Система взглядов Эдуарда Сепира

В своей положительной части теория лингвистической относительности опирается на взгляды крупнейшего лингвиста-американисга Эдуарда Сепира. Привычное название «гипотеза Сепира — Уорфа» представляется не вполне справедливым, поскольку создает ложное впечатление о соавторстве двух исследователей, а такового соавторства, как уже говорилось, не было, тем нс менее, пожалуй, справедливо будет вынести во главу названия имя Сепира. Ведь все тс идеи, которые оказываются разумными, принадлежат не Б. Уорфу, а почерпнуты им у своего учителя.

Э. Сепир родился в Германии, в 1889 г. в возрасте пяти лет приехал с родителями в США. Сепир окончил Колумбийский университет, где изучал германскую филологию п шире — сравнительно-историческое языкознание. Будучи студентом старших курсов, он познакомился с Францем Боасом, антропологом и лингвистом, самым крупным американистом того времени, который убедил Сепира в том, что первоочередной задачей является изучение языков и культур коренного населения Америки, ибо они находятся под угрозой исчезновения. Эта встреча определила сферу интересов Сепира. В течение жизни он занимался несколькими языками Северной Америки (такелма, яхи-яна, чинук, паюте, нутка, языками группы на-дене и др.).

Около 15 лет Сепир жил и работал в Канаде, где был главой отдела антропологии при отделении геологоразведки в министерстве геологии, затем вернулся в США, получив место в Чикагском университете. С 1931 г. до конца жизни Сепир был профессором Йельского университета. Он умер в феврале 1939 г. в возрасте 55 лет от болезни сердца.

Сепир оставил огромное научное наследие. Он работал в области изучения языков коренного населения Америки и внес огромный вклад в теорию языкознания. Нас будет интересовать в первую очередь Сепир — теоретиккультуролог и этнолингвист.

Сепира можно назвать первым этнолингвистом, поскольку его построения в области антропологии и культурологии стали следствием занятий лингвистикой и изучения конкретных языков, причем весьма экзотических с европейской точки зрения. Его перу принадлежит книга «Язык», русский перевод которой вышел в 1934 г.

Об этом подробнее Язык для Сепира — это прежде всего социальный и культурный феномен. Сепир рассматривает Язык как своеобразную обособленную часть культуры и отрицает представление о биологическом (врожденном) характере человеческого языка. Язык возник и продолжает существовать в процессе социальной деятельности индивида. Язык связывает личность и социум, а также объединяет совокупность индивидов в коллектив. Без Языка коллектив невозможен. Как невозможно без него возникновение и развитие культуры, поскольку «язык является совершенным средством выражения и сообщения у всех известных нам народов. Из всех аспектов культуры язык, несомненно, первым достиг высоких форм развития, и присущее ему совершенствование является обязательной предпосылкой развития культуры в целом». Язык способен передавать самые разные аспекты культуры: «Содержание всякой культуры может быть выражено с помощью ее языка, и не существует таких элементов языкового материала, ни содержательных, ни формальных, которые не символизировали бы никакого реального значения, каким бы ни было отношение к этому тех, кто принадлежит к другим культурам»¹.

При практическом описании языков Северной Америки Сепир рассматривал языки не как абсолютно автономные системы знаков, существующие сами по себе и для себя, а как данность, связанную с проявлениями психической деятельности человека, в том числе с бессознательным. Язык, по Сепиру, — неотрывная часть культуры и вообще всего «человеческого».

С такой же точки зрения Сепир изучал взаимосвязь языка и культуры. «Культуру можно определить как-то, что данное общество делает и думает, язык же есть то, как думают». При этом в отличие от Уорфа Сепир вовсе не ставит знак равенства между языком и культурой и тем более не утверждает, что культура может в каком-то отношении быть зависимой от соответствующего языка. Эту сторону идей Уорфа Сепир эксплицитно отвергает: «Трудно усмотреть, какие особые причинные зависимости можно ожидать между отобранным инвентарем опыта (культурой — ценностным отбором, осуществляемым обществом) и тем особым приемом, при помощи которого общество выражает всяческий опыт. Лучше будет, если мы признаем развитие языка и развитие культуры несопоставимыми, взаимно не связанными процессами. Из этого следует тщетность всяких попыток связывать определенные типы языковой морфологии с какими-то соответствующими ступенями культурного развития. Поскольку дело касается языковой формы, Платон шествует с македонским свинопасом, Конфуций — с охотящимся за черепами дикарем Асама»^[1][2].

Можно усмотреть некоторое противоречие во взглядах Сепира на соотношение языка и культуры. Действительно, в приведенной статье он эксплицитно отрицает связь языка и культуры, а в более поздних работах, напротив, утверждает, что язык «настолько глубоко коренится во всем человеческом поведении, что остается очень немного в функциональной стороне нашей сознательной деятельности, где язык не принимал бы участия»^[3].

Тесную взаимосвязь между языком и культурой Сепир доказывает, в частности, невозможностью изучения культуры какого-то народа без изучения его языка: «Наивно думать, — пишет он, — что можно понять основные принципы некоторой культуры на основе чистого наблюдения, без того ориентира, каковым является языковой символизм»^[4].

На самом деле противоречия во взглядах Сепира нет: вопрос в том, что именно он понимает под словом язык. Говоря об отсутствии взаимосвязи между языком и культурой, он рассуждает прежде всего о собственной структуре языка, его фонологической системе, морфосинтаксисе. В этом смысле язык является «формально завершенным». Сепир возражает против попыток поставить знак равенства между богатством формальных элементов языка (типом его морфологической, фонологической и других подсистем, их инвентарем) и развитостью той или иной культуры. Например, наличие или отсутствие тех или иных эксплицитно выраженных грамматических категорий нельзя напрямую связать с уровнем развития технологии в том или ином обществе.

Говоря о языке в его неразрывной связи с культурой, Сепир обращается к языку как к совокупности значений (лексических и грамматических), которые влияют на восприятие человеком окружающего мира (выделение в нем категорий). В этом смысле Язык и культура, а также Язык и мышление взаимообусловлены.

Как видим, многие высказывания Сепира поддаются толкованию в том смысле, что формальная лингвистика может и не учитывать «человеческий фактор». Другое дело, что такая лингвистика не способна пойти дальше чисто формального описания застывшей языковой системы и приблизиться к проблеме описания реального функционирования языка.

Для Сепира язык тесно связан с мышлением человека. Мышление — это не набор формальных средств, автономных от мыслительного процесса, а две грани одного и того же психического процесса: «Поток речи не только следует за внутренним содержанием сознания, но он параллелен ему в самых различных условиях, начиная с таких мыслительных состояний, которые вызваны вполне конкретными образами, и кончая такими состояниями, при которых в фокусе внимания находятся исключительно абстрактные значения и отношения между ними и которые обычно называются рассуждениями. В лучшем случае язык можно считать лишь внешней гранью мышления на наивысшем, наиболее обобщенном уровне символического выражения. Язык не есть ярлык, заключительно налагаемый на уже готовую мысль»^[5].

Такие представления о взаимосвязанности языка и мышления в основных чертах совпадают со взглядами некоторых российских психологов (школа Л. С. Выготского). Между тем в практике лингвистических исследований последующих десятилетий они фактически не учитывались, что особенно характерно для формальных направлений в лингвистике (дескриптивизм, генеративизм). Идеи Сепира возродились в конце XX в., когда появилось и стало развиваться когнитивное направление в лингвистике.

Сепир последовательно проводит различие между индивидуальным и социальным использованием языка. С одной стороны, он ведет речь о роли языка в структурировании индивидуального опыта, что может происходить в значительной степени и без языка и касается главным образом собственного эмпирического опыта. С другой стороны, Сепир говорит о накоплении опыта социумом, что происходит при большом влиянии языка и без языка оказывается невозможным. Он поясняет это положение на примере: «…единичное впечатление, полученное мною об определенном доме, должно быть отождествлено с моими прочими представлениями о нем. Далее, мое обобщенное воспоминание или мое „представление“ этого дома должно быть слито с теми представлениями, которые составили о нем другие видевшие этот дом люди. Явление индивидуального опыта, с которого мы начали, таким образом, расширяется, охватывая все возможные впечатления и образы, которые возникли или могут возникнуть о данном доме у мыслящих существ. Это первое упрощение опыта лежит в основе большого количества элементов речи, так называемых собственных имен, т. е. названий отдельных индивидов или предметов. Но мы не можем удовольствоваться этой мерой обобщения безбрежного моря опыта. Мы должны подойти к самой сути вещей, мы должны более или менее произвольно объединять и считать подобными целые массы явлений опыта для того, чтобы обеспечить себе возможность рассматривать их чисто условно, наперекор очевидности, как тождественные. Этот дом и тот дом и тысячи других сходных явлений признаются имеющими настолько много общего, невзирая на существенные и явные различия в деталях, что их оказывается возможным классифицировать под одинаковым обозначением. Иными словами, речевой элемент дом есть символ прежде всего не единичного восприятия и даже не представления отдельного предмета, но значения, иначе говоря, условной оболочки мысли, охватывающей тысячи различных явлений опыта и способной охватить еще новые тысячи. Единичные значащие элементы речи суть символы значений, а реальный поток речи можно рассматривать как фиксацию этих значений в их взаимной связи»¹.

Это четкое различение индивидуального и социального в использовании языка игнорировалось Уорфом, что и привело его к идеям лингвистического детерминизма, которые вызывают наибольшую критику со стороны лингвистов.

Сепир рассматривает также проблему соотношения языка и поведения человека. Во многих своих работах он проводит мысль о том, что нельзя изучать психологию и поведение человека в отрыве от изучения его языка. Так как язык оказывается способом символической репрезентации окружающего мира, человек осмысливает, строит свое поведение, используя символы. Язык «настолько глубоко коренится во всем человеческом поведении, что остается очень немногое в функциональной стороне нашей сознательной деятельности, где язык не принимал бы участия»^[6][7]. Языковой коллектив — это люди, использующие одну и ту же систему символов. Ребенок, входящий в такой коллектив, социализируется, усваивая в первую очередь систему символов своего коллектива, что, разумеется, оказывает влияние на формирование индивидуальности человека.

• [1] Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. С. 223, 226.
• [2] Сепир Э. Язык.

  Введение

  в изучение речи. С. 193—194.

• [3] Сепир Э. Избранные труды, но языкознанию… С. 231.
• [4] Сепир Э. Статус лингвистики как науки // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию… С. 261.
• [5] Сепир Э. Язык.

  Введение

  в изучение речи. С. 36.

• [6] Сепир Э. Язык.

  Введение

  в изучение речи. С. 34—35.

• [7] Сепир Э. Избранные труды по языкознанию… С. 231.