Соотношение социального и биологического в личности преступника и преступном поведении

Объективное единство социального и биологического в человеке поставило перед наукой проблему исследования их действительного соотношения, которое имеет важный методологический характер. От ее изучения зависит решение многих научных и практических вопросов: социологических, психологических, педагогических, правовых и криминологических. Данная проблема и сейчас остается актуальной. Постоянное развитие общественных и естественных наук, углубляя наше представление о человеке и обществе, периодически ставит новые вопросы о соотношении социального и биологического.

Решение этой проблемы осложнялось не только научными затруднениями, но и препятствиями политического характера. Ученые некоторых стран, стремясь исключить взаимозависимость общественных отношений и роста преступности, пьянства, наркомании, проституции и других негативных явлений, создали множество псевдонаучных теорий биологического и биосоциального содержания. Вспомним из параграфа 8.1 данной главы Ч. Ломброзо, 3. Фрейда, Р. Гарофало, Ж. Пинателя и др. Последний, например, пытался заменить меры уголовного наказания методами клинической помощи. Он утверждал, что в росте преступности нет вины общества и государства. Попытки биологической интерпретации антисоциальных явлений имеют более чем столетнюю историю, и за это время неоднократно выявлялась их несостоятельность. Однако многолетний груз биокриминологии и новые открытия в биологии и генетике до сих пор довлеют над некоторыми учеными-практиками, в том числе и в нашей стране.

Общеизвестно, что в 60-е годы прошлого века преступность стали связывать с хромосомными аномалиями. В эти годы была выявлена «лишняя» хромосома типа X или типа Y. При наличии лишней Х-хромосомы ребенок получает кариотип XXY. При наличии лишней Y-хромосомы ребенок получает кариотип XYY. Были проведены многочисленные исследования в разных странах. Никакой фатальной связи между наличием у человека кариотипов XXY, XYY и социально опасным поведением не установлено. Среди правонарушителей всего лишь 0,35% имеют мутантные кариотипы. Таким образом, среди 1000 правонарушителей встречаются тричетыре мутанта с кариотипом XXY или XYY. Более того, подобные хромосомные аномалии встречаются у 0,4% новорожденных, и потому эти редкие аномалии не могут быть причиной массовой преступности. Да и нахождение данных аномалий среди преступников по результатам, полученным различными исследователями, разнится в 20 и более раз^[1]. Ныне эта проблема утратила актуальность. Особое значение рассматриваемая аномалия имеет в генезисе некоторых заболеваний. Тем не менее нельзя исключать некоторых генетических влияний на поведение человека, в том числе и преступное, которые могут быть выявлены при дальнейшем развитии генетики. Но в любом случае они не могут объяснить массовую и растущую преступность в мире.

Как показывают исследования, среди преступников, в частности совершивших насильственные преступления, до 30% лиц имеют психические отклонения в рамках вменяемости. По статистике, среди преступников, особенно совершающих тяжкие насильственные преступления, чаще всего встречаются следующие отклонения: психопатии и психопатические состояния (33%), органические поражения центральной нервной системы (19%), ушибы головного мозга (18%). Среди убийц и рецидивистов эти показатели еще выше. Но это не означает, что указанные отклонения являются причиной преступности, хотя они и могут способствовать совершению некоторых преступлений конфликтного, насильственного характера^[2]. Не нашли необходимого подтверждения и другие наследственные теории: семейной предрасположенности, близнецовой, эндокринной и т. д.

А вот во Франции, видимо, вспомнили идеи Ж. Пинателя. Французские власти ускоренными темпами вводят в практику новый закон. Отныне лица, совершившие тяжкие преступления и осужденные более чем на 15 лет тюрьмы, после истечения срока наказания не обретут свободы. Их будут переводить в некие «общественные медико-юридические центры». Это означает, что люди с тяжелой биографией рецидивистов проведут всю свою оставшуюся жизнь в неких резервациях. Помещаться преступники туда будут по решению специальных комиссий — в зависимости от того, сочтут ли последние, что они продолжают представлять угрозу обществу или нет. Суровая мера должна уберечь общество от рецидивных преступлений. Закон уже применяется в отношении лиц, которых считают опасными по истечении срока наказания. Психиатры, которые должны войти в комиссии по проведению экспертизы, утверждают: «Никто не возьмет на себя ответственность выпустить кого-то на свободу» .

По их словам, «нулевого риска» не существует и «в подобных обстоятельствах следует отправить в тюрьму 40% населения» .

Сегодня в Германии в превентивном заключении находятся примерно 300 человек. При проведении проверки социальной опасности заключенного через каждые два года конституционный суд требует квалифицированной оценки и тщательного контроля со стороны судей, особенно после 10 лет превентивного заключения. Более половины граждан, находящихся в превентивном заключении, — это сексуальные преступники. Было принято решение, что если преступник продолжает представлять опасность, его можно оставлять в предварительном заключении даже пожизненно. Немецкие судьи постановили, что бессрочное превентивное заключение не нарушает ни человеческого достоинства, ни прав человека. Во Франции же подобный закон вызвал яростные споры о нарушении прав человека^[3]. Президент Гильдии российских адвокатов и ректор Российской академии адвокатуры Г. Б. Мирзоев, комментируя эти факты, сказал: «Гражданское общество Франции, вероятнее всего, позволяет тратить деньги на то, чтобы преступники, отбывшие длительные сроки за тяжкие преступления и признанные судом опасными для общества, оставались изолированными. Находились, в своего рода профилакториях. Думаю, что такая превентивная мера возможна в условиях Франции. А в условиях России для этого нужно иметь определенные нормы. Во-первых, нужно иметь закон. Во-вторых — серьезные бюджетные ресурсы для содержания этих преступников. А сколько этих людей у нас — никто не знает. В принципе, этот опыт интересен, и он нуждается в тщательном изучении»^[4].

Заметим, что Г. Б. Мирзоев допускает применение подобных мер, хотя они прямо противоречат правам человека и принципам ответственности только за совершение преступлений, а не в силу опасности личности. Никто не возражает, что изоляция объективно диагностированных общественно опасных лиц может предупредить совершение ими новых преступлений, но это возвращает нас к давно отвергнутым биокриминологическим и клиническим методам предупреждения преступных проявлений и разрушает общепризнанные основания уголовной ответственности.

Наиболее активно биокриминологическую позицию в нашей стране отстаивали саратовский профессор И. С. Ной и его сподвижники^[5]. Ной в своей основной книге «Методологические проблемы советской криминологии»^[6] анализирует историю отечественной (советской) криминологии 1920−1930;х годов по работам биопсихологической направленности Государственного института по изучению преступности и преступника. В институте в те годы наряду с социально-экономической, пенитенциарной, криминалистической секциями была и биопсихологическая. Он приводит около 40 работ этой секции: Т. Е. Сегалова, С. К. Винокурова, П. Б. Ганнушкина, И. Н. Введенского, П. В. Верховского. ?. П. Бруханского, А. П. Молохова, В. А. Внукова, А. О. Эдельштейна, А. Е. Петрова, М. А. Неусыхина и других исследователей, а также авторов из других региональных кабинетов и рассматривает их методологию. Особое внимание он уделяет монографии профессора Московского государственного психоневрологического института С. В. Познышева. Познышев отвергал идеи Ломброзо и Ферри, но склонялся к психологическому исследованию личности преступника: «Идея прирожденного преступника несостоятельна по существу и должна быть решительно оставлена. В самом деле, преступление всегда есть проявление известного сложного психического переживания, известного настроения человека, в котором находят выражения различные черты его характера и которое прирожденным быть не может. Прирожденная наклонность к преступлению — психологически и логически невозможна»^[7].

Особое значение в те годы имели работы профессора Е. К. Краснушкина, который выдвинул пять основных направлений по изучению преступности: социологическое, психиатрическое, психологическое, антропологическое, биохимическое^[8]. Е. К. Краснушкин в статье «Что такое преступник?» писал, что «криминальная группа людей имеет психопатологический индекс в существенном, характеризующийся очень высоким процентом психопатических личностей и психоневротиков с их психопатическими реакциями, довольно высоким процентом шизофрении и ничтожным процентом маниакально-депрессивного психоза… Можно… сказать, что как преступность, так и сам преступник порождаются экономическими факторами, что врожденного преступника нет, что каждый человек может стать преступником, но легче это делается им в силу асоциальности своей психофизической структуры, в силу недостаточной способности социального приспособления…»^[9]

И. С. Ной подробно описывает острые дискуссии между социологическим и биопсихологическим направлениями в криминологии в 20−30-е и 60−70-е годы прошлого века. Он подвергал критике работы известных криминологов А. А. Герцензона^[10], И. И. Карпеца^[11], В. Н. Кудрявцева^[12], в которых отстаивалось социологическое объяснение преступности. Причем они, в принципе, не отвергали роль психофизических свойств человека как условий, способствующих совершению преступлений. К отстаиванию социологических взглядов подключился даже генетик академик ?. П. Дубинин^[13].

Ной находит своеобразный путь. Опираясь на высказывание В. П. Эфроимсона, что «с улучшением материальных и санитарных условий среди заболеваний выходят на передний план непосредственные дефекты, оттесняя дефекты, порожденные средой… так как с ослаблением острой нужды и других чисто социальных предпосылок преступности начинают яснее выступать предпосылки биологические»^[14], он принял аналогичную позицию только в своей области знаний. Успехи биологии, и особенно генетики, послужили поводом для него и других ученых к гиперболизации биологических факторов в генезисе преступлений. И в этом не было ничего нового. Такая волна в криминологии присутствовала. Новое было в другом: Ной полагал, что влияние биологических факторов на преступность якобы еще и растет на фоне последовательной ликвидации социальных причин преступности в нашей стране в процессе коммунистического строительства^[15]. Проблема соотношения социального и биологического в преступном поведении здесь решается не путем изучения личности, а вне личности, через соотношение удельных весов социального и биологического в различных социально-экономических формациях. Это, конечно, не наука. И потом, откуда он взял, что в СССР преступность реально сокращалась. Этого не было.

Соотношение социального и биологического в личности преступника исторически толковалось по-разному: в плане противопоставления одного другому, двойной детерминации и диалектического единства. Примерами противопоставления социального биологическому и наоборот могут служить социологизаторский и биологизаторский подходы. При первом подходе сущность человека, его характер, поведение вообще и преступное поведение в частности напрямую объясняли только социальными условиями, при втором — лишь наследственными и другими биологическими предпосылками. Социологизация и биологизация личности преступника связаны с поиском жестких прямых корреляций преступления либо исключительно с условиями социальной среды, либо с природными особенностями правонарушителя. Ошибочность таких поисков очевидна. Противопоставление социального биологическому или биологического социальному разрушает их единство, отрывает социальное в человеке от природного и наоборот. Это было давно замечено, и в настоящее время проявляются лишь отдельные элементы такой вульгаризации, причем чаще всего можно встретить социологизаторское объяснение преступного поведения, чем биологизаторское.

Объяснение преступлений социальными и биологическими явлениями одновременно эклектично по своей сути. Механическое сближение социального и биологического ничего не изменяет по существу. Именно поэтому классическая теория факторов, которые рассматривались как равнопорядковые, не нашла поддержки у криминологов, в том числе и отечественных. Дело в том, что проблема не «посредине» социального и биологического, а на новом и более высоком уровне их диалектического единства — в сознательной человеческой деятельности, где в рамках социального детерминизма нет места ни социальной, ни природной предопределенности (фатальности) к совершению преступлений. Сознание человека появляется лишь в процессе его общения с другими людьми, в процессе социальной деятельности. Природные предпосылки служат лишь материальной основой, на которой возникает и формируется сознание, но вне общества эти предпосылки не реализуются. Истории известно множество случаев, когда биологически полноценных детей, выросших среди животных, невозможно было обучить даже элементарным человеческим навыкам.

В широком плане соотношение социального и биологического в криминологии следует рассматривать в трех аспектах: 1) природе и причинах преступности, 2) личности преступника и 3) преступном поведении. При определяющей роли социального диалектика социального и биологического в каждом из них специфична.

• 1. Вопросы природы и причин преступности как массового социального явления рассматриваются во многих учебниках и других криминологических работах достаточно подробно. Подход один: преступность — явление социальное, исторически преходящее и уголовно-правовое. Его причины — в общественных отношениях различных государств. Исходя из этого можно прийти к единственному выводу: в причинах преступности как массового явления нет места биологическим предпосылкам. Преступность как явление — результат только социальных (в самом широком понимании) условий жизни и деятельности общества. Ее возникновение, изменение, различия и минимизация (поскольку отмирание в любых условиях известной нам социальной жизни невозможно) связаны не с биологическими, а с социальными и экономическими процессами.
• 2. Диалектика социального и биологического в личности человека вообще и преступника в частности сложнее и многозначнее. Процесс формирования личности преступника представляет собой постоянное и сложное взаимодействие человека с внешней средой, реализуемое на различных уровнях причинной связи: а) наследственные задатки и внешняя среда, б) психофизические особенности индивида и внешняя среда, в) субъект и конкретная ситуация совершения преступления (это было глубоко раскрыто

В. Н. Кудрявцевым^[16])• Их соотношение меняется в филогенезе (в процессе развития человеческого рода), в онтогенезе (в процессе жизни, деятельности и воспитания отдельного человека) и в зависимости от конкретной ситуации совершения преступления.

В историческом (филогенетическом) плане общая закономерность соотношения социального и биологического такова: чем цивилизованнее общество, тем более значимыми для человека становятся социальные, духовные, этические и эстетические ценности. Однако эта закономерность не всегда реализуется, ибо в любом цивилизованном обществе существует широкий спектр социальных влияний: позитивных и негативных, социально справедливых и несправедливых, желательных и неугодных, антикриминогенных и криминогенных и т. д. Ломброзианцы, спекулируя на этой закономерности, считали, что преступник — врожденный атавистический тип, унаследовавший от дикарей прошлого их животные инстинкты.

В онтогенезе соотношение социального и биологического зависит от возраста, пола, образования, социального статуса, материального обеспечения, окружения и других особенностей индивида и его включенности в реалии жизни. На каждом возрастном этапе социальное содержание личности далеко не одинаково. Недостаточная социализация личности несовершеннолетних и молодежи, доминирование социальных интересов в зрелом возрасте и ограничение социальных возможностей в старости серьезно сказываются на уровне преступной активности представителей различных возрастов и ее содержании. Соотношение социального и биологического связано и с половыми различиями, которые опосредованно — через социальные роли (женщины, мужчины) также отражаются на женской и мужской преступной активности и ее содержании. Аналогично, хотя и в несколько иных формах, реализуется соотношение социального и биологического в связи с уровнем образования субъекта, его социальным статусом, материальным обеспечением, окружением и т. д.

Определенную роль в формировании личности преступника играют психофизиологические особенности: тип нервной системы, темперамент, физическое развитие, особенности физической конституции, состояние здоровья (наследственные и приобретенные болезни, физические недостатки, уродство) и другие врожденные и приобретенные особенности индивида^[17]. Эти признаки представляют собой специфическую подструктуру личности преступника, проникающую в другие, социальные, подструктуры. Поэтому социальное проявление некоторых психофизиологических свойств (пола, возраста, ума, эмоций, воли) частично рассматривалось в социально-демографической и социально-психологической характеристиках. Психофизиологические особенности человека не являются причиной преступного поведения, как это представляют (представляли) некоторые биокриминологи. Однако исключение их влияния на социальные свойства личности и мотивацию преступлений было бы ошибочным.

Тип нервной системы, например, представляет собой комплекс врожденных, природных свойств (силы, уравновешенности, подвижности). Традиционно считается, что соотношение этих свойств образует четыре типа нервной системы: 1) сильный уравновешенный быстрый; 2) сильный уравновешенный медленный; 3) сильный неуравновешенный; 4) слабый. Свойства нервной системы являются физиологической основой темперамента, который, соответственно, традиционно (есть и другие классификации) делится на четыре типа: сангвинический, флегматический, холерический и меланхолический. По мнению И. П. Павлова, темперамент — самая основная характеристика нервной системы, которая накладывает отпечаток на все поведение человека^[18].

Особенностями темперамента в значительной мере обусловлены такие черты личности, как быстрое охлаждение к делу, если оно стало неинтересным (у сангвиника); невыдержанность вспыльчивость, аффективность (у холерика); медленное включение в новую работу, медленное переключение с одной работы на другую, медленное приспособление к новой обстановке (у флегматика); быстрая утомляемость, подавленность, растерянность при неудаче, легкая ранимость (у меланхолика). Эти черты имеют социальное проявление при совершении определенных видов преступлений. Автор долгое время изучал преступность в Вооруженных Силах и выяснил, что от 45 до 72% некоторых преступлений против порядка подчиненности совершаются лицами холерического темперамента^[19].

Среди психофизиологических аномалий особого внимания заслуживают пограничные состояния (олигофрения и психопатия). Будучи вменяемыми, олигофрены и психопаты имеют интеллектуальную, эмоциональную и волевую неполноценность, которая коррелирует с определенными типами преступного поведения. На преступном поведении могут отражаться и другие психофизиологические особенности и аномалии.

3. Социальное и биологическое в личности преступника приобретают криминологическую значимость не сами по себе, а лишь в преступных действиях индивида и соответствующих ситуациях. Преступное поведение концентрирует в себе все влияния. Поэтому диалектика социального и биологического в преступном поведении является более сложной и динамичной. Их соотношение меняется в зависимости от вида преступного поведения, ситуации совершения преступления, психического состояния субъекта и других обстоятельств.

Криминологическими исследованиями установлено, что в причинной обусловленности преступлений насильственно-эгоистической мотивации (убийств, хулиганств, изнасилований и других насильственных деяний), легкомысленно-безответственной мотивации (большинства неосторожных деяний, особенно автотранспортных и т. д.), а также при совершении преступлений в конфликтной, сложной экстремальной ситуации, в состоянии аффекта, психологической напряженности, опьянения биологические тенденции более значимы, чем при совершении других видов деяний, в нейтральных для субъекта ситуациях и в спокойном психологическом состоянии.

Динамика соотношения социального и биологического еще глубже прослеживается при анализе формирования различных элементов мотивации преступного поведения: исходных потребностей, мотивов, целей, выбора средств достижения целей, прогнозирования возможных последствий, принятия решения на совершение преступления, контроля и коррекции поведения в процессе совершения преступления. Эти элементы мотивации будут подробно исследованы в главе о мотивации преступного поведения.

Известно, например, что многие преступления совершаются по мотивам биологического, психофизиологического, эмоционального характера. Это служит «фактической базой» для биокриминологов, объясняющих преступления инстинктоидными и другими биологическими потенциями человека. Однако биологические влечения не могут сами по себе обеспечивать целенаправленное поведение. «Голод способен поднять животное на ноги, способен придать поискам более или менее страстный характер, но в нем нет никаких элементов, чтобы направить движение в ту или иную сторону…»^[20], для этого нужен опыт, приобретенный в процессе предшествующей жизнедеятельности. Поэтому прямое связывание биологических влечений с преступным поведением означает полное игнорирование содержательно-смысловой стороны мотивации (выбор цели, средств достижения целей, прогнозирование возможных последствий, принятие решения на совершение преступления). Любое влечение вменяемого человека на уровне сознания соотносится с действительностью, с реальными возможностями его удовлетворения, со знаниями, представлениями, убеждениями и взглядами человека, что и является решающим моментом в утверждении исходного побуждения. Отрицать это — значит отрицать сознание человека, его социальный опыт, личность в целом как совокупность общественных отношений.

Анализ преступного поведения показывает, что врожденные особенности индивида и его биологические влечения, побуждая к активности, не определяют социального содержания мотивации. Биологические предпосылки влияют лишь на его динамическую сторону, в связи с чем они могут только ускорить или замедлить реализацию социальных причин. На основе экспериментальных данных установлено, что «только психодинамические особенности индивидуального поведения человека будут зависеть от биологической организации человека»^[21]. Содержательная же сторона человеческого, в том числе и преступного, поведения определяется социальной средой.

Таким образом, биологические и психофизиологические особенности правонарушителя служат внутренними условиями, которые могут способствовать правильному нравственному формированию личности или затруднить его, ускорять или замедлять реализацию социальных причин преступного поведения. Это не врожденная предрасположенность к преступлениям одних лиц по сравнению с другими, не разные степени психофизиологического совершенства человека, не «хорошие» или «плохие» врожденные особенности людей с точки зрения морально-правовых взглядов, а главным образом различные способы уравновешивания организма со средой.

Если те или иные биологические, генетические предпосылки становятся основной причиной антиобщественного поведения лица, то оно должно признаваться невменяемым, и здесь нет предмета для криминологической науки. Эта проблема может быть биологической, генетической, психиатрической или медицинской.

• [1] Дубинин Η. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность: о природе антиобщественных поступков и путях их предупреждения. 2-е изд., перераб, и доп. М., 1989. С. 168−178.
• [2] Абеяьцев С. Н. Личность преступника и проблемы криминального насилия. М., 2000.
• [3] Богданов В. Сидеть в тюрьме придется дважды. Рецидивистов в Европе ждут особые резервации // Российская газета. 2008. 16 янв.
• [4] Там же.
• [5] Ной И. С, Шабалин В. А., Демидов Ю. А. О расширении научной основы изучения личности преступника / Тезисы докладов и сообщений на межвузовской конференции по теоретическим и методологическим проблемам правовой науки. Кишинев, 1965. С. 21А-216; Емельянов В. П. Преступность лиц с психическими аномалиями. Саратов, 1980.
• [6] Ной И. С. Методологические проблемы советской криминологии. Саратов, 1975.
• [7] Познышев С. В. Криминальная психология. Преступные типы. Л., 1926. С. 21.
• [8] Краснушкин Е. К. Кабинет по изучению личности преступника и преступности // Изучение личности преступника в СССР и за границей: сборник. М., 1925. С. 33−34.
• [9] Краснушкин Е. К. Что такое преступник? // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 5. М., 1967. С. 31−32.
• [10] Герцензон А. А. Предмет, метод и система советской криминологии. М., 1962.
• [11] Карпец И. И. Проблема преступности. М., 1969.
• [12] Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии: о структуре индивидуального преступного поведения. М., 1968.
• [13] Дубинин Η. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность: о природе антиобщественных поступков и путях их предупреждения. М., 1989.
• [14] Эфроимсон В. Родословная альтруизма // Новый мир. 1971. № 10. С. 207.
• [15] Ной И. С. Методологические проблемы советской криминологии. С. 136−184.
• [16] Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии … С. 13−69.
• [17] На бытовом уровне можно встретить такое суждение: красивая девушка редко бывает умной. Такое наблюдение не совсем беспочвенно, но это вовсе не значит, что «всевышний» наделяет каждую либо красотой, либо умом. Если эти различия и существуют в реальной жизни, то они обусловлены социальной средой. Красота — социальная ценность. Красивая девушка имеет намного больше возможностей, чем некрасивая. Ей особенно не надо работать над собой. Она и так всюду желанна. Интеллект не развивается. А некрасивая девушка, чтобы занять желаемое положение, работает над собой. И благодаря этому она успешно развивается и достигает необходимого статуса, а следовательно, и положения. Можно согласиться с В. Ключевским, который заметил: «Красивые женщины в старости бывают очень глупы только потому, что в молодости были очень красивы» .
• [18] Павлов И. П. Избранные труды. М., 1954. С. 275.
• [19] Лунеев В. В. Мотивация воинских преступлений. М., 1974. С. 32.
• [20] Сеченов И. М. Избранные произведения. T. 1. М., 1952. С. 562.
• [21] Русалов В. М. Биологические основы индивидуально-психологических различий. М., 1979. С. 22.