Трансформация предпринимательской деятельности в постиндустриальном обществе

Наряду с теориями принципиальных изменений в характере предпринимательской деятельности появляются концепции, в соответствии с которыми предприниматель постепенно исчезает как субъект производственного процесса. С этим согласиться сложно, по крайней мере по отношению к ближайшей исторической перспективе. Безусловно, функции предпринимателя со временем меняются, но это ни в коей мере не ведет к принципиальному изменению его статуса. Роль и место предпринимателя в обществе значительно расширяются, дополняются новыми функциями. Что и нашло свое отражение в новых исследованиях. Современные теории предпринимательства, в отличие от классических концепций, не ограничиваются исключительно экономической ролью предпринимательства, но рассматривают политические, социальные и другие его функции.

Предпринимательство воспринимается в современном обществе не только как экономическая деятельность, но и как явление, ответственное за социально-политическое развитие общества. Об этом в своей работе с характерным названием «Предприниматель: Его экономическая функция и общественно-политическая ответственность» пишет П. Верхан, исследуя развитие представлений о предпринимательской деятельности у представителей католической церкви¹.

Поскольку католическое социальное учение в основном исследует социальные аспекты экономики, оно противопоставляет проблему распределения проблеме роста, в которой предпринимательство играет решающую роль. Предпочтение отдается политике дирижизма в традиции концепции «государства всеобщего благосостояния», а не стимулированию экономического роста^[1][2].

П. Верхан делает заключение, что роль предпринимателя в католическом социальном учении трансформировалась. Ему следует «с полной ответственностью понимать свою роль в духе всеобщего блага, что диктуется также его гуманной ответственностью за людей, с которыми ему приходится иметь дело»^[3]. П. Верхан пишет: «Предприниматель-христианин отвергает как утрированную индивидуалистическую выгоду и основанную на ней либеральную экономическую модель без какого-либо государственного вмешательства, так и коллективное государство всеобщего благосостояния. В сферу его ответственности входит также забота о доверившихся ему людях. Правда, достижение универсальных гуманных целей предпринимательской деятельности за счет надежно функционирующей экономики недопустимо. Однако гуманность и надежность экономики в перспективе не исключают, а, наоборот, дополняют друг друга. Современный предприниматель также воспримет и признает как послание католического социального учения указание на то, что человек важнее капитала»^[4].

По сути, речь идет о теоретическом обосновании идеи социально ориентированной рыночной экономики, сочетающей идеи социальной справедливости и социальной защищенности, равенства и конкуренции, государственного контроля и свободы предпринимательства. Свободное предпринимательство, по мнению сторонников этой теории, является самым эффективным механизмом обеспечения самореализации членов общества при условии всеобщих социальных гарантий минимального стандарта уровня жизни со стороны государства.

Однозначно относиться к теории социально ориентированного рыночного хозяйства сложно. Она имеет рациональное зерно, доказывая необходимость ориентации рыночного хозяйства на решение социальных проблем. Ее слабым звеном является стремление оставить в первозданном состоянии все рыночные механизмы, отвергая, по сути, все методы нерыночного регулирования экономики. Такие рецепты пригодны в лучшем случае на каком-то промежуточном этапе перехода к новым цивилизационным отношениям, но не как концепция длительного существования современного общества.

В настоящее время обострение общественных противоречий, поставившее перед человечеством вопрос, а возможно ли их преодолеть, не меняя в целом парадигму общественного развития, приводит абсолютное большинство специалистов к выводу, что в рамках капитализма сделать это невозможно. Возникает вопрос о судьбе предпринимательства, которое является базисным отношением капитализма. Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно посмотреть, какие трансформации с ним происходят сегодня и как на эти изменения реагирует экономическая теория.

Центральным является вопрос о характере капиталистического присвоения, насколько оно обеспечивает высокий уровень эффективности общественного производства. Обострение экономических, социальных, геополитических противоречий говорит о том, что в существующем виде капиталистическое присвоение приблизилось к пределу своих возможностей. Сыграв в истории человечества выдающуюся роль, капитализм, выполнив свою миссию, должен уступить место ведущего общественного института. Но пока даже специалисты не могут определить, что конкретно придет ему на смену. Заслуженно критикуя существующую систему отношений, ученые и практики относительно будущего делают разные прогнозы.

Перемены в хозяйственной этике капитализма четко обозначились уже во времена М. Вебера и В. Зомбарта. Объясняя эти перемены, В. Зомбарт различал «буржуа старого стиля» и «высококапиталистический дух» современного ему западного общества. Первый, по его мнению, еще не относится к богатству как к самоцели. Он уважает только то богатство, которое нажито честным путем. В деловых отношениях еще действуют моральные ограничения, вытекающие из существующего понимания порядочности. «Высококапиталистический дух» характеризуется принципиальной сменой ценностных предпочтений. Здесь предпринимателем руководят «две абстракции: нажива и дело»¹. Все прочие ценности фактически оказываются отодвинутыми в сторону.

Хозяйственная этика капитализма продолжает эволюционировать и в дальнейшем. Общей доминантой происходящих в ней изменений выступает усиление ориентаций на достижение успеха, универсальным мерилом которого служат деньги. При этом выбор средств, ведущих к успеху, имеет вторичное значение. Индивид склонен отдавать предпочтение средствам, которые, по его мнению, наиболее эффективны, не принимая в расчет ограничения морального и юридического характера. Именно таким образом определяет ценностную доминанту современного американского общества известный американский социолог Р. Мертон^[5][6].

Исследователи отмечают и другие значимые тенденции в развитии современной западной хозяйственной этики. Д. Белл, например, обнаружил расхождение между ценностями производства и потребления. Ему удалось показать, что кризисные симптомы капитализма во многом связаны с тем, что «культурная и этическая интеграция гедонизма сферы потребления вступает в противоречие с требованиями дисциплины и подавления инстинктов, свойственными сфере производства»^[7].

Сегодня в капиталистическом предпринимательстве происходят изменения, которые академик Г. Б. Клейнер назвал процессом декоммерциализации. В последние годы в мировой экономике все более заметна тенденция расслоения экономического пространства как сферы реализации переплетающихся на разных уровнях процессов производства, распределения, обмена и потребления на две части: на собственно экономику и создание новой стоимости и на бизнес как процесс извлечения прибыли. Граница между ними вряд ли может быть однозначно демаркирована, однако она отчетливо ощущается самими участниками этих процессов. Подобно тому как в начале прошлого века в западных странах произошло отделение собственности от экономики, в начале нынешнего века намечается отделение бизнеса от остальной части экономики (в узком смысле слова), коммерческой деятельности — от некоммерческой. При этом сфера некоммерческой деятельности завоевывает все большую часть пространства, оттесняя бизнес на периферию «нравственной топологии» общеэкономической сферы. Идет спонтанный процесс декоммерциализации экономики.

Можно отметить ряд явлений, отражающих рост отказов от коммерческих критериев принятия решений в пользу некоммерческих. К таким явлениям относятся участившиеся случаи направления крупных состояний на благотворительные цели вместо передачи по наследству (Б. Гейтс, У. Баффет, К. Слим, Дж. Сорос и др.), волонтерство, краудсорсинг, ориентация на усиление социальной ответственности компаний, реализация масштабных некоммерческих проектов, например строительство адронного коллайдера, и т. д. По сути, некоммерческий характер имеет деятельность в сферах фундаментальной науки, искусства, спорта, коллекционирования, участие в мероприятиях общественно-политического характера. К этому направлению относятся и экологическая деятельность, защита флоры и фауны, борьба за политкорректность и целый ряд других видов деятельности, не направленных на извлечение выгоды для ее участников. По некоторым оценкам, некоммерческая деятельность в развитых странах занимает около половины активного времени индивидов.

Рост доли экономики знаний в общем объеме труда также говорит о расширении некоммерческого сегмента экономики. Наметившийся в последний год рост влияния чисто политических действий в межгосударственных отношениях, включая различного рода санкции, антисанкции, эмбарго, визовые ограничения, как правило, не обусловлен коммерческими интересами, хотя и имеет серьезные коммерческие и некоммерческие последствия. Расширяется и углубляется некоммерческая сторона деятельности множества международных организаций политического, культурно-просветительского и здравоохранительного направления, включая ООН, ЮНЕСКО, ЮНИСЕФ и т. д.

Широкое распространение в западных компаниях практики стратегического планирования также можно отнести к некоммерческим явлениям, поскольку основой стратегии компании служит ее миссия, понимаемая как предназначение, которая не может быть сформулирована в коммерческих терминах.

Таким образом, декоммерциализация как постепенный процесс расширения активности, изначально не направленной на выгоду участников, а также освобождения многих видов хозяйственной деятельности от коммерческой ориентации, представляет собой значимое явление глобальной мировой экономике и в определенный период может рассматриваться как своего рода императив.

В теоретическом плане формируется совокупность концепций, обосновывающих отказ от расширения и углубления рыночных принципов хозяйствования (коммерциализация) в пользу более полного учета принципов справедливости, нравственного долга перед обществом и каждым его членом (декоммерциализация). Квинтэссенция этих концепций может быть названа парадигмой декоммерциализации^[8].

Академик Клейнер, говоря о декоммерциализации, безусловно, опирается на реально происходящие в настоящее время в обществе процессы. Но, естественно, возникают вопросы относительно масштабов и характера происходящего. Прежде всего интерес вызывает утверждение, что «сфера некоммерческой деятельности завоевывает все большую часть пространства, оттесняя бизнес на периферию „нравственной топологии“ общеэкономической сферы». Невозможно не согласиться с первой частью утверждения, но возникают сомнения относительно оттеснения бизнеса на периферию общеэкономической деятельности.

В какой-то степени такой подход напоминает преобладавшую до недавнего времени концепцию, в соответствии с которой рыночные отношения и планомерность рассматривались как взаимоисключающие друг друга явления. В соответствии с ней усиление одного из них возможно только за счет ослабления другого. В СССР почти до самого его распада практически вообще отсутствовало рыночное начало в официальной экономике, если не считать некоторых внешних атрибутов.

Другой крайностью можно было бы назвать либеральную, как ее принято называть, модель экономики США, если бы это не было мифом. Самое на первый взгляд странное, что американцы навязывают миру то, чем сами не пользуются, но миру преподносят как нечто совершенное, как базисные основы американского общества. Более того, делают это настолько успешно, что в мире, не задумываясь, хозяйственную систему, сложившуюся в США, называют либеральной моделью экономики. Сошлемся на мнение американского ученого: «Эти принципы предлагают относительно новый образ Соединенных Штатов, образ, полностью основанный на представлениях, пропагандировавшийся с начала 1980;х годов правыми политиками и отдельными учеными. Такой образ убедительно, даже ярко, был сформулирован президентом Рональдом Рейганом в его фразе о «волшебстве рынка». Как дань устойчивому влиянию риторики Рейгана, такой образ Соединенных Штатов продолжает служить эталоном в политических и экономических дискуссиях в Европы, даже спустя два десятка лет.

Но у этого образа едва ли есть основания в американской реальности. Он непригоден в качестве руководства для достижения американских экономических показателей. Он не связан ни с историческими, ни с современными фактами американской жизни. Короче говоря, это фантазия"^[9].

Сегодня глубоко ошибочным признан тезис об антагонизме рынка и государства в экономике по принципу «чем больше государства, тем меньше рынка и наоборот». В настоящее время расширяются функции и сферы деятельности одновременно государства и рынка. Эти процессы окончательно ставят крест на идеях исчезновения рыночных отношений и вместе с ними предпринимательства.

Сегодня государство и предпринимательство не рассматриваются как антагонисты. Возникает принципиально новая система экономического взаимодействия государства и бизнеса, в котором отношения равенства при совместном решении проблем являются не декларацией и идеологической уловкой, а обязательным условием эффективного достижения поставленных целей.

Практика доказывает, что эффективность партнерских отношений выше, когда сотрудничество осуществляется на равноправной основе, поскольку в такой ситуации достигается максимальная мотивация всех участников кооперационных отношений, а не только господствующих, когда отношения построены на неравенстве. На отношениях равноправия основаны сетевые структуры, в которых все участники в равной степени заинтересованы в достижении максимального конечного результата, а не ориентированы на узкие проблемы своего локального уровня.

Американские ученые очень четко определяют сущностную характеристику сетевой организации производства: «Сети сообществ одновременно используют принципы централизации и децентрализации, самоуправления и личной ответственности. От иерархии их будет отличать то, что они обладают существенно большими возможностями сочетать гибкость, гуманность, творческий подход, партнерское отношение к потребителям с планированием, производительностью, координированием, социальными ценностями»¹.

В современных условиях для участников сетей немаловажным фактором, подталкивающим к партнерским отношениям, является более равномерное распределение риска на всех участников. Особенно важно это для субъектов постоянного инновационного процесса. Как раз в этих областях наблюдается наиболее интенсивные процессы формирования сетевых структур. А главное, в результате такого сотрудничества повышается эффективность общественного производства в целом.

Взаимовыгодное сотрудничество на равных — основа функционирования симбиоза различных предпринимательских структур. Конечно, не все выглядит на практике так идеально, но очевидно, что речь идет именно о взаимовыгодном партнерстве, в рамках которого возникает синергетический эффект, плодами которого пользуются все входящие в кооперационные отношения экономические субъекты.

Итак, можно утверждать, что отношения партнерства стали устойчивым направлением в развитии современных производительных сил и экономических отношений на всех уровнях между всеми экономическими субъектами, если они складываются на основе равенства интересов и обеспечивают синергетический эффект.

По мнению академика С. Ю. Глазьева, именно союз государства и бизнеса является условием успешного развития страны^[10][11]. Как показывает мировой опыт, тесное сотрудничество государства и бизнеса — наиболее распространенное направление прогрессивного развития экономических отношений.

Модели сотрудничества государства и бизнеса по форме разные. Это, например, Japan Incorporated, обеспечившая японское «экономическое чудо»; аналогичная модель, способствующая значительному подъему корейской экономики; модель социально ориентированной рыночной экономики в Германии. Франция в свое время использовала модель стратегического планирования. Первопроходцем в области успешного сотрудничества государства и бизнеса при решении стратегических задач была Великобритания, в которой королевские частногосударственные торговые компании обеспечили освоение ее гигантских заморских колоний. Естественно, возникает вопрос: почему у нас не работает то, что апробировано во всем мире и доказало свою эффективность?

По мнению С. Ю. Глазьева, виной тому компрадорская модель капитализма, когда значительная часть национальной буржуазии и чиновничества использует получаемые в стране доходы для обустройства и накопления капитала за рубежом. Попытки государства изменить ее посредством дополнительной мотивации бизнеса пока безуспешны. В таком случае нужен общественный договор между государством и бизнесом, в рамках которого можно было бы создать прозрачное частногосударственное партнерство, основанное на взаимной ответственности в интересах экономического развития страны. Предпринимается попытка решить важнейшую проблему, опираясь на основу не столько экономическую и административную, сколько нравственную, призвав отечественный бизнес «обидеться за державу».

• [1] Верхан П. X. Предприниматель: его экономическая функция и общественно-политическая ответственность. Минск, 1992.
• [2] Там же. С. 31.
• [3] Там же.
• [4] Там же. С. 33.
• [5] Зомбарт В. Буржуа. Евреи и хозяйственная жизнь. М.: Айрис-пресс, 2004. С. 131.
• [6] Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социологические исследования. 1992. № 2. С. 120—123.
• [7] Цит. по: Козловски П. Этика капитализма; Эволюция и общество. СПб.: Экономическая школа, 1996. С. 15.
• [8] Клейнер Г. Б. Парадигма декоммерциализации: глобальные императивы и национальные интересы // Современные глобальные вызовы и национальные интересы: XVМеждународные Лихачевские научные чтения, 1А—15 мая 2015 г. СПб.: СПбГУП, 2015.С. 103—107.
• [9] Гэлбрейт Дж. К. Какова американская модель на самом деле? Мягкие бюджетыи кейнсианская революция // Логос. 2003. № 2. С. 14—15.
• [10] Клок К., Голдсмит Дж. Конец менеджмента. СПб.: Питер, 2004. С. 190—191.
• [11] Глазьев С. Жребий брошен // Эксперт. 2013. № 17—18 (849).