Эволюция российского института власти-собственности

Институт собственности выступает фундаментом институциональной организации хозяйственных порядков. История институциональной эволюции экономик позволяет выделить три основных типа института собственности, которые функционируют в разнообразных формах. К таким основным типам можно отнести институты абсолютной частной (индивидуализированной) собственности, государственной собственности и власти-собственности. В научной литературе в рамках неоинституциональной теории прав собственности выделяется еще форма коммунальной (общей) собственности^[1], но являясь внутренне нестабильной, коммунальная собственность неизбежно эволюционирует по направлению либо к частной, либо к государственной. Поэтому мы не выделяем отдельно коммунальную собственность.

Основным отличительным признаком института властисобственности является его условность. Сущность института власти-собственности заключается в выполнении следующих условий:

• 1) наделение правами собственности на те или иные объекты возможно при деятельном участии государства как основного агента распределения (перераспределения);
• 2) собственность может быть отобрана в любое время, если власть (любого уровня) заинтересована в перераспределении этой собственности;
• 3) государство или иные представители власти получают ренту (в явной или неявной форме) от объектов, включенных в отношения власти-собственности.

Власть-собственность — это институт, который является результатом «органического развития» большинства цивилизаций и хозяйственных порядков. Напротив, абсолютная частная собственность — мутация, тот «многообещающий монстр», который позволил цивилизации Запада достигнуть впечатляющих экономических и культурных достижений. Поэтому традиция власти-собственности (особенно в России) более близка и понятна «широким слоям населения», и с этим ничего не сделаешь. Институты, которые формировались веками, не могут быть изменены в течение десятилетия. Но надежда на изменение траектории развития или смены колеи власти-собственности существует. В первую очередь она связана с изменениями качества социального и человеческого капитала. Процесс этот очень долгий. И здесь очень важна роль интеллектуальной элиты, которая, используя свой авторитет, позволяет понять идеи, способствующие внедрению эффективных рыночных институтов и, в частности, абсолютной частной (индивидуализированной) собственности.

Формирование институтов собственности в России можно считать исторически обусловленным процессом, который не укладывается в модель традиционной эволюционной экономики, предусматривающей развитие экономических институтов от менее эффективных к более эффективным. Если учитывать последовательность исторических событий с позиций неоэволюционной экономики, то можно выделить примеры зависимых от предшествующего пути развития событий, а также эффекта блокировки, закрепляющего неэффективные и субоптимальные экономические институты. Однако в научной литературе присутствуют альтернативные точки зрения. По мнению С. Кирдиной, формирование институтов собственности имеет естественно-исторический характер. Условиями выбора тех или иных форм является реализация принципа экономической эффективности. Следовательно, чем эффективнее (по критерию снижения издержек и повышению результатов) будет санкционированная обществом структура прав собственности, тем более велика вероятность ее закрепления^[2]. Относительно эволюции института российской собственности мы сталкиваемся с эволюцией наоборот — долгое время существовали неэффективные институты «власти-собственности»^[3] или «верховной условной собственности»^[4].

Механизм действия института власти-собственности не является уникальным для российской экономики. В Западной Европе в раннее средневековье также наблюдался феномен единства политической и экономической сфер, который опирался на институт власти-собственности.^[5] Однако развитие собственности в России значительно отличалось от классического феодализма. В классическом феодализме собственность, преимущественно земельная, рассматривалась двояко: она давала владельцу определенные права и накладывала на него соответствующие обязанности. Элита исполняла обязанности вассальной верности и военной службы, а крестьяне несли трудовые, а иногда и военные повинности. Постепенно в Западной Европе с исчезновением обязанностей военной службы и ослаблением уз личной верности обладание собственностью стало рассматриваться как абсолютное право, с которым могут быть связаны лишь договорные обязанности. Распространение римского права еще более укрепило этот подход, и обычное право, например, в Англии, тоже стало признавать за собственностью абсолютный характер.^[6] И главное, эволюция отношений собственности не привела к формированию абсолютного права собственности, как это было в большинстве европейских стран.

Власть-собственность возникает в условиях, когда происходит монополизация должностных функций в общественном разделении труда, когда власть и господство основываются не на владении собственностью как таковой, а на высоком положении в традиционной иерархии^[7]. Монополизация должностных функций для большинства стран Европы была характерна до XII века. Подобные способы монополизации связываются также с экономико-институциональной организацией стран Востока, причем относящихся как к периоду средневековья, так и к новому времени. Например, в истории Китая были периоды, когда правители поощряли развитие торговли, но чаще они устанавливали контроль над правами собственности и занимались конфискацией^[8]. На Западе состояния создаются на рынках и затем используются, чтобы купить власть или воздействовать не нее. На Востоке власть захватывают и используют для того, чтобы делать деньги. С точки зрения морали разницы здесь нет, но воздействие на экономику и на государственное устройство различно^[9]. Поэтому формирование института власти-собственности часто связывают с длительным господством властных институтов Золотой Орды. Историки права отмечают, что после татаро-монгольского нашествия в России устанавливается монгольское государственное право, согласно которому вся земля, находящаяся в пределах владычества хана, была его собственностью^[10].

Формы монополизации государством-классом функций в общественном разделении труда могут быть различны:

• — монополизация функций распределения совместно произведенного продукта или его части;
• — монополизация сферы обмена в условиях, когда общество постоянно нуждается в отсутствующих или недостающих факторах производства или средствах существования;
• — монополизация условий производства (инфраструктуры, накопленного производственного опыта, знаний, защиты и т. п.);
• — монополизация функций контроля и управления общественным производством или отдельными его отраслями^[11].

Институт власти-собственности показывает свою относительную эффективность в периоды мобилизационного, нестабильного развития общества, ведения войн и расширения территории государства^[12]. Однако в более спокойные периоды функционирование института власти-собственности не приводит к формированию стимулов к накоплению и инвестированию в объекты собственности, которые возникают при абсолютной индивидуализированной собственности. В отличие от власти-собственности, формирование института индивидуализированной собственности является предпосылкой становления эффективной рыночной экономики.

Институт власти-собственности существует в рамках российского хозяйственного порядка не одну сотню лет^[13]. В нашей стране многочисленные попытки реформ, направленные на изменение ситуации, при которой доминируют институты условной собственности, в конечном итоге не позволяли свернуть с траектории развития, что неоднократно приводило к эффекту блокировки, закрепляющей неэффективные институциональные ограничения. Для проведения действенных институциональных реформ необходимо понимание механизмов эволюции российского института власти-собственности. Для этого данная проблема должна рассматриваться в связи с эволюцией российского хозяйственного порядка и ролью групп специальных интересов как институциональных инноваторов. Для этого необходимо учитывать исторические, культурные и другие институциональные особенности развития хозяйственных систем.

В исторических рамках российского хозяйственного порядка неоднократно осуществлялись внедрение и импорт институтов, что происходило в результате трансформационного кризиса, описываемого моделью «бутылочного горлышка». Мы хотим акцентировать внимание лишь на одной институциональной инновации, связанной с институциональным импортом, — институте власти-собственности.

Объяснение устойчивости института власти-собственности в рамках российского хозяйственного порядка можно дать на основании гипотезы о зависимости от предшествующей траектории развития. Именно его доминирование во многом является важнейшей характеристикой российского хозяйственного порядка. Причем этот институт эксплицитно является неэффективным в сравнении с абсолютной частной или индивидуализированной собственностью. Формирование институтов собственности в России можно считать исторически обусловленным процессом, который не укладывается в модель традиционной эволюционной экономики, предусматривающей развитие экономических институтов от менее эффективных к более эффективным. Если учитывать последовательность исторических событий с позиций неоэволюционной экономики, то можно выделить примеры зависимых от предшествующего пути развития событий, а также от эффекта блокировки, закрепляющего неэффективные и субоптимальные экономические институты^[14].

Если эволюционное формирование института властисобственности в рамках российского хозяйственного порядка описывается моделью зависимости от предшествующей траектории развития, то можно найти те исторические события, которые позволили данному институту закрепиться (lock in) благодаря возрастающей отдаче от масштаба. Таким историческим отрезком можно считать время царствования Ивана IV Грозного. Необходимо отметить, что в XVI в. институт власти-собственности лишь окончательно закрепился, но начал формироваться он несколькими веками раньше. Данному институту в то время существовали альтернативы даже в рамках российского хозяйства, например, новгородская модель собственности в XIII—XV вв.

В российской истории можно найти пример одновременного существования различных институциональных режимов собственности. В начале XV в. сформировались две модели собственности на землю как доминантный для того времени хозяйственный актив, которые различаются как новгородская и московская. Московская модель характеризуется вотчинным землевладением, которое послужило в дальнейшем основой формирования института власти-собственности. Новгородская модель, напротив, отличается либеральным характером, фактически абсолютным правом собственности и многосубъектностью землевладения^[15]. Относительно перспектив институционального развития экономики новгородская модель была более предпочтительной.

В рамках новгородской модели важнейший актив того времени — земельная собственность — мог принадлежать следующим категориям граждан: боярам, монастырям, житьим людям и земцам (или своеземцам), причем последние две категории собственников фактически отсутствовали в московской модели землевладения.

Важной особенностью новгородского землевладения был класс крестьян-собственников, которые назывались земцами или своеземцами. Этого класса мы не встречаем на всем пространстве княжеской Руси: там все крестьяне работали либо на государственных, либо на частных землях. Своеземцы меняли и продавали свои земли, выкупали у родичей, отдавали в приданное за дочерьми; даже женщины, вдовы и сестры являлись владелицами и совладелицами таких земель. В отличие от княжеской Руси, в Новгородской и Псковской земле право земельной собственности не было привилегией высшего служилого или правительственного класса; оно было усвоено и другими классами свободного населения^[16]. С последующим доминированием московского варианта вотчинного землевладения крестьяне постепенно теряют свои земли. Земля сосредоточивается в руках крупных землевладельцев, духовных и светских, а с землей переходит к ним власть; сила покоится на богатстве^[17]. Потребовалось почти четыре столетия, чтобы класс крестьян-собственников снова возник в Российской империи. Но, как показывает история, влияние этого класса было невелико, что является одной из причин российских революций.

Эволюция московской модели собственности привела, по выражению Р. Пайпса,^[18] к формированию вотчинного государства, которое базировалось на институте власти-собственности. Таким образом, власть московских князей, а впоследствии российских царей и императоров имела характер вотчинной власти, следовательно, они не только управляли страной, но и владели ею^[19].

Замыкание российской экономики на институте властисобственности произошло вследствие возрастающей отдачи от внедрения данного института. Согласно подходу Б. Артура, в случае возрастающей отдачи возникновение эффекта блокировки и закрепление субоптимальных институтов возможно с высокой вероятностью. Поскольку московская армия комплектовалась воинами, получавшими служебные имения, то вотчинно-помещичья система давала растущий эффект от масштаба: чем больше земель присоединяла Москва, тем многочисленнее была ее профессиональная армия. Бояре и помещики присоединяемых княжеств либо изъявляли покорность Москве и вливались в ее армию, либо, если они успели зарекомендовать себя противниками Москвы, подвергались репрессиям, а их земли раздавали лояльным к новой власти воинам^[20].

Вотчинная форма землевладения, характерная для московской модели, не позволяла формироваться устойчивым группам интересов, которые были бы заинтересованы и имели возможность внедрить институциональные инновации, способствующие индивидуализации собственности. Блокировка на институте власти-собственности объясняется не только зависимостью от предшествующего пути развития, но и тем фактом, что такая система собственности, служа интересам государства (в лице верховной власти), не позволяла сформироваться устойчивым группам интересов, заинтересованных в иных институциональных альтернативах. Устойчивость и экспансия государства сочеталась в этой модели с нестабильность и условностью прав собственности (в основном собственности на землю).

В современных работах российских историков отмечается, что поместная система землепользования была заимствована у Османской империи. Произошел институциональный импорт, который позволял верховной власти осуществлять как внешнюю, так и внутреннюю экспансию, что согласуется с гипотезой о возрастающей отдаче института властисобственности. Более того, реформы, в результате которых окончательно сформировался устойчивый институт власти-собственности, были сознательным импортом норм иного хозяйственного порядка. Известно, что Иван Грозный в целом следовал определенному проекту преобразований; также известен человек, предложивший этот проект. Этого человека звали Иван Пересветов. 8 сентября 1549 года в церкви Рождества Богородицы Пересветов вручил царю челобитную с проектом реформ. Иван Пересветов был русским дворянином из Литвы, многоопытным воином, служившим Яну Запольяи и Петру Рарешу, вассалам султана Сулеймана Законодателя; он хорошо знал турецкие порядки и советовал царю брать пример с Турции^[21].

Схожесть российских политических институтов с османскими отмечали и иностранные современники. Так, посланник английской королевы Елизаветы I Джон Флетчер отмечал, что образ правления у русских весьма похож на турецкий, которому они, по-видимому стараются подражать, сколько возможно, по положению своей страны и по мере своих способностей в делах политических^[22]. К XVI в. поместная система существовала в двух странах: в России и в Османской империи (в Турции поместье называлось тимаром, а помещик — тимариотом или сипахи^[23]).

В XVI в. институт власти-собственности, выросший из поместной системы землевладения, видимо, не был абсолютно неэффективным и позволял создать крупное централизованное государство. Поэтому эволюция российского института собственности воспроизводит власть-собственность, которая наблюдается на всех этапах истории, изменяясь и приспосабливаясь к трансформирующимся политическим институтам. Доминирование института власти-собственности приводит к тому, что обладание значительным богатством напрямую зависит от отношений субъектов собственности с действующей властью. Однако Ф. Хайек отмечал: «Общество, в котором власть сосредоточена в руках богатых, существенно отличается от общества, в котором богатыми могут стать только те, в чьих руках находится власть»^[24]. Таким образом, формирование эффективной институциональной структуры российского хозяйственного порядка во многом зависит от того, как будут эволюционировать институты собственности, а также от преодоления инерции власти-собственности.

Доминирование и закрепление института власти-собственности вследствие зависимости от предшествующего пути развития и эффекта блокировки не позволяет включиться механизмам отбора институтов и сформироваться рынку институтов. Ограничение в сфере институциональной эволюции непосредственно сказывается на показателях благосостояния, человеческого и социального капитала. Необходимо отметить, что в научной литературе существуют две противоположные точки зрения относительно причинной связи между институтами, человеческим капиталом и экономическим ростом. Согласно первой, именно качественные политические и экономические институты детерминируют экономический рост и долгосрочные тенденции роста благосостояния всех групп населения, что положительно отражается на показателях человеческого и социального капталов^[25]. Согласно второй, именно накопленный человеческий и социальный капитал позволяет тому или иному социуму создавать те экономические и политические институты, которые способствуют долгосрочному экономическому росту^[26]. Эти точки зрения на причины формирования эффективных институтов акцентируют внимание на различных аспектах внедрения и эволюционного формирования институциональной структуры. Важно учитывать именно эволюционный характер возникновения и развития институтов.

Устойчивость и доминирование условной формы собственности может быть объяснено тем фактом, что в России политическое устройство и специфика социального капитала не позволяла сформироваться группам со всеохватывающими интересами, которые были бы в состоянии выступить институциональными инноваторами структур, способных изменить траекторию институционального развития, замкнутую на институт власти-собственности. Российский институт власти-собственности сформировался в коллективистском обществе, отличительными признаками которого являются соборность и господство общественных интересов над индивидуальными. С большой долей условности можно сказать, что социальный капитал, способствующий формированию института власти-собственности, основывается на коллективизме несвободных людей, в отличие от которого институт абсолютной частной (индивидуализированной) собственности основан на солидарности свободных людей.

Многие социологи и историки отмечают, что особенности институциональной организации общества в России базировались на коллективистском менталитете и мышлении, где индивидуальный интерес и, следовательно, индивидуальные свободы личности не имели безусловной ценности, но без последних формирование и доминирование абсолютной частной собственности невозможно. Так, И. Б. Чубайс отмечает, что на протяжении многих столетий Россия выстраивалась на трех китах, на трех фундаментальных началах — православии, собирании земель, переросшем в имперскую политику, и на общинном коллективизме. Это и есть главные составляющие русской идеи. Отмеченные особенности являются глубинными характеристиками российское™, задающими три ее направления — духовность (в традиционной форме православия), государственную стратегию (собирание земель и охранение собранного) и социально-экономическую ментальность (ориентацию на общинный коллективизм)^[27].

Здесь необходимо провести различия между понятиями коллективизма и солидарности. Под коллективизмом понимается сознательное подчинение личных интересов общественным, а солидарность связывается с общностью интересов и активным содействием чьим-либо действиям. Именно солидарные действия групп интересов, способствовавшие внедрению института абсолютной частной собственности (например, в 1215 г. принуждение баронами Иоанна Безземельного принять Великую Хартию вольностей), позволили внедрить институциональную инновацию, которая в долгосрочном периоде явилась выражением всеохватывающих общественных интересов (по М. Олсону). В России, наоборот, коллективистский менталитет и действия власти не позволяли сформироваться группам интересов, заинтересованным и способным к внедрению индивидуализированной собственности. Необходимо также отметить, что российский коллективизм сформировался в ходе длительной эволюции экономического и внеэкономического принуждения. Несколько утрировано В. Кантор отмечет, что хваленый коллективизм и соборность русского народа мгновенно рассыпаются в прах, когда нет внешней принудительной силы. Если, разумеется, не считать общиной бандитские шайки^[28].

Российский коллективизм является отрицанием свойственной Западу нравственной легитимации частной пользы и выгоды, которой на Руси не было до Петра, но и при нем не появилось^[29]. В отечественной традиции частным интересам отводилась производная, вспомогательная, обслуживающая роль — личные интересы должны быть подчинены общественным. В таких условиях институт власти-собственности больше всего подходит для реализации «общественного интереса» применительно к хозяйственной жизни.

Если утверждение института власти-собственности в России было связано с условным владением землей, то развитие этого института в XIX в. и начале XX в. является отражением объективных процессов индустриализации. Необходимо отметить, что роль государства в процессе индустриализации была ведущей. Именно решения государственной власти, например, в строительстве и эксплуатации железных дорог, способствовали созданию и накоплению промышленных капиталов, созданию и распределению объектов промышленности и транспорта.

Во второй половине XIX и начале XX вв. в Российской империи наблюдалась тенденция огосударствления многих ключевых для экономики объектов собственности. Государство не только контролировало как собственник значительную долю промышленного производства и природных ресурсов, но и постоянно расширяло свое интервенционистское воздействие на хозяйственные процессы. Процессы индустриального развития повлияли на эволюцию властисобственности, которая все больше стала распространятся на промышленные предприятия.

В дореволюционной России государство было одним из крупнейших собственников. Государственное регулирование способствовало накоплению и перераспределению капиталов в те отрасли и предприятия, собственники которых были так или иначе аффилированы с властными структурами^[30]. Для государственных расходов в Российской империи, направленных на развитие экономики, возросли с 45,5% в 1861 г.

до 55,2% в 1914 г^[31]. В таблице показана динамика прибыли государства и доли прибыли от государственных имуществ и предприятий в государственном бюджете^[32]. И хотя существует точка зрения, что цифра в 60% доли прибыли в государственном бюджете завышена, однако признается, что она была велика. Необходимо также отметить, что государство значительно влияло на экономику путем распределения государственных заказов, которые в отдельных отраслях составляли до 40% от всего объема производства^[33].

Прибыль от государственных имуществ и предприятий в государственном бюджете

Государственный контроль над экономикой выражался также в высоких административных барьерах при создании крупных промышленных предприятий в форме акционерных обществ. На протяжении XIX в. и вплоть до 1917 г. создание промышленных акционерных общества было сопряжено с разрешительным порядком регистрации, которая заканчивалась утверждением устава общества императором. Следует отметить, что сам устав создаваемого акционерного общества составлялся по выработанным в министерствах образцам и вместе с прошением подавался в заинтересованное ведомство для получения конфирмации императора^[34]. В промышленности вообще существовал более строгий порядок открытия новых производств. Этот порядок был связан с обязательной санкцией начальства губернских и уездных городов и округов. Для предприятий, которые не входили в особый список Министерства внутренних дел, согласованный с Министерством финансов, порядок регистрации был более сложным и требовал, например, в Санкт-Петербурге санкции градоначальника^[35]. Данные правовые институты в начале XX в. негативно сказывались на развитии промышленности, но вследствие институциональной инерции власти-собственности не были изменены.

Защита и спецификация прав собственности связаны с трансакционными издержками. Поэтому функционирование современной абсолютной частной (индивидуализированной) собственности связано с наличием соответствующего трансакционного сектора. Д. Норт подчеркивает, что возникновение политических институтов, определяющих «эффективные» права собственности и обеспечивающих все более надежную защиту этих прав, неизбежно влияет на развитие экономических институтов, способствующих рыночному обмену. В результате издержки осуществления каждой отдельной трансакции сокращаются, но в целом доля трансакционного сектора в ВНП все более возрастает по мере того, как растущая специализация и разделение труда умножают совокупный объем меновых операций. Именно это происходило в США, где оцененный размер трансакционного сектора в 1870 г. составлял около четверти ВВП, а в 1970 г. — почти половину^[36]. Наряду с трансакционным сектором в развитых странах с эффективным институтом абсолютной частной (индивидуализированной) собственности существует большой и дорогостоящий государственный аппарат. Большие затраты на содержание государственного аппарата являются противоположностью ситуации, когда низкие зарплаты чиновников компенсируются «кормлением от дел».

Современное состояние российской экономики позволяет сделать вывод, что в результате трансформационного кризиса институт власти-собственности благополучно сохранился и с некоторыми мутациями продолжает доминировать в хозяйственной жизни^[37]. Сложность ситуации с российскими институтами собственности заключается в том, что «благодаря» проводимой экономической политике в самом начале реформ (т. е. «эффекту основателя») возникла ситуация, в которой роль групп со всеохватывающими интересами незначительна (если такие группы вообще существуют), а новорожденный российский капитализм унаследовал «социальный склероз» от советской экономики. В свою очередь узкие группы специальных интересов сильны, организованы и постоянно эволюционируют. Для того, чтобы в результате институциональных реформ сформировалась эффективная система собственности, необходимы стимулы. Эти стимулы должны соотноситься со всеохватывающими общественными интересами, но роль групп со всеохватывающими интересами в российском обществе незначительна.

Социальный капитал, основанный на коллективизме несвободных людей, не позволяет в ближайшем будущем сформироваться группам со всеохватывающими интересами, в то время как группы узких специальных интересов, заинтересованные в сохранении института власти-собственности, сохранились и постоянно эволюционируют и демонстрируют свою устойчивость. Поэтому быстрая трансформация неэффективного института власти-собственности невозможна и в лучшем случае это будет вариантом традиционной для России «экстенсивной модернизации»^[38], которая не приводит к существенному улучшению социальных и экономических институтов. Но понимание исторической бесперспективности замыкания на власть-собственнических институтах и социальном капитале может способствовать формированию групп со всеохватывающими интересами, которые включатся в эволюционный процесс создания более эффективных институтов.

При разработке программ реформ, подразумевающих институциональные инновации, необходимо учитывать, что отбор эффективных институциональных альтернатив осуществляется в соответствии не столько с их экономической эффективностью, сколько с их устойчивостью^[39]. Длительное доминирование института власти-собственности сформировало устойчивые стереотипы хозяйственного поведения, которые в свою очередь препятствуют эволюционному развитию институтов, благоприятствующих развитию рынков и конкуренции. Поэтому важно учитывать фактор сложившихся стереотипов поведения хозяйствующих субъектов и действия групп интересов, которые могут в конкретных исторических условиях выступать институциональными инноваторами.

• [1] Alchian A. A., Demsetz Н. The property rights paradigm // Journal ofEconomic History. 1973. Vol. 33. № 1.
• [2] Кирдина С. Г. Xи Y-экономки: Институциональный анализ. М., 2004. С. 114−115.
• [3] См.: Васильев Л. С. Феномен власти-собственности. К проблеме типологии докапиталистических структур // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982; Нуреев Р. М. Государство: исторические судьбы власти-собственности // Матер, интернет-конференции «Поиск эффективных институтов для России XXI века"[Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ecsocman.edu.ru/db/msg/129 880; Нуреев Р. М» Рунов А. Б. Россия: неизбежна ли деприватизация? (феномен власти-собственности в исторической перспективе) //Вопросы экономики. 2002. № 6. С. 10−31.
• [4] Кирдина С. Г. Указ. соч.
• [5] ' Розенберг Н., Бирдцел-мл. Л. Е. Указ. соч. С. 43−50.
• [6] Кёнингсбергер Г. Г. Средневековая Европа: 400−1500 годы. М., 2001.С. 283.
• [7] Нуреев Р. М" Рунов А. Б. Указ. соч. С. 12.
• [8] North D. С. Structure and Change in Economic History. N. Y., 1981.Ch. 4.
• [9] Льюис Б. Указ. соч. С. 67.
• [10] Неволин К. А. История российских гражданских законов // Неволин К. А. Поли. собр. соч.: в 4 т. Т. 4. СПб., 1858. С. 136.
• [11] Нуреев Р. М. Политическая экономия. Докапиталистические способы производства. Основные закономерности развития. М., 1991. С. 55.
• [12] 0 стабильных и нестабильных состояниях российской модели государственного управления см.: Прохоров А. П. Русская модель управления. М., 2003.
• [13] См.: Нуреев Р. М. Государство: исторические судьбы…; Ци-рель С. В. Указ, соч.; Юрганов А. Л. Удельно-вотчинная система и традиция наследования власти и собственности в средневековой России //Отечественная история. 1996. № 3.
• [14] Arthur W. В. Competing Technologies, Increasing Returns…
• [15] Ключевский В. О. Русская история: Полный курс лекций: в 3 кн.Кн. 1. М., 1995. С. 395−401.
• [16] Ключевский В. О. Указ. соч. С. 400−402.
• [17] Кулишер И. М. История русского народного хозяйства. Челябинск, 2004. С. 51.
• [18] Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2000.
• [19] Летенко А. В. Российские хозяйственные реформы: История и уроки. М" 2004. С. 17.
• [20] Латов Ю. В. Власть-собственность в средневековой России // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2004.Т. 2. № 4. С. 117−118.
• [21] Нефедов С. А. Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние //Вопросы истории. 2002. № 11.
• [22] Флетчер Дж. О русском государстве. М., 2002, С. 40.
• [23] Нефедов С. А. Указ. соч.
• [24] ' Хайек Ф. А. Дорога к рабству // Новый мир. 1991. № 7. С. 224.
• [25] Норт Д. Институты и экономический рост…; Acemoglu D., Johnson S., Robinson J. Institutions as the Fundamental Cause of Long-RunGrowth // P. Aghion, S. N. Durlauf (eds). Handbook of Economic Growth.N. Y., 2005. Vol. 1. P. 385−472.
• [26] Glaeser Е. L" La Porta R., Lopez-de-Silanes F" Shleifer A. // DoInstitutions Cause Growth? NBER Working Paper, 2004. 10 568, June.
• [27] Чубайс И. Б. Россия и Европа: идейно-идентификационный анализ.(Заметки консерватора) // Вопросы философии. 2002. № 10. С. 31.
• [28] Кантор В. К. «…Есть европейская держава». Россия: трудный путьк цивилизации. Историософские очерки. М., 1997. С. 105.
• [29] Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец илиновое начало? М., 2005.
• [30] Макаренко В. П. Русская власть (теоретико-социлогические проблемы). Ростов н/Д, 1998.
• [31] Макаренко В. П. Указ. соч.
• [32] Лященко П. И. История народного хозяйства в СССР: в 2 т. Т. 2.М., 1952. С. 390.
• [33] Лапина С. Н., Делюхина Н. Д. Государственная собственность в России: некоторые исторические уроки // Собственность в России в XXстолетии. М., 2001. С. 221.
• [34] Поткина И. В. Торгово-промышленное законодательство Российской империи // Экономическая история России XIX—XX вв.: современный взгляд. М., 2000. С. 308.
• [35] Там же. С. 310−311.
• [36] НортД. Институты и экономический рост: историческое введение //THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 78.
• [37] Плискевич Н. М. «Власть-собственность» в современной России: происхождение и перспективы мутации // Мир России. 2006. Т. XV.№ 3.
• [38] Ахиезер А., Клямкин И. Яковенко И. Указ. соч.
• [39] Саймон Г. С. Указ. соч.