Психическое отключение. 
Психология

Печать смерти

Во время армянского землетрясения 1989 г. местные газеты опубликовали очерк об одном секретаре райкома партии. Во время бедствия погибли его жена и дети, родители, родственники. Он был на работе, а дом обрушился. Журналисты восхищались тем, что секретарь райкома, несмотря на немыслимое горе, остался на посту, руководил подчиненными, звонил в организации и при этом сохранял на лице маску невозмутимого спокойствия. Но если говорить языком психологии, он просто впал в состояние психического онемения. Внезапность кошмара не позволила ему осознать глубину бедствия и собственного горя. Он действовал автоматически, бессознательно. Я тогда писал в газете, что настоящая трагедия для этого человека начнется, когда он придет в себя, выйдет из состояния мортификации и окажется один на один с немыслимым горем.

Р. Лифтон отмечал, что при переживании глубинного страха рождаются «образы смерти». Причудливо переплетаются лики жизни и погибели. Лифтон назвал это состояние «состоянием прижизненной смерти». По-русски это передается выражением «ни жив ни мертв». Большинство свидетелей катастрофы говорят не об охватившей их панике, как можно было бы ожидать, а о наступившей после взрыва «мертвой тишине», об особом чувстве замедленности времени и нереальности всего происходящего.

Человек не способен длительное время выносить подобное «погружение в смерть». Через несколько минут, а иногда и секунд наступало «психическое отключение». Это состояние своего рода психического паралича и чувство внутренней пустоты, при котором способность к восприятию сохранялась, но исчезали все эмоциональные реакции на происходящее.

Психическое отключение может быть кратковременным, но при более тяжелых поражениях оно способно перейти в хроническое состояние психического омертвения, или мортификации (от англ, mortify — омертветь). Психическое замыкание с последующим хроническим омертвением самый распространенный защитный механизм¹ у лиц, переживших Хиросиму. Его внутреннее содержание, однако, более сложно и двойственно по своей природе.

Будучи средством создания эмоциональной дистанции между «Я» и непереносимым внешним окружением, психическое замыкание само представляет собой символическую форму смерти. Она должна предотвратить наступление реальной смерти. На бессознательном уровне возникают^[1]

представления: «Я уже ничего не чувствую, следовательно, я умер, и значит смерть больше не может иметь место…».

Другое бессознательное умозаключение: «Встреченная мною смерть не есть моя смерть, все происходящее не должно меня касаться». Отсюда двойственный смысл часто выражений свидетелей: «Я перестал ощущать смерть», «Потерял чувство опасности». Существенно, что процессы восприятия и мышления могут сохраняться при далеко зашедшем психическом омертвении. Однако здесь теряется целостность личности, связь сферы познания с чувством и действием. Состояние «неполной жизни» оказывается той ценой, которую уцелевший должен платить за избавление от настоящей смерти.

Психическое омертвение относится к числу тех процессов, которые, возникнув как защитные реакции, сами способны обращаться в угрожающую жизни патогенную силу. Защитный процесс заходит так далеко, что этот вид смерти уже перестает быть символическим или обратимым.

• [1] Этим термином обозначают совокупность приемов, которые использует человек, чтобызащитить себя от неврозов.