Волевые процессы. 
Психология общая и экспериментальная

Общая характеристика волевых процессов

Припомните ту основную биологическую схему нашей душевной жизни, которую я привел вам в самом начале: восприятие внешних впечатлений, субъективная переработка их и, как результат этой переработки, то или иное воздействие на внешний мир. Волевые процессы соответствуют как раз третьему, последнему члену этой схемы. При этом, однако, они находятся, как мы увидим дальше, в теснейшей связи с первыми двумя членами, так что обычно бывает совершенно невозможно обособить тот или иной волевой процесс от сопровождающих его чувствований и представлений. Это и понятно: ведь наши воздействия на внешний мир вытекают в качестве конечного результата из всего склада нашей личности, из тех впечатлений, которые мы восприняли и переработали, из чувствований, которые мы пережили. Связь между упомянутыми основными функциями является, таким образом, не искусственной, а чисто органической.

Наиболее простым и очевидным выражением волевых актов являются движения. И хотя, как мы увидим дальше, движениями далеко не исчерпывается все разнообразие волевых процессов, однако представляется удобным начать рассмотрение их именно с этой простейшей ступени. Итак, нам необходимо проанализировать различного рода движения и посмотреть, каким образом они могут входить в состав волевого процесса.

Одной из наиболее простых форм двигательных проявлений можно считать так называемые самопроизвольные движения, являющиеся, по-видимому, не чем иным, как результатом разряда энергии, накопившейся в центральной нервной системе. Только что родившийся на свет ребенок кричит, беспорядочно двигает ручками и ножками; эти движения отчасти рефлекторны, т. е.

вызваны внешними раздражениями, отчасти же самопроизвольны: накопившаяся энергия требует разряда, и этот разряд выражается движениями. Засидевшийся на уроке ученик вскакивает во время перемены с места, начинает бегать, кричать, прыгать; молодые животные также часто бегают, прыгают без всякого повода. Наконец, взрослый человек, встав с постели, потягивается, совершает ряд движений, не имеющих никакой другой цели, как только размяться после долгой неподвижности.

Таким образом, здесь мы имеем двигательные акты, которым не предшествуют те или иные внешние раздражения.* Это последнее условие имеется в так называемых рефлекторных движениях. Когда меня внезапно уколют в руку, то прежде чем я подумаю, какое движение следует сделать, я отдерну руку; увидев внезапно яркий свет, я прежде всего и совершенно невольно закрываю глаза. Это простой рефлекс: раздражение, непосредственно передаваясь двигательным корешкам спинного мозга, вызывает соответствующие мышечные сокращения. Рефлекторные движения могут нами сознаваться или не сознаваться, но, во всяком случае, они всегда непроизвольны: я могу, правда, влиять на рефлекс задерживающим образом, замедлять до известной степени, направлять его, но все же в общем он совершается помимо моей воли, как нечто для меня постороннее.

Следующую ступень составляют подражательные движения. Как это ясно уже из самого названия, в состав их входит прежде всего восприятие движений, совершенных другим живым существом, а затем двигательные импульсы, направленные на выполнение таких же точно движений. Следовательно, подражательные движения всегда сознательны или, по крайней мере, полусознательны. Они могут быть произвольными или непроизвольными; в общем, однако, сам человек, его личное хотение играет здесь все же очень незначительную роль. Действия детей вообще характеризуются очень значительным развитием подражательности — и соответственно этому воля их слаба, внушаемость значительна. То же самое и у взрослых людей: чем больше развита у них подражательность, тем менее проявляется самостоятельная инициатива, способность к энергичным волевым импульсам.

Наконец, высшую ступень составляют сознательные произвольные движения. Они отличаются от остальных движений тем, что включают в себя новый элемент, являющийся как раз наиболее характерным для волевых процессов, именно элемент волевого напряжения. Можно сказать даже, что все перечисленные до сих пор более элементарные роды движений не составляют еще волевых актов в собственном смысле этого слова, и только в сознательных произвольных движениях мы вступаем в область вполне выраженного волевого процесса.

Говоря о сознательном волевом усилии, нельзя не упомянуть также о тех субъективных переживаниях, которые обычно предшествуют возникновению волевого усилия, составляя, так сказать, начальное звено в развитии того или иного волевого процесса. Я имею в виду ток называемое стремление, желание, хотение и т. п. В прежнее время, руководствуясь данными самоанализа, пытались установить более или менее отчетливые границы, например, между желанием и хотением или между хотением и «волением». Желаниями называли такого рода побуждения, когда человек не думал о том, осуществимо ли его желание. Так, например, бедняк может желать немедленно сделаться миллионером; человек может желать быть бессмертным, хотя очень хорошо сознает неосуществимость такого желания. В противоположность этому желания, имеющие шансы на осуществление, называли хотениями. Наконец, термин «волсние» употребляли для обозначения того окончательного волевого усилия, которое делает человек, чтобы свои желания и хотения перевести в действие, направленное к осуществлению намеченной цели. В настоящее время, как мы увидим дальше, едва ли является надобность (да и возможность) производить подобные тонкие подразделения. В общем можно все эти три разновидности волевых побуждений объединить под общим названием стремления, причем эти стремления могут быть более или менее отчетливо осознанными, более или менее близкими к осуществлению и т. д.

Если, с одной стороны, волевые процессы, в своих более элементарных формах, теснейшим образом связаны с движениями, то, с другой стороны, они не менее тесно связаны с чувствованиями и представлениями. Во всяком чувстве, как указывает Вундт, уже имеется элемент стремления, импульсивности; чем сильнее чувство, тем сильнее стремление к его осуществлению. Когда у меня есть недовольство моим настоящим положением и когда это недовольство усиливается, то, естественно, само собой возникает стремление предпринять те или иные поступки, чтоб освободиться от этого положения. Поэтому зачастую очень трудно бывает провести границу между чувствованиями и стремлениями, как бы мы ни называли эти последние: желаниями, хотениями, волениями и т. п.

Тесная связь, существующая между чувствованиями и волевыми процессами, сказывается еще и в другом направлении. Нередко бывает так, что двигательный акт является, в сущности, лишь усилением тех внешних проявлений, которые свойственны данному аффекту. Так, например, выше уже говорилось, что аффект гнева сопровождается обычно возбуждением двигательной сферы: при гневе человек повышает голос, начинает усиленно двигаться, сжимает кулаки и т. д.; при соответствующих условиях усиление этих проявлений, в конце концов, может перейти в громкую брань и драку. Страх также на своих первоначальных ступенях усиливает до некоторой степени двигательную иннервацию: отсюда является стремление к бегству. При более сильных степенях страха наступает, наоборот, паралич двигательной иннервации, и мы видим, что сильно испугавшийся человек старается сжаться, съежиться, сделаться незаметным. Эти его действия являются опять-таки не чем иным, как дальнейшим развитием и усилением тех двигательных проявлений, которые свойственны страху.

Рассматривая чувствования, ведущие к возникновению волевого акта, можно заметить, что здесь бывают различного рода сочетания. Иногда чувство, связанное с каким-нибудь представлением или группой представлений, ведет непосредственно к возникновению соответствующего действия. Такие волевые акты, или действия, называют простыми. Пример: мне захотелось пить, я беру стакан с водой, наливаю и пью. То чувство (связанное с представлением), которое ближайшим образом ведет к возникновению данного действия, называется мотивом этого действия; в приведенном примере мотивом является чувство жажды, связанное с представлением о возможности немедленно удовлетворить ее. Однако бывают случаи, когда таких мотивов поступка возникает одновременно несколько. Положим, например, что, чувствуя сильную жажду, я не имею в данный момент под рукой кипяченой воды и мне пришлось бы пить невскую воду, взятую прямо из крана. Тогда наряду с первым побуждением или мотивом у меня немедленно возникает второе, противоположное, связанное с представлениями о холере, брюшном тифе и т. д. Возникает процесс так называемой борьбы мотивов. Этот процесс характеризуется своеобразными, иногда очень неприятными чувствами сомнения, колебания, нерешительности. Иногда эти колебания так и кончаются ничем, т. е. не ведут ни к какому определенному результату. В большинстве же случаев, однако, один из мотивов получает преобладание над другими и ведет к тому или иному действию — или к сознательному, произвольному воздержанию от действия, что также, как мы сейчас увидим, следует считать волевым актом.

Те волевые процессы, в которых принятию определенного решения предшествует борьба мотивов, называются сложными волевыми актами; а самые колебания, если они происходят более или менее сознательно, обозначаются часто как процесс выбора. В сложных волевых актах с особенной ясностью и отчетливостью выступает тот элемент, который является особенно характерным для волевого процесса, именно элемент волевого напряжения или волевого усилия. В конце концов, именно к этому волевому усилию и сводятся все те случаи, когда, например, у человека чувство долга берет верх над эгоистическими стремлениями, или когда альтруистические чувства, после некоторой борьбы, заставляют человека пожертвовать своими личными выгодами и т. д.

Надо отметить, что в этих случаях чувство личности выступает всегда с особенной яркостью. Как я говорил уже, волевой акт обычно отражает на себе в большей или меньшей степени наше «я*, важнейшие свойства нашей психики. В особенности в сложных волевых актах, когда возникает одновременно несколько стремлений и получают перевес те из них, которые особенно характерны для данного человека, — личность этого человека обрисовывается иногда чрезвычайно ярко. Из этого, однако, отнюдь не следует будто наше «я», как это иногда утверждают последователи волюнтаристической психологии, сводится, в конце концов, именно к волевому усилию, составляющему ядро волевого процесса. Такое понимание личности, на мой взгляд, следует считать слишком узким, так как хотя и несомненно, что на волевом акте отражаются существенные черты нашей психики, но свести всю сложную картину нашего «я* к одному только волевому усилию представляется совершенно невозможным.

Наряду с делением волевых процессов на простые и сложные их можно разделить также на внешние и внутренние. Внешними волевыми актами мы называем те, которые проявляются вовне, в виде движений. Примеров я приводить не буду, так как из всего вышесказанного ясно, о чем идет здесь речь. Внутренними волевыми актами мы называем те случаи, когда человек подавляет в себе, путем волевого усилия, те или иные двигательные импульсы или же возникающие у него чувства, представления и т. д. Солдат, который под градом пуль не обращается в бегство, а неподвижно стоит на месте, должен напрягать всю свою волю, чтобы подавить невольно возникающие у него двигательные импульсы и заглушить естественное при данных условиях чувство страха. Таким образом, если во внешних волевых действиях волевое усилие направлено на возбуждение и усиление двигательной иннервации, то во внутренних волевых актах оно направлено большей частью, наоборот, на задержку различных процессов, будут ли это процессы представления, движения и т. п.