Поздний романтизм. 
История зарубежной литературы xix века

Изменения, внесенные гейдельбержцами в художественную систему романтизма, нс были связаны исключительно с социально-историческими событиями того времени. Основания для полемики с раннеромантической этикой и эстетикой коренились в самом романтическом мировосприятии. Наиболее жесткой критики удостаивалось универсально-оптимистическое начало в раннем романтизме, сформировавшееся не без влияния просветительской философии, хотя и принявшее совершенно иные формы.

Одной из острополемических и одновременно из самых загадочных книг является небольшой по объему роман, озаглавленный «Ночные бдения» (другой перевод — «Ночные дозоры»), вышедший в свет в 1804—1805 гг. и подписанный псевдонимом Бонавентура (псевдоним окончательно не раскрыт и до настоящего времени). В этой книге ощущается полемический накал, связанный с резким опровержением ценностных построений раннего романтизма. При этом «Ночные бдения» — образец романтического романа с ослабленной событийной структурой. Он построен как цепочка «бдений», «дозоров» ночного сторожа, бывшего ранее поэтом Кройцгангом. Каждая из 16 главок (16 «вигилий», ночных страж в Древнем Риме) имеет свою историю, своих персонажей. Это — «арабески», сплетенные в единое целое причудливым движением мысли сторожа-повествователя.

Перед читателем предстает мир страшной ночи, населенный призраками, сумасшедшими и мертвецами. Апокалипсический накал повествованию придает и то обстоятельство, что действие разворачивается в «последний час уходящего столетия», в ночь, завершающую один век и начинающую другой. Страх и ужас в романе сочетаются при этом с его особым комизмом и смехом. Гротескно-сатирическому освещению подвергается «магическое» мировосприятие ранних романтиков. В «Песни о бессмертии», завершающей роман, «все боги рушатся со своих пьедесталов», и боготворимая ранним романтизмом Природа предстает как «разбитая мастерская» Духа, не способного противостоять великому Ничто. Автор «Ночных бдений» одновременно полемизирует и с только становящимся гейдельбергским вариантом романтизма, со стремлением к возрождению «народного духа» и к растворению индивидуальности в «органическом» единстве, навязанном извне. Мир в целом предстает в его книге как огромный сумасшедший дом, в котором правят церковь и государство — убийцы души и тела, препятствующие человеческой свободе.

Книга Бонавенгуры в определенной мере предваряет ту главу истории романтической литературы в Германии, которую принято именовать поздним романтизмом. При этом понятие «поздний романтизм» в силу специфики литературного развития (одновременность существования разных вариантов романтического мироощущения) имеет не однозначно хронологический, а скорее «ценностно-хронологический» (Ф. П. Фёдоров) характер. К началу 1810-х гг. в романтической культуре происходят существенные изменения, свидетельствующие и об отчетливом кризисе раннеромантического мировосприятия и эстетики, и о трансформации х}'дожественной системы в целом. Эти перемены связаны с яркими творческими результатами, которых добиваются поэты и прозаики позднеромантического поколения (Шамиссо, Эйхендорф, Гофман).

Писательская судьба Адельберта фон Шамиссо (1781—1838) складывалась непросто. Француз по рождению, отпрыск древнего дворянского рода, он вместе с родителями эмигрировал из послереволюционной Франции в Германию. В Берлине Шамиссо поступил в 1798 г. на офицерскую службу. Шамиссо нашел в прусской столице благоприятную культурную среду и познакомился со многими молодыми и подающими большие надежды писателями того времени (с Арнимом, Брентано, Клейстом, Гофманом, Фуке). После оккупации Пруссии наполеоновскими войсками Шамиссо вышел в 1808 г. в отставку, попытался обосноваться во Франции, но затем вернулся в Германию. В 1812 г. он изучал медицину и ботанику в Берлинском университете. Лето 1813 г. он провел в поместье одного из своих друзей, где создал повесть «Удивительная история Петера Шлемиля», которая принесла ему писательскую славу нс только в Германии, но и далеко за ее пределами.

Шамиссо обратился к жанру фантастической повести, одновременно стремясь придать ей подчеркнуто исповедальный характер. В письме к издателю, предпосланном книге, Шамиссо сообщает, что один из его знакомых, Петер Шлемиль, передал ему рукопись, в которой повествует о необычайной истории, приключившейся с ним.

В огромном парке, принадлежащем сказочно богатому господину Джону, Шлемиль познакомился с человеком, который исполнял желания гостей, доставая из кармана своего серого сюртука все, что только ни попросишь: бумажник, подзорную трубу, ковер, палатку и даже трех оседланных лошадей. Человек в сером предложил Шлемилю совершить выгодную сделку: в обмен на неисчерпаемый кошелек Фортунага, наполненный золотыми дукатами, отдать ему собственную тень. Сделка принесла молодому человеку богатство, роскошь и графский титул, но очень скоро отсутствие тени превратилось для него в истинное мучение. Всякий, кто замечал, что Шлемиль потерял свою тень, относился к нему с презрением. В конце концов Петера оставила и дочь лесничего Минна, в которую он был страстно влюблен. Его положением воспользовался слуга Раскаль, ограбивший хозяина и обманом женившийся на Минне.

Ровно через год человек в сером объявился вновь и предложил впавшему в отчаяние Петеру новую сделку: Шлемиль может вернуть тень, отдав взамен собственную душу. Петер выдержал новое искушение. Он бросил волшебный кошелек в пропасть, освободив себя от преследований человека в сером. Случайно Петер стал вскоре обладателем семимильных сапог. В них он путешествует, но миру, посвятив себя изучению природы и собирая на пользу всего человечества огромный научный материал.

В незатейливой сказочной повести Шамиссо использовал мотивы древних сказаний и легенд (договор с дьяволом, волшебный кошелек, семимильные сапоги, история Агасфера). Одновременно автор придал происходящему прозаический и будничный облик, словно подчеркивая переплетенность обыденного с инфернальным, дьявольским, таинственным. И Петер Шлемиль существенно отличается от мечтательных романтических героев-энтузиастов. Он простодушный, лишенный особых талантов молодой человек, вовлеченный дьяволом в сделку, в результате которой его душа, его характер подвергаются тяжелейшему испытанию.

Мотив утраты тени постоянно привлекал интерпретаторов повести. Героя отождествляли с его автором и рассматривали произведение как аллегорическое описание судьбы самого Шамиссо, утратившего свою тень — Родину, Францию — и оказавшегося в ситуации изгоя, вечного странника. Тень считали и воплощением человеческой совести, которая не допускает ни малейших уступок. Ради обогащения никто не имеет права поступаться даже малой частью своего существа, дабы не погубить свою бессмертную душу.

Отсутствие тени предстает как некий видимый всем знак «инакости» Петера Шлемиля, его выделенное™ из человеческого сообщества. Герой, посчитавший в своей простоте тень за незначительную деталь внешней личности, при утрате этого атрибута приобретает, пройдя через глубочайшие страдания, личность внутреннюю, обретает истинную душу, которой отказывается поступиться вопреки ее кажущейся эфемерности и невидимости для окружающего мира.

В одном из видений героя возникает сам Шамиссо, друг Шлемиля, которому он повествует о своих приключениях. Петер видит Шамиссо сидящим в своем ученом кабинете «между скелетом и пучком засушенных растений», вокруг него — книги Гумбольдта, Линнея, Гёте, Фуке. Приглядевшись, Шлемиль замечает, что его друг не дышит, он мертв, как мертвы окружающие его предметы. Он, оставшийся дома, укорененный в неподвижный быт, — словно мертвая оболочка шлемилевской беспокойной души, скитающейся по миру.

В позднеромантической культуре образ мира приобретает черты раздвоенности. Внешнее начало, связанное с социальной значимостью человека, противостоит началу внутреннему, миру прекрасной души. Однако раздел затронул и более глубинные сферы. Двоемирие в позднеромантическом сознании захватывает и земное пространство (Шлемиль и противостоящая ему действительность), и человеческую душу (Раскаль и Бендель как дурная и добрая ипостаси Петера Шлемиля), и пространство сверхреальное (дьявол допускается в мир божественный, играет в нем самостоятельную роль).

В историю Петера Шлемиля Адельберт фон Шамиссо включает и материал, связывающий его с романтической культурой того времени, и детали собственной биографии. Движимый внутренним беспокойством, он вскоре отказывается от литературного творчества и посвящает себя научным изысканиям. В 1815—1818 гг. он совершил кругосветное путешествие на русском бриге «Рюрик», смог познакомиться с бытом и нравами жителей разных стран.

Два последующих десятилетия в жизни Адельберта фон Шамиссо связаны с научной работой. В то же время Шамиссо вновь возвратился к литературным занятиям, выпустив в свет собственные лирические произведения и приняв энергичное участие в создании литературного кружка, к которому присоединились несколько молодых немецких писателей (Эйхендорф, Вильгельм Мюллер, Карл Иммерман). С 1832 г. Шамиссо руководил журналом «Альманах немецких муз», на страницах которого публиковались произведения наиболее видных поэтов и прозаиков того времени.

Значительное место в творчестве Шамиссо-поэта занимали стихотворения гражданской, демократической направленности. Находясь под существенным воздействием социально-критической поэзии Беранже, Шамиссо обращался к темам и проблематике, в то время еще чуждым немецкой поэзии. Стихотворения «Старая прачка», «Отравительница», «Нищий и его собака» были восприняты современниками поэта как выражение глубочайшей симпатии к «малым мира сего», послужили творческим ориентиром для многих поэтов «Молодой Германии».

Йозеф фон Эйхендорф (1788—1857) вошел в историю немецкой литературы как выдающийся лирический поэт. Детские годы он провел в родовом замке в Верхней Силезии, впитав в себя глубокие впечатления от лесной природы этого края и истовую католическую набожность. В начале века юноша обучался юридическим наукам в университетах Галле, Гейдельберга, Берлина и Вены, впоследствии посвятив себя государственной службе.

Поэтическое видение мира у Эйхендорфа во многом формировалось в непосредственном контакте с видными представителями романтической литературы. В Гейдельберге Эйхендорф с восторгом открыл для себя сборник «Волшебный рог мальчика», оказавший прямое воздействие на раннюю лирику молодого поэта. Уже в первых поэтических опытах ощущается его тяготение к песенной лирике, к той стихотворной форме, которая наиболее близка, как он считал, истинно народной душе, наполненной искренней верой в Бога и любовью к природе.

Первым опубликованным произведением Эйхендорфа стал роман «Предчувствие и действительность» (1815), насыщенный лирическими настроениями и песенно-стихотворными вставками. К наивысшим достижениям Эйхендорфа в прозе относится повесть «Из жизни одного бездельника» (1826), ярко воплотившая один из вариантов позднеромантического миросозерцания. Подчеркнуто наивная манера изложения (от лица главного героя — юноши-бедняка, отправившегося со своей скрипочкой куда глаза глядят в поисках счастья) приближает повесть к сказочному повествованию. Ни подлинного имени, ни биографии героя автор не сообщает: «бездельник» беззаботно путешествует по белу свету, счастливо минуя опасности и выходя из любых запутанных ситуаций. Он не расстается со своей скрипкой, и любой поворот событий для него — прекрасный повод, чтобы «играть и петь». Даже традиционно роковой романтический сюжет — герой влюбляется в богатую графиню, которая становится для него страстной и, казалось бы, несбыточной мечтой, — находит в повести чудесное разрешение. Возлюбленная героя оказывается всего лишь скромной воспитанницей в доме графини, племянницей швейцара, и счастливому браку ничто не препятствует.

Наивно-сказочный настрой повести у Эйхендорфа лишен примитивной сентиментальности и сложным образом сочетается с элегически-грустным тоном. Мир патриархальной идиллии в графском парке, мир чудесного лесного уединения, покоя и роскоши старинного замка — ко всему этому герой относится как «птица, которая улетает из клетки всякий раз, как только может, и весело поет, когда попадает на свободу». Он обречен на вечное странствие, лишенное завершенности, ибо всякая остановка в пути вызывает у него чувство, «будто ноги становятся все длиннее от скуки, а нос вытягивается от безделья». В повести отчетливо ощущается пародийное начало, позволяющее автору использовать весь арсенал романтической образности и одновременно избежать опасности эпигонского повторения.

Герой повести — своеобразная артистическая натура, проявляющая себя, как и подобает романтику, в творчестве и любви, сферах «истинного бытия». Однако Эйхендорф как позднеромантический автор не опирается более на веру в неисчерпаемость идеального. «Бездельник» представляет собой фигуру сниженную, лишенную ореола героической или мученической гениальности. Его странствиям, любовному томлению и песенкам, которые он распевает со скрипкой в руках на большой дороге, придается комический оттенок.

Вместе с тем «бездельник» выполняет и иную функцию. Он — странник во славу Божию, взгляд которого улавливает и доносит до читателя всю многоцветность мира, сотворенного высшей силой.

Религиозный гуманизм Эйхендорфа наиболее отчетливо проявляется в его стихотворном наследии, составляющем золотой фонд немецкой песенной поэзии. Лирика его построена на традиционных для романтизма «формульных» образах и мотивах. Шум леса, песня соловья, журчание ручья, золотистый блеск лучей пробуждающегося солнца — эти и ряд других «ландшафтных формул» наполняют стихи и песни Эйхендорфа, приобретая в сочетании с особой, задушевно-грустной интонацией магическое, волнующее звучание.

Один из программных циклов его поэтического наследия — «Песни странствий» (1810—1850). Лирический герой цикла — странник, наиболее полно выражающий позднеромантическое мировоззрение автора. Человек представлен в сокровенном общении с природой, она для него не просто прибежище от превратностей мира, но родной дом, а для художника и вдохновитель. В пути, в вечных странствиях поэт и музыкант обретает истинное наслаждение своим творчеством — ему важнее, чтобы его слушали лесные птицы, чем жители городов с их праздным любопытством. Природа у Эйхендорфа одухотворена, откликается на его заботы и тревоги. Странствие приобретает одновременно функцию служения подлинной религии, той христианской модели мира, которая определяет для писателя меру и предел всего человеческого, примиряет его с неизбежным одиночеством творчески одаренной личности.