Как выглядит мифологическая картина мира?

Что такое мифология? Это чувственно-образное отражение действительности, возникшее в результате одушевления природы, где место рациональных понятий и определений занимают символы и аллегории. В попытке обрести гармонию с агрессивными силами мира мифологическое сознание почти стирает границы между субъектом и объектом, превращая первое в продолжение второго или наоборот. Великолепную иллюстрацию очеловечивания природы и опредмечивания чувств человека мы встречаем в греческой мифологии, где боги становятся персонификацией стихийных сил космоса. Так, например, Посейдон очеловечивает водную стихию, Зевс — небо, Аид — подземное царство, Гефест — огонь и т. д. А между тем, и вся жизнедеятельность человека становится продолжением природных сил. Так, гнев Ахилла в битве с троянцами у Гомера уподобляется лесному пожару, пожирающему все на своем пути:

Словно как страшный пожар по глубоким свирепствует дебрям, Окрест сухой горы, и пылает лес беспредельный;

Ветер, бушуя кругом, развевает погибельный пламень, — Так он, свирепствуя пикой, кругом устремлялся, как демон;

Гнал, поражал; заструилося черною кровию поле.

Гомер. Илиада. — XX, 490−494 Вскроем общее и отличное между мифологическим видением мира и мистическим, чье генетическое родство обуславливается единой целью — обрести гармонию части с жизнью целого. В мистике эта цель достигается на духовном уровне благодаря высшей способности сознания — интуиции, которая, растворяясь в субстанции, более не ведает отличия себя от иного и потому смотрит на мир глазами Высшей реальности. В то время как мифология желает обеспечить гармонию на внешнем физическом уровне благодаря низшим способностям сознания — телесным чувствам, пытающимся узреть в явном тайное. Множественность телесно-чувственного восприятия дробит реальность на части, которые хотя и являются органическим продолжением целого, все же имеют свою самостоятельную жизнь, которая в символичных формах персонифицированных богов часто вступает во враждебные отношения сама с собой. Поэтому природные катаклизмы, ураганы, бури, пожары, наводнения персонифицируют себя вначале во взаимной вражде богов, а затем и во внутренних конфликтах человека. Все это свидетельствует о том, что мифологическая картина мира выступает начальной стадией переживания человеком своей изолированности. Его же попытка обрести единство с миром на последнем, внутренне-духовном этапе приводит к мистико-экстатическому состоянию единения с умопостигаемой реальностью. Следовательно, миф выступает внешней оболочкой мистики, мистика — внутренним содержанием мифа, а «расстояние» между ними измеряется эволюцией либо отдельно взятого сознания, либо целой цивилизации. Так индивидуальное сознание эволюционирует от мифа к мистике, с годами меняя детское восприятие мира на зрелое — религиозное, а целая культура эволюционирует от мифа к мистике от эпохи к эпохе: например, от гомеровской до средневеково-христианской.

Аллегорическую интерпретацию мифологической картины мира часто можно обнаружить в притчах, которые становятся удобной формой передачи человеком своего отношения к враждебно настроенному против него миру. Так, например, китайская мифология, впрочем, как и большая часть китайской философии, весьма символична по методу своего изложения. А потому мы часто встречаем в текстах образные сравнения для передачи сходства в вещах и явлениях, на первый взгляд, далеких друг от друга. Так, например, для описания отношений между миром и его возможными формами Чжуан-цзы использует образы Кипящего Металла и его капелек. Даосский мыслитель начинает свое сравнение с ребенка, степень свободы которого по отношению к воле родителей значительно выше, чем свобода капельки металла в выборе своей будущей формы: «Представим, что Великий Плавильщик плавит металл, и вдруг капелька этого металла подпрыгивает и кричит ему: „Хочу быть волшебным мечом — и ничем другим!“ Великий Плавильщик, конечно, счел бы такой металл ни на что не годным. А если считать Небо и Землю одним плавильным котлом, а превращения вещей и людей — плавкой металла, то может ли вещь или человек что-то не принимать на пути своего превращения? Совершив свой земной путь, все возвращается к своему истоку — плавильному котлу».

Обобщим сказанное: мифологическая картина мира рождается в умах философов, представляющих направление стихийного материализма. Всемерно доверяя своим телесным чувствам, они культивировали предметную оформленность мироздания, за которым, как они полагали, стояли необузданные, порой смертоносные для людей силы природы. Однако за кажущимся произволом предметно оформленного мира на самом деле скрывался тайный его закон, постичь который мог только рассудок человека, вступивший в сотрудничество с чувствами. Вместе они открывали чудесную красоту жизни, чьи глубина и многообразие стали называться емким словом «космос». Такой союз телесных чувств с рассудком превращал мир в живой организм, каждое движение которого интерпретировалось натурофилософами как возможный диалог целого, то есть мироздания, со своей частью — человеком. Такое мировоззрение, в конечном счете, стало называться мифологическим.