структурах текста, обеспечивающих эти действия, охватывая по мере необходимости разные его характеристики, от грамматических (фонологических, синтаксических, лексических, семантических) до эстетических (жанрово-стилистических особенностей, образности, сюжетики и т. п.). При этом текст интересен скорее, как процесс, чем объект, и не только в собственных характеристиках, по и в контексте или контекстах, с которыми взаимодействует.

Суммируя, можно сказать, что в фокусе внимания дискурсолога должны оказаться последовательно:

• 1) участники взаимодействия — их статусные, ролевые и иные характеристики;
• 2) условия взаимодействия — среда, подразумеваемые общие знания и их предпосылки;
• 3) порядки взаимодействия — мотивы, цели, ценности, стратегии, актуальные в данных дискурсивных рамках;
• 4) способы взаимодействия — стиль, тональность, модальность, специфические характеристики канала коммуникации.

Норман Фэркло (р. 1941) — британский социолингвист, теоретик и практик критического дискурс-анализа. Основные работы: «Язык и власть» (1989), «Критический дискурс-анализ» (1995), «Язык и глобализация» (2006).

" При анализе текстов фокус внимания должен постоянно сдвигаться, чтобы в него попадали попеременно то «сам текст», то типы дискурса, используемые в его построении" .

Фэркло предлагает говорить о трех этапах, которые непременно должна включать в себя процедура критического дискурс-анализа. Начинать он советует с рассмотрения лексического уровня (важен выбор слов, отношения между ними, стилистическая окрашенность, специфическая экспрессивность, наличие метафор и т. д.), затем перейти к грамматическому уровню (залог глаголов, наличие отрицательных конструкций, личных или безличных форм, характер личных местоимений, преобладание тех или иных синтаксических конструкций) и наконец исследовать самые общие текстовые структуры. При этом желательно удерживать в зоне внимания одновременно все три составляющие дискурса, в которых по-разному проявляются следы идеологических воздействий: языковые формы; подразумеваемые ими виды речевого действия и взаимодействия; объемлющий те и другие социальный контекст.

Критический дискурс-анализ — столько же вид объективного научного исследования, сколько вид ответственной социальной работы. Эту дополнительную, но существенную функцию дискурсивного анализа можно проиллюстрировать на примере изучения распространенной, к сожалению, и потенциально страшной разновидности властной речи, определяемой социолингвистами как «язык вражды», «язык ненависти» (hate speech).

Пример из практики Акт оскорбления предполагает резко негативное определение идентичности другого субъекта: обидным, унижающим словом он ставится на подчеркнуто низкое место или даже вообще лишается какого-либо места. Слово-оскорбление — ярко выраженный пример перформатива. Как будто бы говорящий всего лишь описывает свой объект («Эй, жирный!» или «рыжий», «черный» и т. п.), но слово ранит, причиняет боль, рождает ответно враждебное чувство — говоря юридическим языком, «разжигает рознь». Разрешением коллизии в прошлые времена мог быть вызов на дуэль или иной, менее «упорядоченный» вид ответного насилия. В наши дни опасный эффект такой речи умножается массовостью коммуникаций и грозит стать неуправляемым. Каковы возможные действия по его нейтрализации? Этот вопрос поднимался и поднимается в спорах по поводу политической корректности, то есть введения обществом формальных запретов на слова, потенциально обидные для тех или иных социально уязвимых групп населения. Сомнения в том, что проблему возможно решить подобными средствами, высказывались неоднократно — и они небезосновательны. Допустим, мы запрещаем называть человека с черной кожей «ниггером» (в Америке) или выходца с Кавказа — «черным» (в России). Способствует ли это само по себе ослаблению социально-психологической напряженности между этническими группами? Отчасти, безусловно, да, но гарантий — никаких. Слово может вскрывать и очищать гноящуюся рану ненависти или только прикрывать ее, помогать затягиванию или бередить.

Есть основания думать, что опасность речевого акта, несущего в себе негативный заряд, может быть обезврежена по-настоящему не запретами, а тактичной активностью диалога. Именно — и только — в диалоге жертва коммуникативного насилия может проявить свою речевую и социальную компетентность, способность к ответному действию. Отвечая на оскорбление оскорблением, воздавая «око за око», мы лишь еще больше увязаем во вражде — к счастью, речь открывает перед нами и другие возможности (например, умелое, тактичное использование иронии способно отнять у обидчика монополию на однозначное использование ранящего слова, а само слово лишить «жала»). Подоплекой социального неравенства, как правило, является неравенство доступа к дискурсу и участия в коммуникативных ситуациях оно лишь усугубляется беспомощной покорностью конвенциям, неспособностью говорить иначе как «чужими словами», социальной безъязыкостью или косноязычием.

Тён ван Дейк (р. 1943) нидерландский лингвист, один из создателей дискурсивного анализа, теоретик и практик критического дискурс-анализа. Автор книг «Стратегии восприятия дискурса» (1983), «Новости как дискурс» (1988), «Язык. Познание. Коммуникация» (1989), «Дискурс и власть» (2013).

" Властные группы и их представители контролируют или имеют доступ к бесконечно широкому и разнообразному спектру дискурсивных ролей, жанров, условий и стилей. Они контролируют формальные диалоги с подчиненными, деловые совещания, отдают указания и формулируют правила, пишут различные виды отчетов, книги, инструкции, газетные материалы и производят различные масс-медийные дискурсы. Они не только являются активными участниками большинства коммуникативных ситуаций, но и выступают в роли инициаторов вербальных дискуссий или публичного дискурса, устанавливают «тон» и стиль дискурса, определяют его темы и решают, кто будет участником или реципиентом их дискурсов" .

Из этого очевидным образом следует, что без критически-творческого отношения к языку и его социальному использованию невозможно ответственное отношение к социальному обустройству. Обживая пеструю и притом сверхплотную информационно-коммуникативную среду, пронизанную невидимыми силовыми линиями (косвенно осуществляемой) власти, представляющую невиданное прежде разнообразие групповых и индивидуальных интересов, современный человек оказывается, как никогда зависим от дискурсивных систем, им или помимо него производимых. Этим обусловлена высокая востребованность и практическая полезность дискурсивного анализа в наши дни.

• [1] Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С. 224—225.