Европейский социализм. 
Гитлеровский «новый порядок» в европе и его крах (1933–1945)

Евроконфедеративные идеи «империи» Риббентропа подверглись критике со стороны биополитически ориентированной «империи» Розенберга. Мировоззренческие споры между прагматиками и ортодоксами в национал-социализме продолжались вплоть до окончания войны, затрагивая как теоретический уровень, так и методологические проблемы.

Сами биополитики различали по меньшей мере три группы европеистов, три подхода к реорганизации континента, реально существующих в рейхе. Для первой группы Европа, превратившись из чисто географического понятия в понятие геополитическое, представляла собой «пространственное единство, от которого исходят определенные политически формирующие силы». В противоположность либеральному учению, отрицающему «естественные» связи народной общности с пространством и расой, геополитики утверждали, что сотрудничество между соседними народами обусловлено совместным пространством, которое рассматривается в качестве главной причины великопространственных образований.

Ко второй группе европеистов причисляли тех, чей подход к «новому порядку» определялся исключительно соображениями целесообразности, кто призывал к сотрудничеству только для защиты от пространственно чуждых сил. Это были приверженцы своего рода европейской конституции на основе европейского правового договора типа Лиги Наций. Европа представлялась им сообществом без всякой нравственной идеи, создаваемым лишь в известных политических целях.

Совершенно иначе изображала «новую Европу» третья, по словам В. Дайца, «пока еще немногочисленная группа действительных европеистов», которая видела в Европе «данную Богом динамическую целостность», «нравственную идею», «биологический факт», «сравнительно единую относительно других семей народов биологическую субстанцию», наконец, «единство, удерживаемое невидимой биологической гравитацией, как в Солнечной системе»⁶⁴. «Действительными европеистами» были, понятно, биополитики.

Геополитические и правовые концепции, питавшие риббентроповскую программу европейской конфедерации, оценивались в «империи» Розенберга как не имеющие ничего общего с подлинными интересами европейской семьи народов. Биополитики считали абсолютно бессмысленными рассуждения о том, в какой форме — товарищества ли, федеративной системы и т. и. — должно конституироваться сообщество европейских народов⁶³. По их мнению, размышления подобного рода не только наносят ущерб европейской политике рейха, но и в своем развитии способны привести к крупным методологическим ошибкам. «Всякие искусственные конструкции, которые не покоятся на нерушимых законах жизни и природы, на связи крови и почвы, всегда будут индивидуалистическими и империалистическими»⁶⁶ и как таковые неизбежно приведут к либерализму, утверждал В. Дайц.

В связи с этим биополитики обычно цитировали следующее высказывание Дайца: «Вывод о европейском сообществе народов как политико-биологической реальности… опровергается подобными абстрактными конструкциями и направляется в сторону создаваемого в политических целях объединения типа Лиги Наций или Пан-Европы. Живое биологически-нравственное единство европейской семьи народов… растворяется здесь в чисто интеллектуальной „конститутивной“ паутине абстракций, в картеле, объединении, создаваемом в политических целях, членство в котором можно приобрести либо отказаться от него по своему собственному усмотрению, исходя из личной выгоды, но которое не имеет ничего общего с метафизическими обязанностями общей крови и почвы. Именно в этом различие между товариществом, покоящимся на общности крови и почвы, и товариществом, создаваемым в политических целях»⁶⁷.

Довольно многословное высказывание Дайца, суть которого на первый взгляд трудно и уловить, было сведено его ближайшими сотрудниками к простой и лаконичной формуле. В рецензии на статью О. Мука, опубликованную в «Журнале геополитики», Ф. Кюль писал: «Европа не создается ни интеллектом, ни мечом, она рождается»⁶⁸. Тем самым фиксировалось существенное отличие национал-социалистической биополитики от геополитических и международно-правовых идеологических систем, составляющих основ)' европейских программ прагматического направления в НСДАП. Если первые (биополитики) исходили из иррационально познанных законов природы и натуралистических законов жизни, то вторые (геополитики и правоведы) — главным образом из прагматически понимаемой целесообразности.

Суровая критика шмиттовских идей давалась Ф. Кюлем в подобном разборе статьи профессора Э. Хубера «Новое международное право», помещенной в газете «Паризер цайтунг» 17 декабря 1943 г. В великом пространстве Хубер усматривал некую целостность, в которой один великий народ, являющийся ее духовным, экономическим и политическим центром, объединяет другие народы «для совместного труда и совместной обороны». Основными признаками великого пространства были для него основанная на разделении труда экономика, обеспечивающая автаркию, и возможность препятствовать вмешательству пространственно чуждых сил. Полемизируя с профессором Хубером, Кюль подчеркивал, что «справедливая организация народов может возникнуть лишь тогда, когда великое пространство формируется на базе мировоззренчески обоснованной идеи, вытекающей из закона жизни семьи народов»⁶⁹. Потому-то идею семьи народов биополитики считали единственно возможной основой «нового международного права»⁷⁰, в отличие от ограниченной случайностью либо произволом идеи договора в международном праве либеральной эпохи.

В связи с проблемой организации великого пространства Э. Хубер вслед за К. Шмиттом вводил понятие рейха, подразумевая под ним государственное формирование типа Священной Римской империи немецкой нации и рассматривая его как образец в процессе перестройки Европы. Ответом был лишь новый взрыв негодования. В рейхе Шмитта — Хубера биополитики видели всего-навсего политический феномен, по самой своей сути чуждый натуралистическим законам жизни, подлинным великим пространствам, семье народов, а такая позиция, по их твердому убеждению, грозила отходом от основополагающих принципов национал-социализма. Грубую ошибку профессоров международного права Ф. Кюль усматривал в их стремлении распространить идею рейха как чисто политического образования. «Подобная попытка, — предупреждал он, — наверняка закончится пространственным империализмом. Напротив, ведущее положение рейха в новой Европе будет покоиться… прежде всего на возникающем новом европейском мировоззрении»⁷¹, исходный момент которого опять-таки составляет идея европейской семьи народов.

Кроме того, в противоположность Хуберу Кюль полагал, что идея рейха не в состоянии объединить Европу по-настоящему, ее можно использовать только для преобразования пространства, населенного германцами. Но ведь существуют еще народы Средиземноморья и Восточной Европы. Вот почему сплотить весь континент в подлинное сообщество способна лишь идея биополитической семьи народов как всеохватывающая европейская идея⁷².

В качестве альтернативы геополитикам и правоведам биополитики сформулировали собственные методологические правила, казавшиеся им теперь более точными, чем даже методы познания, разработанные в свое время О. Шпенглером и Ф. Ницше. В годы войны Дайц критиковал Ницше за… непоследовательную переоценку всех прежних духовных ценностей, вполне объяснимую, впрочем, тем, что у Ницше «отсутствовала биополитическая идея (закон автаркии как закон, регулирующий нормальное течение всех естественных форм жизни), а тем самым понимание истинной причины распада всех жизнеспособных… организаций» в XIX в. Вот почему в разложении всего и вся Ницше обвинял христианство, совершив тем самым крупную методологическую ошибку. Вовсе не христианство, полагал Дайц, было «конечной причиной разложения, а современный английский либерализм. Он, как английская болезнь, способствовал ослаблению Европы»⁷³.

Чтобы преодолеть ошибку Ницше, Дайц предлагал выйти за пределы «диалектической переоценки всех ценностей» и заняться «повой оценкой всех ценностей, обоснованной законами жизни». «Наша формула гласит, — пояснял нацистский теоретик, — не „Христос и Антихрист“, не „человек и сверхчеловек“, а иное: „Ценно все то, что укрепляет и сплачивает соответствующие законам жизни формы, и не имеет ценности все, что ослабляет и разлагает формы, соответствующие законам жизни“»⁷⁴. Ключом к новой оценке всех ценностей являлся трактуемый в биополитическом духе закон автаркии.

Шпенглера и его единомышленников в нацистском рейхе биополитики критиковали за их «органическое» мировоззрение, в соответствии с которым всякая организация людей, народов, семей народов подобна организму, то есть состоит из несамостоятельных частей, управляемых из центра. Любой организм всегда строится по иерархическому принципу. Кроме того, организм рождается, а когда приходит время, умирает; его существование ограничено временными рамками.

Такой подход биополитиков, понятно, не устраивал. Семью народов они представляли не органическим, а биологическим образованием, динамической системой, сходной по структуре и функциям с планетной системой, в которой царит «естественная демократия». «Органические» методы познания Шпенглера преодолевались ими посредством «биологического» мышления. Дайц писал: «Не „органическое“ мировоззрение, как у Шпенглера, который мыслил иерархически и вследствие этого вынужден был предсказать гибель Запада, а биологическое мировоззрение… дает непоколебимую основанную на законах природы веру в возрождение Запада»⁷⁵.

После краткого изложения методологических приемов, применявшихся нацистскими ортодоксами и прагматиками, мы вплотную подходим к пониманию разницы в их взглядах на проблему перестройки Европы. Если идеи рейха, невмешательства пространственно чуждых сил и другие идеи правоведов и геополитиков легли в основу политической концепции европейской конфедерации, то биополитические идеи — в первую очередь идея семьи народов — оплодотворили концепцию европейского социализма. В первом случае великогерманский рейх становился руководящим государством конфедерации как сильнейшее государство Европы. Во втором случае его положение ядра системы европейского социализма вытекало из иррациональных биополитических законов. Евроконфедеративная программа «империи» Риббентропа была по своему характеру сугубо прагматической, направленной на преодоление чрезвычайных трудностей, с которыми Германия столкнулась в последние годы мировой войны. Евросоциалистическая программа «империи» Розенберга, несомненно, также учитывавшая суровые для рейха реалии войны, все же в гораздо большей степени сочеталась с натуралистическим мировоззрением национал-социализма. По своему характеру она была ортодоксальной и в этом смысле более традиционной, чем риббентроновская. Но в чем суть концепции европейского социализма? Как и кем она разрабатывалась? Как повлияла на внутриполитическую и идеологическую ситуацию в рейхе в конце войны?

Можно утверждать, что формированием программы европейского социализма занималась команда В. Дайца под наблюдением и при поддержке Розенберга⁷⁶. В команду Дайца входили сотрудники отдела по решению специальных задач во внешнеполитическом бюро НСДАП (упраздненном вместе с некоторыми другими ведомствами в январе 1943 г. в связи с поражением вермахта под Сталинградом⁷⁷), а также Общества европейского экономического планирования и великопространственной экономики и особенно Центрального исследовательского института организации национальной экономики и экономики великого пространства (его все чаще стали называть Институтом Европы).

Находившиеся в подчинении Дайца учреждения развили в последние годы войны бурную деятельность, некоторые ее результаты публиковались в издаваемых институтом «Сообщениях», в серии монографий по европейской тематике⁷⁸, книгах и статьях самого Дайца.

Уже одни названия дайцевских статей («Народный социализм и европейский социализм», «Родина и Европа», «Свобода народов в европейском единстве») и книг того времени (вспомним лишь две из них — «Жизненное пространство и справедливая организация мира. Основы антиатлантической хартии» и «Возрождение Европы с помощью европейского социализма. Европейская хартия»⁷⁹) свидетельствовали не только о настойчивых попытках обоснования евросоциалистической концепции, но и о непомерных амбициях их автора, стремившегося превратить свою систему взглядов в официально признанную внешнеполитическую программу нацистского рейха.

Под европейским социализмом в «империи» Розенберга понимали обусловленные биоиолитичсскими законами подлинного жизненного пространства социальные отношения внутри европейской семьи народов. К таким законам относились законы биологической гравитации, автаркии, образа жизни, вырождения и перерождения и, самое главное, европейский нравственный закон. Все они, сформулированные в свое время В. Дайцем, составляли теперь мировоззренческое основание концепции европейского социализма.

Умиротворить Европу, утверждал Дайц, в состоянии лишь народы, организованные в соответствии с законами жизни. Есть лишь три «естественные» организации человеческой жизни — отдельная семья, семья одного народа и семья народов одной расы. Только из них люди рождаются, и покинуть их можно только ценой жизни. Только в них формируются подлинные социальные отношения между людьми. Это биополитические реальности, в недрах которых покоятся «законы всякой истинной политики, всей тотальной творческой формы совместной человеческой жизни»⁸⁰. Именно потому они являются «первичными формами всякого истинного социализма», «фундаментом жизненнозаконного преобразования» европейской семьи народов.

Все остальные формы организации людей вторичны, второстепенны и, следовательно, несоциалистичны. «Они произошли нс из природы и, таким образом, не являются априори нравственными… а получают правовое содержание лишь задним числом»⁸¹. Они всегда возникают, но каким-то утилитарным, своекорыстным соображениям, в результате абстрактной деятельности интеллекта, а не действия жизненных закономерностей. Они представляют собой либо добровольные соглашения, либо принудительные организации, в которые можно в любой момент войти и которые можно покинуть, как только изменится соотношение сил. Кроме голой силы, их ничто не удерживает. Потому они переменчивы, преходящи и в конце концов ведут мир к хаосу.

«Социализм есть сосуществование людей в соответствии с законами жизни»⁸², — поучал В. Дайц. «Подлинный социализм, — писал он в статье '‘Жизненное пространство и его законы», — всегда возможен только в отдельной семье, народной семье и в семье народов, ибо лишь в них существует естественная целостность жизни и ее плодотворное напряжение… В силу этого существует только социализм отдельной семьи (который разумеется сам собой), социализм народной семьи (национал-социализм) и, в-третьих, социализм великого пространства (социализм семьи народов), который… был сознательно… провозглашен мною в качестве основного конституционного закона новой Европы"⁸³. Именно на законах жизни европейской семьи народов покоились основы обнародованной биополитиками антиатлантической европейской хартии.

В длинной цепочке дайцевских законов жизни, ведущих к европейскому социализму, последним звеном был европейский нравственный закон, без понимания которого останется неясной в общем-то довольно примитивная схема социальных отношений внутри европейской семьи пародов. Чем же мотивировали биополитики необходимость общеконтинентальной нравственности? Они исходили из того, что связь человека со своей семьей и собственным народом представляет собой плодотворную полярность, установленную самой природой. Как только эта связь осознается и становится основой всех желаний и поступков, начинает действовать нравственный закон, названный Дайцем «великой хартией вольности естественного социализма» как в отдельной семье, так и в семье одного народа⁸'¹.

Но народы европейского континента — не изолированные общности, существующие сами по себе. Все вместе они составляют биополитическую общность высшего типа, в которой так же, как и в отдельной или народной семье, существует плодотворное напряжение между отдельным народом и семьей народов как целым. Следовательно, и в европейской семье народов действует нравственный закон, требующий, чтобы каждый народ подчинялся общему интересу семьи народов в соответствии с лозунгом: «Общее благо выше корыстолюбия». Будет соблюдена европейская нравственность — станет явью европейский социализм. Действующий на континенте нравственный закон провозглашался биополитиками основным законом европейского социализма⁸⁵.

Европейский нравственный закон обязателен для всех членов европейской семьи народов. Во имя общего блага «новой Европы» надо поступиться многим, даже государственным суверенитетом, который должен быть приспособлен к нравственному закону. Ведь для каждого народа важен не формальный государственный суверенитет, придуманный либералами и разрушающий «естественную биологическую и нравственную связь», натуралистическую целостность европейской семьи народов, а суверенитет народный, который способен сохранить самое святое, что только есть у народной общности, — ее образ жизни. Народный суверенитет выше государственного потому, утверждали биополитики, что сберегает индивидуальность, своеобразие и неодинаковость каждого парода, а на «творческом неравенстве» людей и народов как раз и зиждется подлинный социализм. Поэтому «существует не только право, но и обязанность на народность»⁸⁶. Европейская семья народов может быть сильной лишь тогда, когда сильны составляющие ее народы, и наоборот, чем сильнее каждый народ, тем крепче вся европейская семья. Нельзя изгнать из семьи хотя бы один «народ-личность», не подвергая разрушению всю систему, целостность семьи народов⁸⁷.

Только после биополитической перестройки Европы на принципах подлинного социализма В. Дайц считал возможным воссоздание государственного суверенитета нового типа, служащего общему благу семьи народов и европейской нравственности. Идеалом национал-социализма является «не унифицированный европеец, а прочное европейское размежевание в нерушимых рамках семьи народов. И только отсюда затем вновь разовьются новые государственные суверенитеты… как выражение суверенитетов народных. Они не будут больше служить… как прежде, ослаблению народностей и тем самым ослаблению европейской семьи народов, а укреплению обеих»⁸⁸. Одновременно на качественно новый уровень поднимется и европейской социализм.

В начале 1944 г. В. Дайц опубликовал книгу «Возрождение Европы с помощью европейского социализма. Европейская хартия», представлявшую собой своеобразный пример воинствующего нацизма и вместе с тем определенный итог биополитических изысканий автора: в ней было синтезировано все то, что им было написано прежде. Евросоциалистическая идея занимала в книге центральное место. Положение о «естественных социальных отношениях», существующих не только в отдельной семье и семье народа, но и в европейской семье народов, Дайц назвал квинтэссенцией сочинения⁸⁹.

Поставленные в работе идеологические проблемы (борьба с «империалистическими» системами — либерализмом Запада и большевизмом Востока; развитие мировоззрения национал-социализма в полемике с прагматическими взглядами в самом рейхе) служили ясно выраженной политической цели — путем изложения, так сказать, «позитивной» национал-социалистической программы для Европы (пусть даже неофициальной!) во чтобы то ни стало завоевать у массы населения союзных, нейтральных и оккупированных стран симпатию к Германии, укрепить тем самым ее европейские позиции и создать благоприятные условия сначала для того, чтобы соотношение сил между воюющими сторонами изменилось в пользу рейха, а затем для окончательной победы в войне и перехода к «новому европейскому порядку».

В своей книге В. Дайц стремился с позиций биополитики доказать, что Вторая мировая война была порождена отнюдь не бессмыслицей, а глубоким смыслом, связанным с необходимостью преобразования мира на совершенно новых мировоззренческих началах; с этой точки зрения война — не причина, а следствие глобальной перестройки духа. «Мы хотим, — писал он в предисловии, — попытаться из новой картины мира… выявить принципы жизнепространственного, антиимпериалистического мирового порядка в форме европейской хартии… И продвинуться… к европейскому социализму»⁹⁰.

Оказывается, однако, что правильный путь к конечной цели сопряжен с точным следованием законам жизни, которые нельзя изобрести, но можно только интуитивно почувствовать. «Новая Европа» как политическая идея станет поэтому реальностью только тогда, когда европейские политики, отринув старые ценности, воспримут новое биологическое мировоззрение. Попутно Дайц расправился с геополитическими и правовыми представлениями нацистских прагматиков, которых он критиковал за склонность к уступкам универсальной идеологии прежних времен, нашедшей свое законченное выражение в Атлантической хартии⁹¹.

Задавшись целью «познать европейскую семью народов в качестве развивающегося по своим собственным законам самостоятельного субъекта европейской истории»⁹², биополитик обратил внимание на то, что со времени великих географических открытий Европа как единая целостность распалась на фальшивые великопространственные связки Западная Европа — Америка и Восточная Европа — Центральная Азия. Распад был вызван утратой связи европейцев с кровью и почвой своего жизненного пространства и, как следствие этого, империалистическим мышлением. Оторвать Западную Европу от Америки и Восточную Европу от неестественных отношений с Центральной Азией, возродить таким образом биологическую целостность европейской семьи народов, одновременно восстановив подлинный образ жизни каждого народа, — вот, по Дайцу, единственный способ приблизиться к европейскому социализму, к мирной организации Европы и всего мира. Именно в этом процессе, который уже начался, он усматривал глубинный смысл Второй мировой войны. С точки зрения национал-социализма вообще и биополитики в частности, именно в войне рождалась европейская нравственность, без которой-де немыслим подлинный социализм.

В одном из параграфов своей книги, который так и назывался: «Европейская хартия: европейский социализм», В. Дайц сформулировал своего рода биополитический кодекс нравственных отношении в формирующейся «новой Европе». «Европейский нравственный закон, — писал он, — обязывает европейские народы вступать в социальные отношения друг с другом. Говоря конкретно: во-первых, взаимно уважать свою равную народную честь и различия, обусловленные образом жизни; во-вторых, оказывать взаимное предпочтение друг другу в политической, экономической, культурной и социальной сферах — в отличие от отношений с народами, принадлежащими к другим семьям народов; и, в-третьих, совместно защищать свое великое жизненное пространство от внешней опасности. В итоге, стало быть, подчинять свое народное или национальное корыстолюбие общему благ)' своей семьи народов»⁹³. Эти три основных обязанности европейского социализма характеризовались Дайцем как «основы любой возможной европейской хартии».

Европейский моральный кодекс, да и вообще вся евросоциалистическая проблематика буквально толкали Дайца к дальнейшему развитию биополитической концепции «нового порядка», а тем самым и национал-социалистического мировоззрения как такового. Отнюдь не случайно именно к этому времени (лето 1944 г.) относятся его слова о том, что нацистское мировоззрение, «надо надеяться, не является еще окончательным и завершенным», и потому приходится идти непроторенной колеей⁹⁴. После окончания работы над книгой «Возрождение Европы с помощью европейского социализма» он приступил к подготовке статьи под примечательным заголовком «Новый Антимакиавелли», в которой собирался обратиться исключительно к «философии автаркии»⁹⁵. Новому осмыслению подвергся также закон биологической гравитации, другие законы жизни.

Закон автаркии, рассматриваемый в философском плане, представлялся теперь, с вершин европейского социализма, не только высшим законом существования всякой человеческой общности, но и высшим нравственным законом. Европейский нравственный закон есть, следовательно, не что иное, как проявление закона автаркии в сфере желаний и поступков⁹⁶, ибо любая общность — европейская семья народов в том числе — в состоянии выполнить закон автаркии, лишь признавая приоритет «общего блага». В трактуемом таким образом законе автаркии и в вытекающем из него европейском нравственном законе Дайц видел «рычаг для тотального переворота», для новой оценки всех ценностей с позиций евросоциализма.

В несколько ином свете, чем раньше, представал теперь и тесно связанный с законом автаркии другой биополитический закон — биологической гравитации. Известную нам формулу — категорический императив «этического европейского социализма» («Общее благо европейской семьи народов выше корыстолюбия отдельных составляющих ее народов») — Дайц дополнил важным положением о том, что и «утрированное общее благо» не должно разрушать «источник жизни общности, а также индивидуальность отдельного человека, отдельной семьи и семьи народа»⁹⁷.

Такая постановка проблемы была в национал-социализме новой. Она позволяла прийти к заключению о принципиальной невозможности построения «естественного социализма» в одной отдельно взятой народной общности без наличия надстройки в виде европейского социализма, то есть без покоящихся на биополитических законах социальных связей между европейскими народами. На этой основе возникал важный вывод: европейский социализм невозможен без национал-социализма, но и национал-социализм невозможен без европейского социализма. Провалится идея европейского социализма — автоматически потерпит крах германский национал-социализм. Вот почему на качественно ином уровне ставился вопрос об экспорте нацистских идей — теперь уже в форме европейского социализма — и об экспансионистской международной политике национал-социалистического рейха. Деятельность «коричневого интернационала» казалась теперь, в конце войны, явно недостаточной.

Бросая ретроспективный взгляд на предвоенную ситуацию в Европе, Дайц с сожалением констатировал, что европейский аспект «естественного социализма» в Германии почти полностью игнорировался; единственное исключение составляла, пожалуй, «империя» Розенберга. Последний, по словам Дайца, был «одним из очень немногих, кто с самого начала сознавал европейский аспект национал-социализма и хотел нацелить на него внутреннюю и внешнюю политику (рейха. — В. Б.). Только во внешнеполитическом бюро НСДАП, — утверждал биополитик, — проводилась в свое время европейская и тем самым подлинная внешняя политика»⁹⁸. «Подлинная национал-социалистическая внешняя политика, — писал он, обращаясь к Розенбергу, — проводилась только вашим внешнеполитическим бюро, а не министерством иностранных дел»⁹⁹.

Со своей стороны, как полагал В. Дайц, ни итальянский фашизм, ни испанский фалангизм, ни движения Квислинга, Муссерта и т. д. также не уделяли до войны должного внимания европейской проблематике, руководствуясь лозунгом «Фашизм — не экспортный товар» и наивно полагая, будто смогут победить в одиночку, вне рамок европейской общности. На самом деле это не так. Конечно, биополитическое обновление осуществляется каждым народом только присущим ему образом жизни и свойственными только ему путями. «Но они должны быть в принципе всегда одинаковыми. Признавать это как раз и является сущностью общеевропейской революции и се нравственной обязанностью». Из непризнания же Европы «общей нравственной обязанностью» возникли «многие внешнеполитические ошибки последних 15 лет»¹⁰⁰. Своими, на первый взгляд, абстрактными рассуждениями Дайц призывал, в сущности, к усиленному экспорту идей национал-социалистического евросоциализма в надежде не допустить поражения Германии во Второй мировой войне.

Одними идеями дело, однако, не ограничивалось. В 1943;1944 гг. Дайц предпринял практические шаги с целью воплощения в жизнь своей евросоциалистической концепции. Сфера его интересов распространялась на всю Европу, как на Восточную, так и на Западную. В письме Розенбергу от 30 июня 1943 г. он подчеркнул, что из идеи биополитической общности европейских народов вытекают в высшей степени важные политические выводы относительно обращения с народами Восточной Европы — их следует рассматривать как «более-менее близких членов общей европейской семьи пародов». Используя тезис о европейском социализме, Дайц вместе с сотрудниками управления военной пропаганды ОКБ подготовил несколько листовок, которые были распространены в лагерях для военнопленных и на Восточном фронте уже в октябре-ноябре 1942 г., и, кроме того, сформулировал «принципы движения Власова», знаменовавшие, как без излишней скромности заявлял биополитик, «поворот в практической восточной политике» Германии¹⁰¹. Одновременно команда Дайца готовила материал для пропаганды среди советских людей, насильственно угнанных на принудительные работав рейх, разрабатывала другие планы подобного рода.

В целях реализации евросоциалистических идей в восточноевропейском пространстве Дайц вознамерился образовать так называемый «Специальный отдел Восток», который в рамках партийно-государственной «империи» Розенберга занимался бы вопросами «духовного руководства восточными народами», унификации пропаганды и политики рейха в Восточной Европе, сотрудничества в этой сфере с заинтересованными германскими ведомствами, в первую очередь с ОКВ, аппаратом уполномоченного по использованию рабочей силы, Немецким трудовым фронтом. Дайц даже составил проект распоряжения Розенберга на этот счет¹⁰², но согласия на образование «Специального отдела Восток», кажется, не получил. В то время па роль монополиста в восточных делах в розенберговской «империи» претендовал оперативный штаб для оккупированных территорий, руководители которого в то же время тесно сотрудничали с Дайцем в Западной Европе¹⁰³. Все более отчетливо проявлялось разделение труда — оперативный штаб опекал преимущественно восточную часть континента, а команда Дайца — западную.

Вот почему в Голландии, Бельгии и особенно в вишистской Франции (сотрудничеству с которой после сокрушительных поражений вермахта на Восточном фронте в Берлине придавали первостепенное значение) деятельность проповедников нацистского евросоциализма оказалась более результативной. Любопытно, что при проведении своей западной политики Дайц опирался не только на поддержку Розенберга, но и на помощь германского посла в Париже Абеца, командующего Западным фронтом генерал-фельдмаршала фон Рундштедта, командующего немецкими войсками во Франции генерала фон Штюльпнагеля, начальника военной администрации оккупированных французских территорий министериаль-директора Михеля и др. Не меньшую заинтересованность в сотрудничестве с Дайцем и Розенбергом проявляли члены вишистского правительства (министр производства Бишелоииэ, статс-секретарь министерства информации Люшер и некоторые другие), его дипломатические представители в Берлине (посол графде Бринон), а также коллаборационисты, группировавшиеся вокруг движения «Коллаборасьон. Объединение французских сил за континентальный союз"'⁰⁴. Все они, как за соломинку, хватались за дайцевские идеи европейского социализма.

Получив согласие Розенберга, Дайц уполномочил бывшего сотрудника внешнеполитического бюро НСДАП Г. Эберта представлять свои интересы в Париже. Пропаганда Эбертом евросоциалистических идей, его переговоры с французскими коллаборационистами привели к тому, что 3 января 1944 г. правительство Виши учредило межведомственный Центр экономических исследований, попечителем которого стал Бишелоннэ. Сотрудники центра были уполномочены изучать проблемы автаркической организации экономики, франко-германского сотрудничества, экономики великого европейского пространства, то есть вопросы, которыми занималась команда Дайца. С самого начала научные изыскания центра ориентировались на тесное взаимодействие с дайцевским Центральным исследовательским институтом организации национальной экономики и экономики великого пространства¹⁰⁵, едва замаскированным филиалом которого и был, по существу, вишистский центр.

Одновременно Эберт вел переговоры о создании во Франции общества, аналогичного Обществу европейского экономического планирования и великопространственной экономики, пост председателя правления в котором, как мы помним, принадлежал В. Дайцу. С французской стороны в переговорах участвовал все тот же министр производства Бишелоннэ. Вскоре пришли к договоренности об учреждении французского Общества научного исследования великого пространства, находящегося в персональной унии и деловом контакте с организацией Дайца¹⁰⁶.

Тогда же, в начале 1944 г., по инициативе В. Дайца вишистское правительство образовало «Европейское издательство», на паритетных началах возглавлявшееся Эбертом и Люшером. Предполагалось установит!) сотрудничество вновь созданного французского издательства с издательством Майнхольда в Дрездене, которое специализировалось на издании сочинений Дайца, а также материалов Общества европейского экономического планирования и Института Европы. В качестве первого перевода на французский язык готовилась речь Розенберга «Европейская духовная свобода»¹⁰⁷.

Все три французских новообразования — Центр экономических исследований, Общество научного исследования великого пространства и «Европейское издательство» — представляли собой направляемую из единого центра организацию. В связи с возросшими задачами по пропаганде идей европейского социализма во Франции, Голландии, Бельгии и других странах дайцевский Институт Европы принял расширенную исследовательскую программу¹⁰⁸, суть которой сводилась к дальнейшей разработке евросоциалистической концепции национал-социализма на основе углубленного освоения биополитических законов; последние же Дайц стремился уравнять с законами, действующими в естественных науках. Как он писал, «сфера неорганического управляется нерушимыми законами природы, сфера органического — неопровержимыми биологическими законами, а сфера социального сосуществования — столь же неизменными законами жизни, которым должна следовать человеческая воля. Эти три группы законов являются законами бытия, вечной жизни всего сущего»¹⁰⁹.

В конце февраля — начале марта 1944 г. В. Дайц находился в Париже, где прочитал серию лекций, но двум темам. С лекцией «Возрождение Европы из закона жизни европейской семьи народов» он выступил в германском посольстве, перед офицерами Западного фронта и на собрании вишистских журналистов. В ней повторялись уже известные нам идеи. Новыми были положения лекции «Континентальная политика Наполеона как предтеча европейской политики рейха»¹¹⁰, прочитанной активистам движения «Коллаборасьоп».

Наполеон был назван первым государственным деятелем Нового времени, предпринявшим попытку объединения Европы. Однако путь к этой цели он видел через европейскую конфедерацию, то есть через абсолютизацию государственного суверенитета, а государственная форма не была наполнена им биологическим содержанием — народной общностью. «Поэтому, — подчеркивал биополитик, — Наполеон оказался в зависимости от чисто империалистической концепции пространства… Он хотел создать не подлинное европейское жизненное пространство, а… пространственное господство Европейского континента»¹". Острие дайцевской критики направлялось, разумеется, не против Наполеона, а против Риббентропа с его программой европейской конфедерации.

Другая ошибка Наполеона состояла, по Дайцу, в том, что он «двинулся в Россию без предварительного разобщения гам политических сил». Но таким способом покорить Россию невозможно. Вот почему наполеоновская политика характеризовалась лектором как «детская болезнь внутри великого процесса европейского возрождения». Хотя ее нельзя сопоставлять с европейской политикой нацистского фюрера, она все же была необходимым первым шагом в направлении объединения Европы" ².

Ознакомившись с отзывом о лекции Дайца, написанным руководителем главного управления «Литература» в аппарате уполномоченного по контролю за духовным и мировоззренческим обучением и воспитанием членов НСДАП Б. Пайром" ³, а также с текстом самой лекции, опубликованной на французском языке в журнале «Коллаборасьон»" ⁴, Розенберг пришел к заключению, что она «очень хорошо подходила французам», но вместе с тем запретил переводить ее на немецкий язык, поскольку «с нашей стороны Наполеон… по необходимости должен рассматриваться иначе, чем во Франции»" ⁵. Как бы то ни было, французские сюжеты появились в выступлениях Дайца не случайно. В них нашло отражение все возраставшее стремление нацистского руководства представить вишистскую Францию равноправным союзником гитлеровской Германии. Таким образом в Берлине хоть в какой-то мере пытались компенсировать потерю других военно-политических союзников рейха, в особенности фашистской Италии.

Оценка дайцевской лекции была бы далеко не полной, если бы мы не коснулись гой ее части, в которой шла речь о новой европейской политике, начатой, по утверждению В. Дайца, державами антигитлеровской коалиции на заключительной фазе мировой войны. Биополитик обвинил СССР и США в заимствовании национал-социалистических идей. «Сталин, — заявил он, — пытается создать новую организацию восточноевропейского пространства путем заимствования национал-социалистической идеи о праве народов на свободное национальное развитие… И точно так же Рузвельт стремится разрушить Европу, в то время как он вынужден перенять экономические идеи национал-социализма. Оба они с непоколебимой необходимостью закона природы погибнут из-за этих внутренних противоречий»" ⁶.

Подобные заявления шокировали далее хорошо знавших Дайца сотрудников розенберговской «империи». Тот же Пайр, например, в своем уже упоминавшемся отзыве о лекции Дайца писал, что в оценке политики Сталина и Рузвельта тот заходит слишком далеко. «Его оптимизм в этих вещах отраден, — продолжал Пайр, — однако мне представляется опасным оперировать формулировками, которые представляют собой только результаты хорошо продуманной теории, но не могут сразу же прийти в соответствие с действительностью. В связи с этим можно лишь упомянуть об оккупации Северной Африки американцами»¹¹⁷. Тем не менее, призывы более реально смотреть на вещи лишь подстегивали Дайца к дальнейшим изысканиям в области европейского социализма.

Подобно тому как прагматическая концепция европейской конфедерации подпиралась идеями европейского экономического сообщества, нового европейского социального порядка и т. п., к ортодоксальным идеям евросоциализма вплотную примыкали политико-идеологические системы взглядов на преобразование Европы, разрабатывавшиеся в конце Второй мировой войны в других подразделениях розенберговской «империи». Среди них следует упомянуть в первую очередь «европейский план» оперативного штаба для оккупированных территорий.