Французская журналистика рубежа XIX—XX веков

Тьер, вставший во главе правительства, был сторонником «консервативной республики», «республики без республиканцев», то есть такой формы общественного устройства, которая лишь по видимости напоминала бы республиканское правление, а на самом деле была бы осуществлением его личной власти. Он прекрасно понимал, что попытка вернуться к монархии вызовет в стране бурю. Как председатель правительства он использовал свое влияние, чтобы не допустить восстановления монархии. Фракция монархистов в парламенте была довольно многочисленной. 22 февраля 1872 г. министр внутренних дел Лефран не без ведома Тьера вносит на рассмотрение парламента проект закона, ограничивающего деятельность монархистов и их печатных изданий. Проект был встречен монархистским большинством Национального собрания в штыки: монархисты пригрозили Тьеру отправить его правительство в отставку. Тьер отступил. Проект закона был отложен. Наступило затишье, однако оно было недолгим.

24 мая 1873 г. монархистское большинство Национального собрания потребовало от Тьера включить в правительство монархистов. Разразился правительственный кризис. Тьер подал в отставку, которая была принята. Президентом республики был избран маршал Мак-Магон (1808—1893).

Мак-Магон заигрывал с монархистами, и возникла серьезная опасность восстановления монархии. При Мак-Магоне начались гонения на республиканскую прессу. Специальный закон запрещал французской прессе критиковать президента, увеличилось количество судебных процессов по делам прессы, многие республиканские издания были закрыты. Зато консервативные и монархические журналисты сплачивают свои ряды и объединяются в «Парижский союз прессы».

Лагерь монархистов не был един в своем видении будущего Франции и в выборе кандидатуры монарха. Легитимисты мечтали провозгласить королем Франции под именем Генриха V графа де Шамбора, орлеанисты хотели возвести на престол внука Луи-Филиппа графа Парижского, бонапартисты выступали за возвращение к власти Наполеона III. В парижской прессе 1870-х гг. разгорается острая полемика между монархистскими и республиканскими газетами. Довольно скоро становится ясно, что быстро возродить во Франции монархию вряд ли удастся, и тогда монархисты избирают компромиссный вариант. 20 ноября 1873 г. монархистское большинство Национального собрания принимает закон о продлении срока полномочий президента до семи лет, рассматривая эту меру как временную, позволяющую выиграть время для подготовки новых попыток реставрации. Вопрос о септеннате (принятии закона о семилетием президентстве Мак-Магона) стал одним из пунктов ожесточенной полемики в прессе.

В период правления Мак-Магона особенно активизировались легитимисты. Официальным органом графа де Шамбора была газета «Уньон» («Союз*). Газета вела острую полемику с другими монархистскими изданиями, выступала за усиление власти папы. «Уньон* не поддержала проект о продлении срока президентства Мак-Магона до семи лет, назвав его «глупостью*. 25 января 1872 г. в газете было опубликовано письмо графа Шамбора «Я не отрекусь никогда…*, в котором представитель королевской династии заявлял, что никогда не отречется от белого знамени Бурбонов и в качестве условия своего прихода к власти выдвигал требование восстановить белое знамя с лилиями как государственный флаг Французской республики, что было совершенно невозможно в тогдашней Франции. О неосуществимости планов легитимистов косвенно свидетельствовали и тиражи «Уньон*. Газета распространялась исключительно по подписке. В 1873 г. у нее было 7000 подписчиков, а к 1880 г. осталось всего 4500.

Графа Шамбора поддерживал и самый влиятельный орган католической прессы этого периода газета «Универ» («Вселенная*). Газета имела тесные связи с папской курией и стала рупором ультрамонтанства — направления в католицизме, отстаивавшего неограниченную верховную власть римского папы, его право вмешиваться в светские дела.

После подавления Коммуны во Франции заметно усилилась католическая реакция. Правительство Тьера позволило церкви назначать священников в армию, открывать свои высшие учебные заведения, выдающие дипломы, равноценные государственным, и т. д. Некоторые представители церкви требовали восстановления светской власти папы римского. В марте 1877 г. римский папа Пий XI призвал французских католиков поддержать его претензии на светскую власть. Возможный претендент на престол внук Карла X граф де Шамбор, на которого легитимисты возлагали свои надежды, выступил в поддержку римского папы.

Однако клерикализм как опора монархизма противоречил интересам французской буржуазии, ибо подрывал основы буржуазной республики с ее либеральными и демократическими устремлениями. Некоторые видные представители французской интеллигенции выступили с критикой клерикализма и ортодоксального христианства. Огромную известность приобрел, например, труд французского писателя и историка религии Эрнеста Ренана (1823—1892) «Жизнь Иисуса» (1863), в котором он предпринял «рациональную проверку христианства*. Отрицая всякую мистику и откровение, Ренан изображал Иисуса Христа реально существовавшим проповедником. «Универ* расценила труд Ренана как извращение католицизма и образец пагубного гуманизма.

До появления в печати письма от 27 октября 1873 г. графа де Шамбора поддерживала «Фигаро». Газете удается сохранять высокие тиражи благодаря разнообразию помещаемых в ней материалов. «Фигаро* в этот период была единственной парижской газетой, имевшей широкую сеть корреспондентов, присылавших ей свои репортажи из разных уголков Франции и из-за границы.

Другая причина успеха «Фигаро* — постоянный поиск новых форм подачи материала. С 1875 г. выходит двухстраничное приложение к «Фигаро*, открывается новая популярная рубрика «Париж день за днем», в которой печатаются маленькие, живые и остроумные заметки-отклики на актуальные события дня. Большое место в газете занимают литературные материалы. В 1885 г. в «Фигаро* был опубликован «Манифест символизма» Жана Мореаса (1856—1910). В газете печатаются полемические статьи, отчеты о светских новостях и скандалах. ?Фигаро* стала первой газетой, которая в середине 1890-х гг. выходит на шести страницах, в то время как другие парижские газеты были четырехстраничными.

Тираж «Фигаро» в 1867 г. — 24 800 экземпляров, а в 1872 — 50 000 экземпляров. К 1880 г. он достигнет 80 000 экземпляров. Однако этот успех имел и оборотную сторону: серьезный читатель зачастую не воспринимал «Фигаро» как солидное, заслуживающее доверия и уважения издание. Так, например, один из депутатов сказал с трибуны Национального собрания о «Фигаро»: «Она заставляет смеяться, вот и все. Вот впечатление, которое производит на страну «Фигаро». Сохранился крайне резкий отзыв Г. Флобера о Вильмессане и его газете. В письме к принцессе Матильде от 16 апреля 1879 г. Флобер писал: «Я не разделяю ваших сожалений по поводу смерти Вильмессана. Вот уж нет! Нисколько! Люди, подобные ему, наделали много зла и были сущим наказанием божьим. Не следует относиться снисходительно к преуспевающим негодяям. Вильмессан, Жирарден, Бюлоз, Марк-Фурнье и еще двоетрое им подобных — вот люди, которые более всего способствовали общему опошлению и доводили до отчаяния художников. Что касается «Фигаро* и всех, кто в большей или меньшей степени с ней связан, то я ненавижу ее всем сердцем *^[1].

После смерти Вильмессана в 1879 г. газета в последующее десятилетие будет дрейфовать в сторону республиканизма _у не отказываясь вместе с тем от своих консервативных политических симпатий. После того как во главе «Фигаро* в 1880 г. встал Франсис Маньяр (1837—1894) тональность газеты стала более серьезной, улучшилось качество информации и литературных материалов: для «Фигаро* стали писать А. Франс, Э. Золя, М. Баррес, М. Пруст и другие известные писатели и ученые.

Главными орлеанистскими изданиями были три парижские газеты — «Солей» («Солнце»), «Журналь де Пари» («Парижская газета*) и «Монитёр». Самой последовательной в проведении орлеанистской линии была «Солей*, основанная талантливым журналистом Эдуардом Эрве в 1873 г. и выступавшая с непримиримой критикой политики Тьера, отвергавшая возможность компромисса и потому не приемлющая идею о семилетием президентстве Мак-Магона. Эрве довел тираж «Солей* до 35 000 экземпляров.

?Журналь де Пари", перешедшая из лагеря либеральной оппозиции режиму Второй империи в консервативный лагерь и ставшая с 1870 г. официальным органом графа Парижского, хотя и отстаивала необходимость возвращения к монархии, делала это весьма осторожно, стараясь не слишком задеть правительство Тьера. Газета потеряла значительную часть своих читателей и выходила небольшим тиражом в 3000 экземпляров. «Монитёр* был смелее «Журналь де Пари» в отношении критики правительства, но поддержал предложение о продлении срока президентских полномочий Мак-Магона.

Бонапартисты связывали с Наполеоном III надежды на возвращение Франции Эльзаса и Лотарингии, утраченных в результате франко-прусской войны. Наиболее популярными бонапартистскими периодическими изданиями были газеты «Пей* («Страна»), «Ордр» («Порядок») и «Голуа» («Галл»). К ним примыкала совершенно растерявшая свою прежнюю аудиторию, некогда либеральная «Конститюсьонель», остававшаяся, однако, по тонкости анализа и богатству информации одной из самых интересных газет Третьей республики.

Особой популярностью в армейской среде пользовалась «Пей». Успехом газета в значительной степени была обязана личности и таланту Поля де Кассаньяка (1843—1880), наделенного страстным темпераментом полемиста и литературным талантом. В очерке «Журналисты» (1872) Кассаньяк вступил в спор с Ж. Жаненом, которого он упрекал в том, что тот не знает «кухни» современной журналистики, но лишь ее «салоны». Кассаньяк не согласен с жаненовской апологией журналистики, с его тезисом, что именно журналистика стала во Франции кузницей крупных государственных деятелей и великих писателей. Оспаривая утверждение Жанена, что Гизо и Шатобриан были и остаются известнейшими журналистами, Кассаньяк писал, обращаясь к Жанену: «К счастью для Франции и для Вас, Вы заблуждаетесь. Вы бы никогда не назвали их в числе самых ярких журналистов, если бы они были всего лишь журналистами, ибо Вы бы о них просто ничего не знали»^[2]. Кассаньяку представляется ошибочной мысль Жанена, что газеты создали карьеру Тьера. Кассаньяк утверждает, что не газеты создают репутации тем или иным людям, но, напротив, талантливые личности, пишущие для газет, создают репутации последних. Кассаньяк убежден, что подлинными властителями дум современников являются не журналисты, а поэты, ученые, философы.

В конце жизни Кассаньяк вспоминал о двадцати восьми дуэлях и тридцати судебных процессах, которые ему довелось пережить. Ярый антиреспубликанец, Кассаньяк обрушивался на своих идейных противников с ненавистью и сарказмом. Власти дважды закрывали «Пей», в 1874 и в 1876 гг. В мае 1877 г., чувствуя, что позиции монархистов в парламенте слабеют, МакМагон спровоцировал правительственный кризис и распустил палату депутатов. Кассаньяк поддержал действия Мак-Магона.

Новое правительство герцога Бройля пыталось запугать прессу. Министр внутренних дел хотел обеспечить режим наибольшего благоприятствования консервативной и монархической прессе, выступавшей за «ordre moral* («моральный порядок*) и ограничить влияние республиканской печати.

Особенно весомой в этой критической ситуации была позиция «Журналь де Деба», остававшейся, несмотря на падение тиражей, одной из влиятельнейших консервативных парижских газет. К концу столетия газета утратила значительную часть своих прежних читателей, ее тираж упал к 1880 г. до 7000 экземпляров, но ее влияние на умеренную, консервативную буржуазную интеллигенцию оставалось огромным. Она выступала за конституционную монархию или, на худой конец, за «республику без республиканцев*. Газета не принимала клерикализма и ультрамонтанизма. В период майского кризиса 1877 г. Тьер дважды выступал на страницах «Журналь де Деба* в защиту республики.

Материалы газеты отличались аналитизмом, а стиль известным «академизмом* и серьезностью. «Журналь де Деба* не боялась печатать длинные аналитические статьи по вопросам политики, экономики, финансов. В газете был сильный отдел литературно-художественной критики.

«Непотопляемость* «Журналь де Деба* отчасти объясняется ее тесными связями с влиятельными политическими и финансово-промышленными кругами (в частности, с Ротшильдом). Другая причина долголетия газеты — ее готовность приспосабливаться к новым условиям, к требованиям времени и изменившимся правилам политической игры в условиях всеобщего избирательного права.

В целом с 1871 по 1880 г. влияние консервативной прессы падает. Одной из причин этого стала недооценка консерваторами, в отличие от республиканцев, значимости прессы. Консервативные периодические издания гораздо больше внимания уделяли разоблачению правонарушений и злоупотреблений республиканских газет, чем ведению собственной активной пропаганды. Консерваторы не сумели во время оценить изменившуюся ситуацию в периодической печати — появление и рост массовой прессы и необходимость вырабатывать новые формы и приемы пропаганды в условиях всеобщего избирательного права.

Показательно, что консервативная «Журналь де Деба» в 1870-х гг. уступила свое лидерство во французской прессе умеренно республиканской «Тан» («Время»), которая пользовалась огромным авторитетом и доверием в политических и деловых кругах Третьей республики. Основанная в 1829 г. Жаком Постом, «Тан» в период Июльской монархии отличилась особенно активными выступлениями против правительства Полиньяка. На протяжении всего XIX столетия газета сохраняла свой оппозиционный характер, последовательно защищала свободу и республику. В газете сотрудничали известный историк А. Гизо, Т. Готье, Ш.-О. Сент-Бёв.

Новый импульс газете придал Огюст Неффцер (1820—1876), возглавивший издание в 1861 г. Неффцер нашел своего постоянного читателя, на которого «Тан» оказывала при относительно небольших тиражах значительное влияние. В период Второй империи газета была в оппозиции к Наполеону III. Эдмон де Гонкур в дневнике рассказывает о своей беседе в 1869 г. с принцессой Матильдой, племянницей Наполеона I, которая заявила ему, что не хочет более видеть в своем салоне Сент-Бёва после того, как он согласился сотрудничать в оппозиционной «Тан». «Будь он еще в «Либерте» с Жирарденом, его можно было бы понять, это его круг… Но в «Тан».. С нашими личными врагами! Где нас оскорбляют каждый день! «, — приводит Гонкур возмущенные слова принцессы^[3].

Многие сотрудники «Тан» впоследствии заняли видные посты в администрации Третьей республики, стали депутатами. В 1870 г. Неффцер ушел с поста директора и главного редактора газеты. Его сменил Адриен Эбрар (1833—1914), при котором, оставаясь органом умеренных республиканцев, «Тан» вместе с тем предоставляла свои газетные полосы талантливым журналистам самых разных политических и религиозных взглядов — умеренным республиканцам, радикальным социалистам, анархистам, бонапартистам, католикам и протестантам. «Тан» стала своеобразным «калейдоскопом* мнений и оценок.

Росту авторитета издания способствовала не только его толерантность, но и хорошая информированность. Газета тщательно проверяла полученную информацию, неизменно публиковала опровержения и исправления в случае ошибок и неточностей.

Многие солидные парижские газеты перепечатывали информацию из «Тан».

?Тан" была последовательной защитницей колониальной политики Франции, публиковала репортажи из Африки и Индокитая. Репутация «официальной» газеты Третьей республики не мешала «Тан* выступать с критикой властей, но критические публикации газеты никогда не были оскорбительными, отличались сдержанностью тона и всегда были вежливыми и уважительными по форме. «Тан* печатала компрометирующую информацию только после скрупулезной проверки ее достоверности.

Раздел литературной критики в «Тан* был менее блестящим, чем в «Фигаро* или «Журналь де Деба*, однако ее литературными критиками были писатели, к мнениям и оценкам которых прислушивалась читающая публика. С 1887 г. постоянным литературным критиком газеты был Анатоль Франс, опубликовавший на ее страницах около 370 статей. Именно в «Тан* появился один из немногочисленных положительных откликов на роман Пруста «По направлению к Свану», автором которого был известный критик Поль Суда.

К 1880 г. «Тан* удвоила свой тираж, который составил 22 000 экземпляров. После Первой мировой войны «Тан», несмотря на усилившуюся тенденцию американизации парижской прессы, не изменила своего серьезного тона и осталась одним из авторитетнейших французских периодических изданий.

6 июля 1871 г. был восстановлен денежный залог на издания газет. 4 и 16 сентября 1871 г. специальными законами был введен налог на бумагу. Эти законы не позволили периодическим изданиям оказаться в руках рабочих и городской бедноты.

Однако позиции республиканцев были еще достаточно сильны. Умеренный республиканец Леон Гамбетта (1838—1882) основал парламентскую группу, печатным органом которой стала парижская газета «Репюблик франсез» («Французская республика*). Газета выступала за постепенное движение к республиканскому строю, придерживалась последовательной антимонархической линии. Сам Гамбетта писал для газеты мало, но он каждый вечер в редакторском кабинете обсуждал со своими сотрудниками важнейшие публикации и редакторскую политику издания.

Выступая против монархистского парламентского большинства, «Репюблик франсез* занимала критическую позицию и по отношению к Тьеру, избранному этим большинством. Газета выступила за скорейшее разбирательство дела маршала Базена, бывшего главнокомандующего французской армией, обвиняемого в предательстве во время франко-прусской войны. Правительство Тьера затягивало дело Базена. «Репюблик франсез» была одной из немногих газет, которые осмеливались на своих страницах высказывать сожаление об участи коммунаров, сосланных или томившихся в тюрьмах.

Из радикальных республиканских периодических изданий на рубеже веков выделяются газеты «Эвенман» («Событие»), «Лантерн» («Фонарь»), «Раппель» («Призыв»). Республиканской ориентации придерживалась «Пти журналь».

Некоторые авторитетные в период Июльской монархии и Второй империи газеты утрачивают свою прежнюю значимость и оппозиционность. Так, «Пресс», которая после того, как Жирарден отошел от руководства газетой, передав ее Милло в 1856 г., переходит от одного владельца к другому и постепенно теряет определенность своей политической позиции: то поддерживает консервативного республиканца Тьера, то монархиста Бройля. Ее тираж в 1880 г. составляет всего 2000 экземпляров. Оппозиционная в период Второй империи «Сьекль» осудила коммунаров и поддержала Тьера. Правда, газета сохранила свой традиционный антиклерикализм, но гораздо более умеренный. Ее тираж упал с 1870 по 1880 г. более чем в два раза, с 35 000 до 15 000 экземпляров.

Новый этап в развитии французской журналистики связан с именем Жюля Греви (1807—1891), сменившего 30 января.

• 1879 г. Мак-Магона на посту президента Франции. Во время президентства Греви произошло утверждение республиканского строя, угроза восстановления монархии была преодолена, на протяжении двух лет шла работа над пакетом законов о печати, подготовившим «золотой век» французской журналистики. Но получившие власть республиканцы не торопились проводить радикальные реформы, отдавшись борьбе честолюбий. В статье «Партия негодующих», опубликованной в «Фигаро» 4 октября
• 1880 г., Золя так характеризовал настроения низов французского общества этого периода: «Они голосовали за Республику, они воображают, что Республика существует; больше они ничего не в состоянии понять. Париж всего в девяти лье от них, но кажется, что он где-то на краю света, в какой-то стране сумасбродов. Что там творится? Чего они хотят? Еще одного министерства? Выходит, прежнее было плохим? Так почему же тогда его утвердили? Это, разумеется, будет не лучше, ведь не успело оно вступить в силу, как уже возвещают его падение? И крестьяне пожимают плечами и начинают сердиться, а назавтра уже, если их снова будут донимать этой борьбой честолюбий, смысл которой от них ускользает, они станут мечтать о короле или об императоре»^[4].

Две темы особенно занимали парижские газеты в 1880 г.: декрет о роспуске иезуитских конгрегаций и закон об амнистии коммунарам. Правая пресса выступила в защиту конгрегации. Откликаясь на правительственный декрет о конгрегации, «Пей» писала в те дни: «Это смертельная и безжалостная война, ведущаяся против совести, против свободы, против всего, что есть живого, честного, прочного в нашей стране…»^[5]. Напротив, леворадиальная «Мо д’ордр» призывала ужесточить закон и немедленно призвать всех священнослужителей на военную службу. 11 июля 1880 г. был принят закон об амнистии, позволивший вернуться из эмиграции многим бывшим коммунарам. Поль де Кассаньяк писал по этому поводу: «Убийцы и поджигатели возвращаются, священники уезжают».

На рубеже XIX—XX вв.еков прежде всего газеты и журналы становятся ареной политической и литературной борьбы, в то время как раньше эту функцию они выполняли совместно с другими институтами — салонами, Академией и т. д. Парижские светские и литературные салоны существовали еще в конце XIX — начале XX века (салон принцессы Матильды, описанный Гонкурами в «Дневнике», салоны мадам де Стросс, мадам де Кайаве, в которых был принят Пруст), но постепенно утрачивали свое влияние на общественную, интеллектуальную и культурную жизнь, все более становясь средоточием консервативных общественных сил и выразителями господствующих идей. Французская академия теперь скорее лишь санкционировала уже состоявшийся у читателей успех того или иного автора. Создавали этот успех прежде всего газеты и журналы.

«В 1880-х гг. во всем мире газеты были готовы к новой доктрине. Рынок был теперь достаточно широк, и прежние связи между газетой и небольшой социальной группой стали утрачивать свое значение. Технология производства газеты стала такой, которая обеспечивала все более быстрое и широкое ее распространение, а это, в свою очередь, требовало масштабных капиталовложений. Новая читательская аудитория была подготовлена к потреблению газетно-журнальной продукции, и она требовала совершенно иного отношения к себе со стороны издателей и журналистов. По-новому грамотный мир отныне не хотел читать длинные, не имеющие подзаголовков полосы стенографических отчетов о долгих политических речах. Изобретения этого периода — от специально обученных голубей для доставки спортивных новостей до телефона — способствовали осуществлению новой концепции журналистики*^[6].

Этому способствовал и новый либеральный свод законов о печати, принятый во Франции 29 июля 1881 г. и открывший «золотой век* французской журналистики. Закон отменял всякую цензуру, предварительные разрешения на издание периодики и какие-либо залоги, предоставлял свободу типографиям и книгоиздателям. Основание газеты отныне приобретало заявительный характер. В заявлении должно быть указано название газеты, имя и адрес владельца типографии и управляющего газеты, на которого возлагалась ответственность за нарушения закона, допущенные газетой. Уголовному преследованию подлежат только призывы к убийствам и грабежам, оскорбления Президента республики, глав иностранных государств и их дипломатических представителей, частных лиц.

«Третья республика стала «золотым временем* французской прессы. Журналисты были знаменитостями, которых и запугивали, и обхаживали; их вмешательства в кризисы и скандалы ждали с нетерпением. Их влияние на политическую сферу было неоспоримо, поскольку все более прочные нити связывали прессу и парламент*^[7].

Возросшее влияние прессы на общественное мнение проявилось в деле Дрейфуса, грандиозном политическом скандале, разразившемся в 1894 г. 29 октября 1894 г. антисемитская газета «Либр пароль» («Свободное слово*) печатает статью под заголовком «Государственная измена. Арест офицера — еврея Альфреда Дрейфуса», сообщавшую об аресте капитана Альфреда Дрейфуса, офицера французского генерального штаба, который был обвинен в передаче военных секретов Германии. По приговору военного суда Дрейфус был разжалован и сослан пожизненно в укрепленный форт на Чертовом острове около Французской Гвианы. Дрейфус не признал себя виновным. Почти все газеты (в том числе республиканские, социалистические, леворадикальные) поддержали приговор. Некоторые левые газеты, например, «Энтранзижан» Рошфора, даже выражали сожаление, что Дрейфус не был приговорен к смертной казни.

Страница одного из номеров газеты «Пти журналь», посвященного делу Дрейфуса В 1896 г. новый начальник французской контрразведки полковник Пикар представил доказательства того, что истинным виновником был другой офицер генштаба — Эстергази, имевший связи в аристократической среде и военной верхушке. В конце 1897 г. началась кампания за пересмотр дела Дрейфуса. Газеты «Матен» («Утро») и «Фигаро» публикуют документы, бросавшие тень на Эстергази. Лидер радикалов Жорж Клемансо первым потребовал в газете «Орор» («Аврора») пересмотра дела. Его поддержали влиятельные «Фигаро», «Сьекль», «Раппель». После загадочного самоубийства начальника секретного отдела генштаба полковника Анри, признавшегося начальству в том, что он подделал некий документ, послуживший уликой против Дрейфуса, «Тан* также активно выступила за пересмотр дела.

Антидрейфусары выражали свою позицию в антисемитской «Либр пароль* («Свободное слово»), в националистической «Эко де Пари* («Эхо Парижа»), в крайне правой, шовинистической «Аксьон франсез* («Французское действие*). Последовательным антидрейфусаром выступил Анри де Рошфор в «Энтранзижан* («Непримиримый *).

Дело Дрейфуса разделило Францию на два враждующих лагеря и поставило на грань гражданской войны. Спор шел не только о судьбе конкретного человека, но и о будущем демократии во Франции. Сторонники пересмотра дела — дрейфусары, значительную часть которых составляли левые интеллектуалы, считали, что личность не может быть принесена в жертву государственным интересам, что армия не должна быть выше закона, а генеральный штаб обязан признать свою ошибку. Антидрейфусары были представлены консервативными силами: монархистами разных мастей, генералитетом, банкирами, иерархами католической церкви, парижским светом. Они полагали, что государственные интересы, честь армии в лице ее генерального штаба выше прав и свобод отдельной личности, поэтому, даже если Дрейфус не виновен, это ничего не меняет и пересмотр его дела нецелесообразен.

Арман Лану так оценивал роль французской прессы в деле Дрейфуса: «Один фактор делает зло непоправимым. Это поведение прессы. Именно она вскоре раздует дело, соберет самые ошеломляющие по своей лживости сведения, призовет к убийству, беспрекословно последует на поводу у различных канцелярий, генерального штаба, полиции, бунтарей и банкиров. Да и как могла она поступит иначе — у нее не было возможности проверять полученные сведения. Чтобы проверить информацию, нужно время, а если время упущено, информация не нужна. Подобная фатальность отчасти объясняет этот уникальный кризис. Пресса обрушила на Францию целый поток фальшивок, заведомой клеветы, шантажа, выплеснула бурный поток пенистой желчи, который, если на него глядеть со стороны, был великолепен в своей разнузданной ярости. И именно благодаря находчивости, таланту и воображению журналистов пресса придает всему характер абсурдного и чудовищного романа о шпионаже. Стараниями прессы Франция в течение десятка лет мечется в лихорадочном бреду»^[8].

Однако именно стараниями прессы удалось добиться пересмотра дела. Особую роль в этом сыграл Эмиль Золя (1840—1902). 13 января 1898 г. в парижской газете «Орор» («Аврора») он напечатал свое знаменитое письмо Президенту республики «Я обвиняю» (см. Хрестоматия: Золя Э.). В письме известный писатель встал на защиту несправедливо осужденного. Он подробно изложил обстоятельства дела Дрейфуса, разоблачил неприглядную роль, которую сыграл в нем генеральный штаб. Золя увидел в деле Дрейфуса проявление тревожных ксенофобских, антисемитских и антидемократических тенденций в общественной жизни Франции. Писатель заканчивает свое письмо словами: «Что же касается людей, против которых направлены мои обвинения, я не знаком с ними, никогда их не видел и не питаю лично к ним никакого недоброго чувства, либо ненависти. Для меня они всего лишь обобщенные понятия, воплощения общественного зла. И шаг, который я предпринял, поместив в газете это письмо, есть просто крайняя мера, долженствующая ускорить торжество истины и правосудия*^[9]. Письмо Золя внесло замешательство в лагерь антидрейфусаров.

Первая страница газеты «Орор* с опубликованным письмом Э. Золя? Я обвиняю*.

7 февраля 1898 г. начался судебный процесс по делу Золя, обвиненного в клевете на генеральный штаб. Огромная толпа собралась на площади перед Дворцом правосудия. В эти дни руководство агентства «Гавас* телеграфировало своим корреспондентам: «Сократите свои материалы. Ничто в мире не интересует больше французов, кроме дела Дрейфуса—Эстергази— Золя. Бесполезно и невозможно сообщать им о чем-либо другом*^[10]. Золя был приговорен к году тюрьмы и штрафу в 3000 франков. Но пересмотр дела Дрейфуса начался, и 19 сентября 1899 г. был подписан указ президента о его помиловании. Дрейфус был освобожден. В письме к супруге Дрейфуса Золя напишет: «Я подчинялся одному лишь велению сердца, я спешил на помощь человеку, попавшему в беду, будь то еврей, католик или мусульманин. Я думал тогда, что дело просто в судебной ошибке, я не ведал еще огромных размеров преступления злодеев, заковавших этого человека в железо С самого начала кампании я служил лишь одному делу — делу человеколюбия*^[11]. Дело Дрейфуса стало важным этапом становления гражданского общества во Франции, продемонстрировало важную роль прессы в отстаивании демократических ценностей.

Французские периодические издания вне зависимости от их политической направленности имели одну общую черту: в их структуре большое место занимали литературные статьи и материалы. Как правило, за передовицей и разделом внутриполитических новостей следовали статьи о литературе, а затем уже международная информация, аналитические статьи по внутренней политике, сообщения о новых театральных постановках и художественных выставках, рецензии, уголовная хроника, разделы «Спорт», «Мода* и завершали номер сообщения о происшествиях и скандалах.

Французская журналистика литературна, теснее, чем какаялибо другая, связана с большой литературой и потому в лучших своих образцах всегда была очень внимательна к форме. Французская публика ценила не только свежесть мысли, но и форму ее подачи.

Этот литературный характер французской журналистики особенно заметен в трех крупнейших парижских журналах рубежа XIX—XX вв. — «Ревю де де монд» («Обозрение двух миров»), «Ревю де Пари» («Парижское обозрение») и «Меркюр де Франс» («Вестник Франции»), — каждый из которых был органом какого-либо направления общественно-политической и литературной мысли, а вместе взятые они оказали огромное влияние на интеллектуальную и политическую элиту Третьей республики.

По словам Барбе д’Оревилли, «Ревю де де монд» — «единственный журнал, с которым считается общественное мнение во Франции*^[12]. Основанный на волне романтического движения в 1831 г. Ф. Бюлозом и уже тогда ставший средоточием талантливой литературной молодежи, нуждавшейся в солидном журнале, «настоящей ежемесячной или еженедельной энциклопедии человеческого разума*^[13], «Ревю де де монд» на рубеже веков лишь упрочил свой статус во французской журналистике. Известный английский поэт и критик Мэтью Арнольд назвал «Ревю де де монд* «рупором свободной игры интеллекта, ставящего себе целью понять и распространять лучшее из того, что известно и осмысленно в мире»^[14].

Сначала «Ревю де де монд», сохраняя консервативную политическую направленность, поддерживал Тьера. В 1880— 1890-х гг. журнал отстаивал идею русско-французского альянса как противовеса Германии. В лице таких авторитетных своих сотрудников, как Анатоль Леруа-Больё, Эжен-Мельхиор де Вогюэ, «Ревю де де монд* большое внимание уделял развитию русско-французских литературных и культурных связей. Так, М. де Вогюэ прославился как автор книги «Русский роман» (1886), знакомившей французского читателя с крупнейшими русскими писателями (очерки о Пушкине, Гоголе, Тургеневе, Толстом, Достоевском).

После смерти Франсуа Бюлоза в 1877 г. журналом руководил его сын Шарль Бюлоз, а в 1893 г. журнал возглавил известный литературный критик, историк и теоретик литературы, член Французской академии Фердинанд Брюнетъер (1849— 1906). Один из современников Брюнетьера писал, что «после смерти Ренана и Тэна он был бесспорным лидером современной французской мысли». При Брюнетьере журнал стал оплотом литературного и политического консерватизма. Брюнетьер выступил против позитивистского культа научного знания, заявив в статье «После визита в Ватикан» (1895), что связывать прогресс с наукой — значит обманывать массы. Особенно ложным представлялся ему сциентизм в моральном аспекте.

Во время дела Дрейфуса Брюнетьер опубликовал в своем журнале статью «После процесса» (1898), в которой он, с одной стороны, осуждал антисемитизм, а с другой — защищал армию как оплот общественной стабильности и порядка и критиковал тех французских интеллектуалов, которые, как он полагал, вооружившись отдельными фактами в деле Дрейфуса, претендуют на установление истины.

В 1898 г. Брюнетьер обратился в католичество и стал рьяным защитником ортодоксального католицизма, в котором он видел противовес нарастающим в обществе и в культуре индивидуалистическим и анархическим тенденциям. Будучи страстным полемистом, Брюнетьер превратил «Ревю де де монд* в трибуну борьбы за общественное и национальное единство. Журнал объявляет себя «оплотом традиции и хорошего общества против надвигающейся политической, интеллектуальной и моральной анархии*.

На рубеже XIX—XX вв.еков в журнале сотрудничали и печатали свои произведения крупнейшие французские писатели: А. Франс, Г. де Мопассан, П. Лоти, П. Бурже, М. Баррес, А. де Ренье. Литературные симпатии журала были отданы скорее парнассцам, нежели символистам.

Конкуренция дешевой ежедневной прессы и новых авангардистских журналов не позволяла «Ревю де де монд* существенно увеличить в конце XIX — начале XX века число своих подписчиков. Журнал сохранял относительно небольшой, но постоянный и, что особенно существенно, весьма влиятельный контингент читателей, представляющих политическую, академическую и военную элиту Франции. В 1874 г. «Ревю де де монд* насчитывал 18 000 подписчиков, в 1885 г. — 26 000, в 1914 г. — 40 000. В 1939 г. журнал распростанялся в 39 странах мира огромными тиражами.

Э. Грассе. Обложка журнала «Плюм». 1894.

Журнал «Ревю де Пари» был задуман его основателем парижским издателем Полем. Леви в 1894 г. как конкурент «Ревю де де монд* в качестве одного из влиятельнейших литературнохудожественных и общественно-политических французских журналов. Если «Ревю де де монд* был сориентирован на правую элиту, то вокруг «Ревю де Пари* группировалась левая, либеральная, республиканская французская интеллигенция. Во время дела Дрейфуса журнал выступил с дрейфусарских позиций. Поддерживая модернистские и авангардистские тенденции в литературе, напечатав многих символистов, М. Пруста, А. Жида, П. Клоделя,.

• ? Ревю де Пари * предоставлял свои полосы и писателям-классикам: здесь увидели свет романы М. Барреса «Беспочвенные*, А. Франса
• ? Красная лилия*, произведения Э. Ренана, Р. Роллана, П. Лоти и др. Журнал просуществовал до 1970 г., но пик его популярности и влиятельности приходится на начало XX столетия.

Середина 1880-х гг. — начало эпохи символизма во Франции: журналы и газеты, в том числе и политические издания, печатают литературные манифесты символистов, отчеты об их художественных выставках. Буржуазия открыла для себя мир художественных ценностей, мир искусства, она желала знать о новых тенденциях в искусстве. Во Франции наступила эпоха многочисленных, но недолговечных «маленьких ревю», небольших, но зато довольно независимых от официальной линии в искусстве и в политике журналов. Их издателями были, как правило, совсем молодые люди, недавние выпускники лицеев, часто сами писавшие стихи и симпатизировавшие символизму. В период 1880—1900 гг. во Франции издавалось около 200 таких ежемесячных периодических изданий. Они имели элитарный характер: новые, авангардистские явления в искусстве получали поддержку прежде всего этих журналов. Своим общим врагом они объявили парнасскую школу, натурализм и позитивизм. К подобным изданиям относились такие журналы, как «Декадент», «Символист», «Ревю модернист» («Модернистское обозрение»), «Ревю вагнерьен» («Вагнеровское обозрение»), «Гидропат», «Шат нуар» («Черная кошка»), «Ревю бланш» («Белое обозрение»), «Плюм» («Перо») и т. д.

Самым авторитетным и значительным символистским журналом во Франции на рубеже веков был ежемесячник «Меркюр де Франс», основанный Альфредом Валлеттом в 1889 г. До Первой мировой войны журнал был своеобразной панорамой современной авангардистской литературы и искусства и одним из ведущих французских литературно-художественных изданий. Будучи органом символистов, журнал был открыт и для представителей других литературных и художественных течений, для всего нового, яркого и талантливого в современном искусстве. В журнале печатались Поль Клодель, Андре Жид, Франсуа Мориак, Поль Валери, Анри де Ренье, Огюст Вилье де ЛилльАдан, Альфред Жарри, Реми де Гурмон, Жюль Ренар. В журнале печатались произведения зарубежных авторов (Новалис, Т. Гарди, Р. Киплинг, Ф. Ницше, Г. Уэллс, М. Горький).

Крупнейшие парижские журналы «представляли ценность одновременно как орудие пропаганды в руках у какой-либо группировки и как идеальное место для полемики по литературным проблемам. Журналы были не столько посредниками между каким-либо литературным течением и его сторонниками среди читающей публики, сколько средством борьбы с литературными конкурентами»^[15].

На рубеже XIX—XX вв.еков на смену прессе мнений («1а presse d’opinions*) приходит информирующая пресса. Издатели и владельцы газет быстро поняли: чтобы завоевать огромную аудиторию, нужно не излагать мнения по важнейшим вопросам общественной жизни, а просто как можно быстрее поставлять читателям возможно более полную информацию. Политическая информация уступает в газетах первенство материалам общего и развлекательного характера: газеты печатают лотереи, проводят конкурсы, увеличивается удельный вес рекламы, что, в свою очередь, приводит к увеличению объема газет до восьми—двенадцати страниц против обычных четырех в 1870—1880-х гг. Образцом иллюстрированной сенсационной прессы являлась парижская газета «Эксельсиор», основанная в 1910 г. Газета манифестировала себя как издание «для тех, кто не умеет читать*. В «Эксельсиоре* были широко использованы фотографии в качестве иллюстративного материала. Тираж газеты достигал 100 000 экземпляров.

Технические усовершенствования в сфере печати, произведенные на рубеже веков (появление во Франции линотипа, изобретение высокой печати, улучшение качества фотографии и т. д.), приводили к улучшению ее оформления, ко все более широкому распространению прессы, росту тиражей. Однако технический прогресс имел и оборотную сторону: использование его достижений требовало огромных финансовых затрат, что вело к обострению конкурентной борьбы между магнатами прессы, к концентрации печати. В этой борьбе за кошелек читателя любые средства были хороши, и периодические издания все более превращаются в «торговые лавочки*.

Зарождение новых тревожных тенденций во французской журналистике Третьей республики увидел еще Ги де Мопассан (1850—1893). В его романе «Милый друг» (1885) изображен мир французской журналистики этого периода. Центральной в романе стала тема проституции, которая трактуется Мопассаном как всеобщая продажность политиков, финансистов, журналистов. Если журналисты Бальзака люди даровитые, но тщеславные, легкомысленные и развращенные, то в изображении Мопассана — это по большей части посредственности, невежды, карьеристы, лишенные литературного таланта. Журналистика, описанная Бальзаком, опасна своим влиянием на общественное мнение, «остроумием*, уничтожающим авторитеты и репутации. Журналистика в романе Мопассана смешна и нелепа в своей глупости, бездарности и продажности. В эпоху Реставрации блестящую журналистскую карьеру сделал бальзаковский герой, талантливый поэт Люсьен де Рюбампре. В период Третьей республики преуспевающим журналистом стал Жорж Дюруа, герой «Милого друга*, бывший унтер-офицер, дважды проваливший экзамен на степень бакалавра и не способный без посторонней помощи написать ни строчки.

Жорж Дюруа не исключение. Обман и подлог, презрительное отношение к читателям и одновременно ориентация на их невзыскательные вкусы стали правилом французской журналистики. Статьи за Форестье пишет его супруга, которая затем будет писать их за своего любовника Жоржа Дюруа. Репортер Сен-Потен не собирается выполнять задание шефа и брать интервью у китайского генерала и раджи, прибывших в Париж. Он убежден, что лучше их знает, что они должны думать и сказать, «чтобы угодить читателям «Французской жизни*. Поэтому он попросту переписывает, слегка подправив, свои старые статьи. В переполненной приемной «Французской жизни» ждут посетители, а издатель газеты и ее главный редактор играют в бильбоке. И за такую-то работу, по признанию Сен-Потена, хорошо платят. Газета Вальтера, по словам того же Сен Потена, — «мелочная лавчонка*, которая нужна директору «только как вспомогательное средство для биржевых операций и всякого рода иных мероприятий*^[16]. И позже эта характеристика найдет подтверждение: Вальтер использует газету, чтобы провернуть спекуляцию с марокканским займом. Несмотря на это, «Французская жизнь* в конце концов становится влиятельным правительственным органом, к мнению которого прислушиваются. Эта репутацию завоевана не качеством публикаций, а интригами, спекуляциями и близостью к правительственным кругам.

Между тем на протяжении XIX столетия пресса утверждает себя как важнейший институт общественной жизни во Франции, как «четвертая власть* и публичная трибуна, с которой различные социальные группы имели возможность выразить свой взгляд на прошлое и будущее страны.

• [1] Флобер Г. О литературе, искусстве, писательском труде. Письма. Статьи: В 2 т. — М.: Худож. лит-ра, 1984. — Т. 2. — С. 233—234.
• [2] Granier de Cassagnac Р. Oeuvres litt? raires. — P.: Lecou-Didier, MDOCCLU. — P. 34.
• [3] Гонкур Э. и Ж. де. Дневник. Записки о литературной жизни. Избранныестраницы: В 2 т. — М.: Худож. лит-ра, 1964. — Т. 1. — С. 609.
• [4] Золя Э. Собр. соч.: В 26 т. — М.: Худож. лит-ра, 1967. — Т. 26. —С. 17−18.
• [5] Цит. по: Manevy R. Op. cit. — Р. 82.
• [6] Smith A. The Newspaper: An international history. — London: Thames andHudson, 1979. — P. 141.
• [7] Leroy G. Bertrand-Sabiani J. La vie Ниёга1ге a la Belle Epoque. — P.: PUF, 1998. -P. 11.
• [8] Лану А. Здравствуйте, Эмиль Золя! — М.: Терра, 1997. — С. 335.
• [9] Золя Э. Указ. соч. — Т. 26. — С. 232.
• [10] Цит. по: Frederix Р. Un siecle de chasse aux nouvelles. De l’agence d’informationHavas a l’agence France-presse (1835—1957). — P.: Flammarion, 1959. —P. 210.
• [11] Золя Э. Указ. соч. — С. 235.
• [12] Barbey d’Aurevilly. J.-A. Le XIX-e siecle. Des oeuvres et des hommes. Choixde textes etabli par Jacques Petit. — P.: Mercure de France, MCMLXVI. —T. II. — P. 21.
• [13] Ibid. — P. 23.
• [14] Писатели Англии о литературе: Сборник статей. — М.: Прогресс, 1981. — С. 119.
• [15] Histoire de la literature fran^aise / Sous la dir. de D. Couty. — P.: Larousse, 2000. — P. 626.
• [16] Мопассан Ги де. Собр. соч.: В 6 т. — М.: Терра, 1999. — Т. 2. — С. 53.