Распад СССР. 
Реформирование экономики России: переход на рыночную систему хозяйствования

Нарастание хозяйственной разрухи в СССР к концу 1980;х гг. сопровождалось социальными и межнациональными конфликтами, развивались сепаратистские и националистические движения. В 1988—1991 гг. на национальной почве было зафиксировано 150 конфликтов, сопровождавшихся человеческими жертвами. Только, но официальным данным погибло свыше 600 человек. Сотни тысяч людей были вынуждены покинуть свои родные места. Наиболее известными событиями были межэтнические столкновения в Нагорном Карабахе, Сумгаите и Баку, в Фергане, Абхазии, Грузии, Южной Осетии, Молдавии, Ингушетии.

Напряженность в Закавказье

Требования независимости в Закавказье походили на удар, но осиному гнезду. Абхазы боялись в случае грузинской независимости попасть под грузинское ярмо: 18 марта 1989 г. в Лыхнах движение «Аидгылара» («Единение») собрало около 30 тыс. человек, требующих, чтобы Абхазия стала полноправной республикой Советского Союза. В это время грузинские оппозиционеры Гамсахурдия и Костава полетели в Сухум, чтобы взбаламутить мингрелов, проживающих в Абхазии… Забастовки и демонстрации превращались в драки и беспорядки. Картвелы Сухумского университета отделились, основав собственный университет и, тем самым, очаг будущей гражданской войны. Тем временем в Южной Осетии организация по защите прав человека «Асемон Ныхас» («Народное собрание») требовала либо полной автономии, либо объединения с Северной Осетией в пределах РСФСР. Грузины, считавшие, что Южную Осетию искусственно создали из грузинской области Самачабло, решили объединить ее с Картли, и в январе 1989 г. сотни автобусов и машин выехали из Тбилиси, чтобы занять Цхинвали…

В конце мая, в День независимости Грузии, после многочисленного митинга, был объявлен бойкот армии призывниками. Кроме антирусского гнева, появилась зловещая враждебность к местным меньшинствам — абхазам, осетинам, армянам, азербайджанцам, дагестанцам. Речи Гамсахурдии, как и новые брошюры исевдоисториков и псевдоязыковедов, утверждавшие, что единственными гражданами Грузии являются христиане-картвелы и что всех остальных надо считать более или менее желанными «гостями», придавали новой идеологии фашистский оттенок.

Хаотичный распад СССР — инфляция, обесценившая сбережения и пенсии, закрытие заводов, брошенные на произвол стихии пашни — обрекли экономику на гибель. Само общество раскололось, исчезли блюстители закона и порядка. Политические и криминальные шайки, которые трудно было отличить друг от друга, грабили склады оружия… В Грузии настал беспредел. Грузинские дружины подожгли 11 осетинских деревень, осетины в отместку подожгли грузинские. Этническая чистка была доведена до кровавого завершения: выселение одного семейства кончалось опустошением целого края. Толпы беженцев шли кто во Владикавказ, кто в Гори. Население Южной Осетии сократилось почти наполовину… Такова была родильная горячка современной независимой Грузии^[1].

Этот период был ознаменован «парадом суверенитетов», который перерос в политические акции с принятием соответствующих официальных деклараций. В 1988— 1989 гг. декларации о независимости приняли республики Прибалтики и Азербайджан.

Летом 1990 г. свой суверенитет провозгласили Грузия, Россия, Молдавия, Украина, Белоруссия, Узбекистан, Армения, Таджикистан, в октябре — декабре — Казахстан и Киргизия. Эти республики начали работу по формированию собственной структуры власти и системы управления, независимых от аппарата СССР, сократили или просто прекратили отчисления в союзный бюджет, стали проводить самостоятельную внешнеторговую политику, встали на путь протекционизма. Главный удар по СССР был нанесен объявлением 12 июня 1990 г. государственного суверенитета крупнейшей и наиболее мощной в экономическом отношении Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой (РСФСР) во главе с президентом Б. Н. Ельциным. В короткий срок в РСФСР были приняты Закон о собственности в РСФСР, разрешающий частную собственность на средства производства, в том числе и на землю, Закон о предприятии, Закон об иностранных инвестициях и другие, стимулировавшие форсированное разрушение плановой экономики и переход к рынку.

В тот период в верхних эшелонах власти не было единства, а М. С. Горбачев подвергался жесточайшей критике и давлению и справа, и слева: бывшая партийно-хозяйственная номенклатура призывала к восстановлению руководящей роли КПСС, социал-демократы упрекали в медлительности и непоследовательности в проведении реформ и требовали ускорения рыночных преобразований.

Оглядываясь назад

М. С. Горбачев, подводя итоги перестройки, пишет в своих мемуарах: «Драматический парадокс перестройки тесно связан с наследством, которое нам было оставлено: осмелиться на перемены — в этом был большой риск, но отказаться от них было еще опаснее для страны в том состоянии, в каком ее застала перестройка.

Оглядываясь назад, более отчетливо видишь фундаментальные причины, затрудняющие реформирование советского общества. В процессе демократизации быстро оживали и набирали силу противоречия, накопившиеся за 70 лет советской эпохи. Они использовались рвавшимися на авансцену беззастенчивыми идеологами и безответственными политиканами нечестно. Но было бы неверно и объяснять драматический финал перестройки исключительно объективными причинами, трагическими случайностями, российской спецификой и особенностями советского прошлого. Были ошибки и просчеты у руководства, действовавшего в условиях жесткого цейтнота и оказавшегося под перекрестным огнем со стороны консерваторов и радикалов, националистов, составивших, в конце концов, единый фронт в стремлении свалить центральную власть.

Мы не сумели в полной мере воспользоваться первоначально безусловной поддержкой народа. Не знаю, была ли еще когда-нибудь у власти такая искренняя массовая поддержка. Но постепенно мы ее начали терять. Не использовали время для решения проблем ценообразования и рынка. Надо было стабилизировать потребительский рынок, смелей и жестче развернуть оборонную промышленность на выпуск хороших изделий для народа. Тогда никто не смог бы сбить людей с толку. Мы опоздали с реформированием Союза. Мы опоздали с преобразованием КПСС в демократическую партию современного типа. Это две самые большие ошибки"¹.

На фоне тяжелой экономической и политической ситуации 19 августа 1991 г. состоялась попытка государственного переворота, возглавленного частью высшей советской номенклатуры, назвавшей себя Государственным комитетом, но чрезвычайному положению — ГКЧП. Победа демократических сил над путчистами усилила позиции сторонников рыночных преобразований, с одной стороны, и способствовала окончательной дезинтеграции СССР — с другой. «Путч провалился, но он открыл дорогу сепаратистам, радикалам, экстремистам», — подводит итоги М. С. Горбачев^[2][3].

Беловежские соглашения, подписанные президентами грех союзных республик — РСФСР, Украины и Белоруссии 8 декабря 1991 г., констатировали, что СССР «как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование»¹. Договаривающиеся стороны объявили о создании Содружества Независимых Государств (СНГ). 21 декабря к Соглашению присоединились Азербайджан, Армения, Казахстан, Киргизия, Молдавия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан. 26 декабря 1991 г. Совет республик Верховного Совета СССР принял формальную Декларацию о прекращении существования СССР.

Для России географические перемены обернулись серьезными потерями. Народонаселение уменьшилось на 49%. Около 50 млн человек, считавших русский язык родным, оказались в других государствах. На 24% с 22 млн до 17 млн кв. км сократилась территория страны, практически ее до границ 1613 г. В результате оказалась разорванной транспортная и энергетическая инфраструктура: железные и шоссейные дороги, трубопроводы и линии электропередач уперлись в границы новых независимых государств. Если до распада СССР на западной границе имелось 25 железнодорожных пограничных переходов, то остался один — из Калининградской области в Польшу. А главные перевалочные железнодорожные узлы оказались на территории Белоруссии, Украины и Молдовы. Изменилось и число зарубежных стран — соседей: ранее их было восемь, стало 16 (больше всего в мире), при том что значительная часть новых границ так и не получила официального государственного статуса. Со стороны новых геополитических субъектов отмечены территориальные претензии. Завязался непростой клубок противоречий, в который включались все новые государства.

Далее каждая бывшая советская республика пошла своим путем. РСФСР, преобразованная в Российскую Федерацию, встала на путь рыночных реформ. При этом и в обществе, и в руководстве страны не было единства в отношении стратегии и тактики их осуществления, а был только «запрос на реформы». И обстоятельства сложились так, что эти реформы пошли, но самому радикальному пути, получившему в дальнейшем определение «шоковая терапия» или даже «шок без терапии». Главным реформатором выступило правительство Б. Н. Ельцина — Е. Т. Гайдара, сделавшее ставку на одновременное и быстрое введение рыночных механизмов: либерализацию цен, приватизацию, структурную модернизацию, открытие экономики, переход на конвертируемость национальной валюты, применение монетаристских методов борьбы с инфляцией и т. д. Эта была сложная задача, сравнимая, по словам польского политического деятеля того времени Лех Валенса, с превращением «рыбного супа в аквариум»^[4][5].

На принятие решения о проведении именно радикальных «шоковых» реформ огромное воздействие оказало кризисное состояние экономики — сокращение объемов ВНП, промышленного и сельскохозяйственного производства, падение жизненного уровня населения, гипертрофированный рост инфляции, обесценение денег на фоне возрастающих сепаратистских тенденций в ряде субъектов Федерации.

Глазами эксперта

Прилавки магазинов в городах осенью 1991 г. были уже пустыми, розничная торговля стала жестко нормироваться и проводилась по талонам и карточкам, процветал «черный рынок», население проявляло крайнее недовольство. Колхозы и совхозы отказывались сдавать свою продукцию государству по низким заготовительным ценам и выжидали их повышения. В Москве и Ленинграде продовольствия оставалось на 12—14 дней. Шахтеры бастовали и заготовили всего лишь 1/3 объема угля, необходимого на зиму 1991 — 1992 гг. Все разваливалось буквально на глазах, надвигалась угроза голода.

Этот социально-экономический кризис дополнялся финансовым кризисом, который выражался в росте бюджетного дефицита, инфляции и резком сокращении золотовалютных резервов… Соотношение между государственными и рыночными ценами установилось на уровне 1:40— 1: 50. Деньги стали терять смысл, начался переход к натуральному обмену между предприятиями¹.

Интересно сейчас напомнить, в каком виде озвучивались намерения властей в отношении реформ. На заседании Верховного Совета РСФСР 21 августа 1991 г. его Председатель Р. И. Хасбулатов провозглашал: «С учетом огромной поддержки со стороны всего народа… мы должны исходить из того, что российская власть заключает с обществом своеобразный Общественный договор, содержание и суть которого сводятся к тому, что нам доверено осуществить самые глубокие преобразования, в том числе системного характера, и мы, новая российская власть — Верховный Совет и Президент, берем на себя обязательство не допустить никакого даже временного ухудшения материального положения народа. В противном случае возникнет резонный вопрос: „Что это за реформы, которые не ведут к позитивному результату, кому они нужны?“»^[6][7].

Была ли альтернатива этой радикальной ломке советского наследия? Дискуссии на эту тему не прекращаются и сейчас. Специалисты в области теории социального рыночного хозяйства, построение которого было осуществлено в Западной Германии в послевоенный период («немецкое чудо»), полагают, что был шанс перехода от советского тоталитарного государства с централизованной экономикой к демократическому государству с рыночной экономикой менее разрушительным образом. Однако они отмечают, что за «немецким чудом» стояли глубоко проработанные экономические теории Фрайбургской школы неолиберализма^[8], сумевшие объединить преимущества свободного рынка и активного участия государства в экономике. Адаптация немецкого опыта к российским реалиям предусматривала «сохранение всего лучшего от социализма». Па этих позициях стояли известные экономисты Н. II. Шмелев, Г. X. Попов, Л. И. Абалкин, О. Т. Богомолов, бывший премьер министр СССР Н. И. Рыжков. Это шло вразрез с видением команды Е. Т. Гайдара, рассматривавшей социализм как явное зло и идеалом для которой был неограниченный рынок. В их представлении государство в России было настолько слабо и коррумпировано, что оно не смогло бы проводить целенаправленную политику в интересах всего общества. Поэтому лучше полагаться на чисто рыночные механизмы, обходящие государство¹.

Центральным звеном экономических реформ стала либерализация цеп, объявленная со 2 января 1992 г. Свободными стали 80% оптовых и 90% розничных цен. Это решение не могло не подхлестнуть инфляцию. За I квартал цены выросли более чем в б раз, а за весь 1992 г. — в 26 раз, при этом по продуктам питания — в 28 раз. В следующем 1993 г. рост цен продолжался и цены выросли еще в 10 раз. Согласно социологическим опросам, цены на 600 наименований товаров увеличились в 400—1000 раз. Например, литр молока в 1991 г. стоил 60 коп., в 1992 г. — 22,4 руб., в 1993 г. — 315,2 руб., в 1994 г. — 1222 руб., в 1995 г. — 2812 руб., т. е. цена на важнейший продукт питания выросла почти в 5000 раз. Цена на муку увеличилась в 2078 раз, на рис — в 1766 раз, сахар — в 1798 раз, на картофель — в 818 раз^[9][10].

Уменьшение поступлений в бюджет компенсировалось печатанием денег, что еще больше подхлестывало инфляцию. Сбережения населения, копившиеся иногда поколениями, обесценились в считанные недели. Реальные располагаемые денежные доходы в 1991 — 1995 гг. в среднем сокращались на 8% в год, реальные пенсионные доходы — на 12% в год. В 1996—2000 гг. снижение доходов населения продолжилось и составило в среднем 2,1% в год, заработная плата понижалась на 3,8% в год, пенсии — на 5,4%. В итоге в 1999 г. располагаемые денежные доходы населения по отношению к 1990 г. составили 55,4%^[11]. Падение спроса в значительной степени обусловило деградацию национальной промышленности, что было усугублено хлынувшими из Полыни, Китая, Турции и других стран товарами.

Потребление мяса из всех источников, включая подсобные хозяйства, составило около 52 кг в среднем на душу (65 кг в 1991 г.); потребление молока — на уровне 1970 г.; сливочного масла — на уровне 1960 г. Стремительно возросла поляризация общества по доходам. «Мы имеем дело даже не с латиноамериканским, а африканским вариантом структуризации общества», — мрачно писал академик Николай Петраков^[12].

Вместе с тем не все цены были «отпущены», и правительство продолжало контролировать цены на сырье — основные товары советского и российского экспорта, которые в результате оставались низкими, в разы ниже, чем на мировом рынке. Объявленная ликвидация государственной монополии на внешнюю торговлю и свободный доступ юридических и физических лиц к ресурсам при наличии указанных «ножниц цен» обеспечили баснословную доходность экспортных операций. Сложившаяся экономическая ситуация способствовала криминализации бизнеса, росту коррупции, преступности, неравенства, социальной напряженности. Массовое закрытие предприятий вело к росту безработицы, достоверных данных о масштабах которой до сих пор нет. Нехватка свободно-конвертируемой валюты вызвала к жизни повсеместное распространение бартера — практически натурального обмена и сокращение сферы товарно-денежных отношений. Огромные масштабы приобрела деятельность «челночников», что также стимулировало рост нелегального, серого сектора экономики.

Дополнительным негативным фактором стало продолжающееся снижение мировых цен на сырьевые товары. Достаточно сказать, что цена российской нефти в 1991 г. составила 19,0 долл. США за баррель, в 1992 г. — 18,1, в 1993 г. — 15,4, в 1994 г. — 15,3, в 1995 г. — 16,6, в 1996 г. — 20,0, в 1997 г. — 18,3, в 1998 г. — 11,9 долл.¹ Сравним эти цифры с уровнем цен на нефть в 2000;е гг. (вплоть до конца 2014 г.), превышавшими 100 долл. США. Подрыв налоговой базы, снижение доходов привели к небывалому росту дефицита платежного баланса и бюджета.

Таким образом, революционный (многие называли его «большевистским» по решительности и безоглядности действий) отпуск цен, не принявший во внимание фактор концентрации производства в руках монополистов (например, стиральный порошок во всем СССР выпускали только два предприятия), дефицит и отсутствие конкуренции заставили общество заплатить высокую социальную цену. Она состояла в кардинальном снижении уровня жизни населения, потери им социальных гарантий, предоставлявшихся социализмом, — права на труд, отдых, бесплатное образование, медицинское обслуживание, на жилье, в конечном счете — в росте не только бедности, но и нищеты, сопровождавшихся повышением смертности, уменьшении рождаемости, широким распространением наркомании, туберкулеза и СПИДа. Резко возросла дифференциация доходов. Индекс Джини с 1991 по 1994 г. увеличился более, чем в 1,5 раза — с 0,26 до 0,41^[13][14].

Оценка зарубежного эксперта

Как писал американский публицист Пол Хлебников, для российских бандитов наступила золотая пора. О них писали газеты, они фотографировались вместе с мэрами крупных городов и министрами. Граждане России начали покупать словари тюремного жаргона, серьезные аналитические труды о преступном мире, дешевые романы о подвигах героев-уголовников. Россияне с любопытством взирали на новую власть, вошедшую в их жизни. Сотни кафе на западный манер, дорогие рестораны, сияющие ночные клубы открывались по всей Москве. Представители нового правящего класса — с часами Rolex, в итальянской обуви, с золотыми браслетами, мобильными телефонами, женами и подружками, в нарядах от Версаче — с угрюмым видом потягивали благородные напитки. Провинциальные русские красавицы были доступны почти задаром — лучшие из них становились подружками бандитов.

Первой и самой главной покупкой для любого преступника был автомобиль. Улицы Москвы заполонили впечатляющие иномарки. В 1993 г. самой солидной маркой считался шестисотый «Мерседес» (розничная цена в США около 100 000 долл., в России — вдвое больше). Типичный бандитский выезд того времени — черный «Мерседес» с затемненными окнами и «Ленд крузер» с охраной-сопровождением. Многие дорогие иномарки носились, но улицам столицы без номерных знаков. Наиболее примечательным символом новой России стати казино. С момента падения коммунизма прошло всего два года, а по Москве открылись десятки казино; российская столица стала напоминать аляповатую версию Лас-Вегаса^[15].

Параллельно шли разгосударствление экономики, приватизация, формирование института частной собственности и собственников. Этот революционный переход был проделан в рекордно короткие сроки.

Российской особенностью проведения приватизации стало то, что главной социальной силой и базой трансформации выступала старая номенклатура — бывшие партийные аппаратчики, комсомольские деятели, руководители министерств и ведомств. Эти лица оказались ближе всего и к власти, и к собственности и часто формировали теневые «союзы» предпринимателей и представителей власти. Это привело впоследствии к сосредоточению экономической власти в руках узкого круга лиц, которых общество стало называть олигархами.

Одновременно с приватизацией крупных предприятий шла так называемая малая приватизация предприятий с числом работающих менее 200 чел., первоначальными собственниками которых стали их директора и трудовые коллективы. К 1993 г. было приватизировано 63% всех объектов блока малой приватизации: 59% предприятий бытового обслуживания, 57% предприятий торговли; 56% — легкой и пищевой промышленности; 51% — промышленности стройматериалов. К 1996 г. малая приватизация практически была завершена.

Историю приватизации в России принято делить на три этапа.

Первый этап приватизации связан с политикой ваучеризации (1992— 1994 гг.). Согласно этой концепции, все национальное благосостояние (по мнению многих экспертов, сильно недооцененное) было разделено на 150 млн частей, по числу граждан России на 1 сентября 1992 г., каждый получил приватизационный чек (ваучер) на сумму 10 000 руб. и мог его использовать для участия в приватизации объектов государственной собственности. Популизм и наивность предложенной политики подтверждаются словами Б. Ельцина: «Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров. В этой новой экономике у каждого будут равные возможности, остальное зависит от нас… Каждый гражданин России, каждая семья получат свободу выбора. Приватизационный ваучер — это для каждого из нас билет в мир свободной экономики»¹.

Для осуществления проекта были созданы несколько сотен чековых инвестиционных фондов (ЧИФов), которые должны были аккумулировать чеки населения и инвестировать пакеты чеков в предприятия. За время действия программы были проведены десятки тысяч чековых аукционов, миллионы людей вовлечены в процессы купли-продажи приватизационных чеков. Однако предполагаемый эффект не был достигнут: ЧИФы большей частью исчезли вместе с полученными ваучерами, а сконцентрированные в ловких руках приватизационные чеки позволили отдельным лицам, близким к власти и криминалитету, приобрести в собственность наиболее выгодные объекты. Часть предприятий так и не вызвала интереса «инвесторов» из ЧИФов. Так как большинство объектов было недооценено в десятки и сотни раз, новые собственники смогли получить огромные прибыли. Вскоре ваучеры обесценились и эксперимент был завершен. Согласно статистике около 25 млн россиян вложили свои ваучеры в чековые инвестиционные фонды, а примерно 40 млн вложили их в акции различных предприятий, треть владельцев ваучеров их продали².

Согласно принятому в то время Закону о приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ от 3 июля 1991 г. № 1531−1³ процесс перехода государственной собственности в частные руки мог осуществляться тремя способами, указанными в табл. 1.6, которые в большей или меньшей степени учитывали интересы коллектива. Подавляющая часть (80%) операций по приватизации пошла по второму варианту, предоставляющему трудовому коллективу право получения 51% акций предприятия.

Таблица 1.6

Варианты приватизации.

• 1 Цит. по: Лисичкин В. А., Шелепин Л. А. Черная приватизация. Ваучер как дымовая завеса ограбления. URL: http://derzava.com/art_desc.php7aid-745
• 2 URL: http://ria.ru/spravb/20 110 804/41187891 l. html#ixzz38aKS3MJ6
• 3 В настоящее время действует Федеральный закон от 21 декабря 2001 г. № 178-ФЗ «О приватизации государственного и муниципального имущества».

Окончание табл. 1.6

Второй этап приватизации (1995—1997 гг.) связан с политикой залоговых аукционов, которые согласно заявленным целям должны были повысить инвестиционную активность и увеличить доходную часть бюджета. Сущность залоговых аукционов состояла в следующем: государство проводило аукционы на право его кредитования, банки-победители получали право предоставлять государству кредиты под залог акций предприятий. В 1995 г. состоялись первые аукционные торги. Вырученные средства от продажи акций 12 крупнейших предприятий оценивались в 5,1 трлн руб., что составило всего лишь 1,85% от доходов федерального бюджета 1995 г. Таким образом, можно согласиться с мнением многих экспертов, что задачи залоговой приватизации не носили фискального характера, а были нацелены на дальнейшее укрепление позиций новых собственников госимущества. По состоянию на 1 января 1997 г. общее число приватизированных предприятий достигло 126 793.

«Массовая приватизация проводится беззаконно, исключительно чиновничеством, не без своего корыстного „интереса“, — писал еще в начале 1993 г. главный оппонент Б. Н. Ельцина Р. И. Хасбулатов. — Она ведет к формированию узкой группы чудовищно богатых предпринимателей, в деловых способностях которых много сомнений и которые даже вообще не имели никакого отношения к финансам, банкам, экономике. Власть используется как источник богатств. Получение еженедельных прибылей в десятки тысяч процентов — явление невиданное в экономической истории со времен возникновения капитализма, рынка»^[16].

Подводя итог, можно сказать, что с фискальной точки зрения от приватизации Российское государство не только не выиграло, но понесло финансовые потери, так как задешево распродало «общенародную» собственность. Что касается 150 млн российских граждан, то большая часть из них оказалась в стороне от приватизируемых объектов, и обещанный «билет в мир свободной экономики» получил далеко не каждый. Однако политически старая система «общенародной», государственной, собственности была навсегда подорвана, и круг собственников сформирован. При этом бюрократия использовала собственность ослабевшего государства в целях личного обогащения, получая льготные государственные кредиты, лицензии на даровое использование природных ресурсов, создавая свои кооперативы при государственных предприятиях, в которые переводится прибыль, отмываются деньги¹. Она стала основой будущей когорты российских миллиардеров.

В конце 1990;х — начале 2000;х гг. начинается третий этап приватизации, согласно которому она осуществляется на плановой основе в соответствии с программой, утверждаемой Президентом РФ.

В целом можно сказать, что в 1990;е гг. в России были проведены революционные системные преобразования, приведшие к замене одного строя (социалистического) другим — капиталистическим, с утверждением в качестве основы частной собственности на средства производства. Е. Т. Гайдар сравнил этот переход с переходом от ящеров к млекопитающим^[17][18]. Надо сказать, что трансформация экономик всех бывших социалистических стран проходила трудно, но наш путь оказался сверхтрудным и противоречивым. Сказались и масштабность советской экономики, не сравнимой ни с какой другой из числа стран бывшего социалистического лагеря, и многообразие внешнеэкономических обязательств СССР перед социалистическими и развивающимися странам, и распад Советского Союза, разорвавший производственные связи предприятий, и высокий удельный вес военнопромышленного комплекса в экономике, слабо поддающегося реформированию, и сырьевая структура экспорта при высокой технологической зависимости от импорта, и множество других факторов.

Да и сама политика реформ не была последовательной. Так, команда Е. Т. Гайдара просуществовала у власти всего четыре месяца и затем была сменена более умеренным правительством В. С. Черномырдина, который через некоторое время опять привлек к реформам Е. Т. Гайдара и т. д. Часто принимаемые политической элитой решения носили непроработанный и спонтанный характер, были популистскими или отвечали интересам узкого круга приближенных к власти лиц. Большой урон экономическому развитию России во второй половине 1990;х гг. нанесли проводимые Правительством РФ операции с Государственными казначейскими обязательствами (ГКО), которые завершились крахом 17 августа 1998 г., обрушившим финансовую и хозяйственную систему страны, загнавшим народ в новую петлю бедности. Раскручивание продаж государственных бумаг носило чисто спекулятивный характер. Так, продажи ГКО выросли с 159,5 млрд руб. в 1995 г. до 430,5 млрд в 1996 г. и 502,0 млрд руб. в 1997 г. Удельный вес стоимости бумаг в 1998 г. достиг 9,4% ВВП страны. Спрос подогревался завышенными процентными ставками: в 1995 г. — 10%, в 1996 г. — 20%, в 1997 г. — 20,3%, в I квартале 1998 г. — 29%, во II квартале 1998 г. — уже 49,2%. Такая безответственная деятельность, ставшая дополнительным источником обогащения лиц, близких к власти, подрывала доверие к государству и проводимым реформам.

Здесь уместно упомянуть противоречивые и часто трудно объяснимые реформы образования, здравоохранения, пенсионной системы, ЖКХ и других важных областей, напрямую затрагивающих интересы граждан. Проводимые без достаточных обоснований административные реформы были поверхностными и не затрагивали основ бюрократической системы. Так, намерения сократить государственный аппарат привели лишь к его разрастанию, дублированию функций и безответственности.

Такие итоги были обусловлены слабостью и неразвитостью гражданских и демократических институтов в стране. «Институциональные реформы хронически отставали от истинных потребностей в них экономики. В результате бизнес-класс исходил из того, что было в реальности, и заменял необходимые институты их эрзацами — вместо полноценной национальной валюты использовал иностранную, вместо банков — теневой капитал, вместо государственной юстиции — частную, вместо налогов — откуп»¹.

Справедливости ради следует сказать, что непоследовательность, «маятниковое» развитие реформ было связано также с огромным сопротивлением реформам, которое шло и «справа», и «слева». Кульминацией противостояния стал «расстрел» в октябре 1993 г. Дома Советов, где заседал оппозиционный Б. Н. Ельцину Верховный Совет РФ во главе с Р. И. Хасбулатовым. Это трагическое событие унесло несколько десятков, а может и сотен (данные не обнародованы) жизней и наложило свой отпечаток на дальнейший сценарий реформирования российской экономики.

Следует также сказать, что просуществовавший три четверти века социализм сформировал не только новый тип государства и экономики, но и тип «советского человека» с определенной ментальностью, особыми социальными традициями, привычками, поведением, культурой, образом жизни. Слом привычной среды не мог не привести к идеологической и нравственной дезориентации человека и общества. Небывалого размаха достигла преступность. Если реформаторы рассчитывали, что либерализация экономики разбудит производительные силы и выведет на арену творцов и эффективных собственников, то произошло непредвиденное: криминальная среда стала засасывать и общество, и бизнес. Формирующийся российский бизнес системой «откатов» и «крыш» был загнан в мир организованной преступности, чему в немалой степени способствовала коррумпированность чиновников госаппарата. В 1993 г. МВД России выявило в стране около 3000 организованных преступных группировок. Через год на специальном совещании в ООН по вопросам международной преступности была названа цифра 5700, эти группы якобы насчитывали 3 млн членов^[19][20]. В 1999 г. по данным МВД России в стране было зарегистрировано 3,2 млн преступлений. Криминальные структуры превратились в равноправных экономических партнеров, с которыми вынуждены были считаться не только субъекты экономики, но и власть¹.

Обычным явлением стали нецелевое расходование бюджетных средств и разворовывание бюджета. При попустительстве закона и властей строились мошеннические финансовые пирамиды «МММ», «Гермес», «Чара», «Тибет», создавались и исчезали банки и фирмы-однодневки. Известный российский социолог Р. В. Рывкина приводит по этому поводу слова Булата Окуджавы: «Я рад, что дожил до свободы, я печалюсь, что свобода дала гнилые плоды, но я понимаю, что иного быть не может…»^[21][22] Под такого рода оценкой подписались бы миллионы думающих соотечественников.

Тяжелейший спад пережили все отрасли российской экономики. Неуклонно сокращался ВВП, общий объем которого уменьшился вдвое (табл. 1.7). По объему ВВП по ППС Россия спустилась с 7-го места среди стран мира в 1992 г. на 10-е место в 1999 г., по номинальному объему ВВП — с 9-го на 22-е место. Доля России в глобальной экономике снизилась с 3,7 до 2,2%. Чудовищных размеров достигала инфляция. На долгие годы основной характеристикой российской экономики стали непрекращающийся спад производства, денежный голод в реальном секторе и социальной сфере, крупномасштабная утечка капитала из страны, углубление структурно-технологических диспропорций, ослабление и разрыв хозяйственных связей между секторами и регионами, низкий уровень жизни населения и т. д.

Таблица 1.7

Отрицательный рост ВВП России в 1990;е гг.

Источник'. Кудров В. М. Россия и мир. С. 429.

Практически прекратили свое существование многие отрасли промышленности (производство сельскохозяйственных машин, швейная, обувная, станкостроение и т. д.), другие оставались на грани выживания. По оценкам, не менее 70% крупных заводов, 70% совхозов и колхозов прекратили свое существование, и не только потому, что их продукция не встречала спроса в силу своей неконкурентоспособное™ по сравнению с импортной, но и потому, что катастрофически упал сам спрос, в первую очередь со стороны домохозяйств в результате обесценения заработных плат и сбережений. Также упал и инвестиционный спрос: в условиях институциональной неопределенности, слабой защиты прав собственности, неотработанного законодательства, высокой инфляции и т.и. любая предпринимательская деятельность становилась сверхрискованной. Что касается государства, то в условиях крайнего дефицита бюджета и высокого внешнего и внутреннего долга оно свертывало практически всю деятельность по поддержке экономики и социальной сферы.

Вместе с тем оценки результатов и хода реформ авторитетными экономистами-профессионалами весьма разнородны. «Либеральные» экономисты — Е. Гайдар, Г. Греф, А. Чубайс, А. Кох и другие, являвшиеся разработчиками экономических программ, оценивали реформы позитивно и лишь говорили об определенных вынужденных искажениях. Сторонник реформ профессор В. М. Кудров подчеркивал положительные стороны реформ: «Реально команде реформаторов удалось, во-первых, начать системную трансформацию российской экономики и общества в правильном направлении. Было преодолено тотальное огосударствление экономики. Создана многоукладная и конкурентная среда. Во-вторых, производство стало ориентироваться не на план, а на реальный платежеспособный спрос. В-третьих, худо-бедно, но все же созданы хотя бы первые азы рыночной инфраструктуры, появилась свобода экономического поведения граждан. В-четвертых, заработал рубль, появился смысл его зарабатывать. В-пятых, полки магазинов наполнились разнообразной и даже качественной товарной массой. В-шестых, преодолен застой в институциональных преобразованиях в стране, началось движение в формировании ветвей власти. В-седьмых, страна открылась мировому рынку, процессам глобализации. И, в-восьмых, начались важные прогрессивные сдвиги в общественном сознании». Вместе с тем В. М. Кудров вынужден констатировать, что декларируемая главная цель приватизации — получение эффективного компетентного энергичного хозяина — достигнута не была^[23].

Другие авторитетные эксперты, в частности Р. И. Хасбулатов, Председатель Верховного Совета РФ до 1993 г., оставаясь на рыночных позициях, акцентируют внимание на недопустимости «шоковых» мер реформирования экономики: «Причинами очевидных негативных последствий (реформ) являются не „коммунистическое прошлое“, не „сопротивление реакционных сил“ „реформам“, как это утверждалось президентскими сторонниками, а грубые просчеты в экономической стратегии, легкомысленное отношение к сложнейшим внутренним проблемам, даже скорее незнание этих проблем. В центр реформ была поставлена не серьезная практическая и организационная работа по созданию рыночной среды, перегруппировке производства, а лишь мероприятия в финансовой сфере, к тому же необоснованные, а потому малореальные. Практика подтвердила опасения многих экономистов, что либерализация цен без предварительного создания хотя бы первичной рыночной инфраструктуры приведет к их неуклонному и неограниченному повышению монополистами. Внешне меры Правительства были вроде бы радикальными, но во многом оказались оторванными от реальной действительности, не учитывающими ее»¹. Выступая па заседании Верховного Совета РФ 23 июля 1993 г., за два месяца до расстрела здания парламента, Р. И. Хасбулатов отмечал: «Главная задача — воздействие на структурные изменения с целью создания рыночной инфраструктуры — оказалась не только не выполненной, но даже серьезно не провозглашенной в правительственных приоритетах. Вместо этого продолжалось демагогическое экспериментирование в одной из сфер макроэкономики — кредитно-денежной… В нашей дефицитной экономике главное средство достижения этой цели — стимулирование производства. Мы же действуем в обратном направлении — душим производителя, нейтрализуем конкурентные механизмы»^[24][25].

Профессор А. С. Булатов акцентирует внимание на том, что государственный аппарат в союзе с подконтрольным ему бизнесом использовали экономическую политику не в общенациональных интересах, а как рычаг реализации собственных интересов по захвату собственности и получению административной ренты — State capture^[26].

Ы. В. Расков справедливо делает акцент на отсутствие демократии: «С самого начала рыночных реформ в системе государственного управления приоритет был отдан не совершенствованию демократических процедур, а администрированию… В странах с авторитарной системой государственного управления судьба страны в решающей степени зависит от первого лица, находящегося у власти, его здоровья, интеллекта, образования, характера, понимания ситуации, личных устремлений, амбиций и заблуждений. Это очень хрупкая конструкция государственной власти»^[27].

«Многие известные академические ученые-экономисты выступают против рыночных реформ за возврат к командно-административным методам в государственной экономической политике. М. Делягин и С. Глазьев — сторонники мобилизационной экономики, усиления государственного вмешательства в хозяйственную деятельность. Г. Ханин пишет „о советском экономическом чуде“ и также требует возврата к мобилизационной политике, ссылаясь на „выдающийся“ опыт Сталина, Кагановича, Орджоникидзе и т. д. Историк А. Уткин считает, что „нашей стране не привыкать к очередной мобилизации — это почти естественное состояние России на протяжении где-то столетия. Потребуется автаркия, подчеркнутая внутренняя дисциплина, плановая (по крайней мере в оборонных отраслях) экономика, целенаправленное распределение ресурсов“»¹.

Академик РАН С. Ю. Глазьев констатирует: «Период реформ, можно сказать, завершен. В России они доведены до логического конца… Мы построили еще одну утопическую модель, причем с более плачевным результатом, чем в предыдущем социально-экономическом эксперименте, проводившемся под коммунистическими лозунгами. То есть Россия из одной крайности шарахнулась в другую. В то же время многие другие страны действуют очень прагматично, осторожно; они стараются реформировать свои экономики, удерживая тот позитивный опыт, который был накоплен на предыдущем историческом этапе. У нас же в полном соответствии с большевистским „Интернационалом“ в очередной раз до основания разрушен старый мир, а вот новый, лучший мир, построить гак и не удалось. В результате мы имеем экономику, которую нельзя назвать ни плановой, ни рыночной. Мы имеем отношения собственности, которые формально считаются основанными на Гражданском кодексе, но, по сути, в ней господствуют криминальные, „теневые“ отношения. Мы имеем очень странную, суррогатную экономическую систему, в которой не работают ни механизмы рыночной конкуренции, ни инструменты государственного регулирования»^[28][29].

Мнение первого Президента РФ Первый Президент РФ Б. Н. Ельцин писал по поводу реформ: «Когда Россия, став независимым государством, приступила к экономическим преобразованиям, в первую очередь нужно было решить две важнейшие задачи: отпустить цены, т. е. ввести реальный рынок, насильно, жестко, как приказали сажать картошку при Петре I. И второе — создать частную собственность. Значительная часть государственной собственности должна была стать частной. Это было политической и экономической задачей одновременно. Делать это нужно было быстро — создавать класс собственников.

Говорят, что наша собственность была при продаже недооценена. Мол, продали ее за бесценок… Да, абсолютно правильно. Продали за так называемый бесценок, относительный, конечно… Верно и другое. Западные деньги на наш рынок приходили очень сложно. Но иначе в России не появились бы свои российские капиталисты, свои российские собственники"^[30].

Имеющаяся разноголосица в оценках советского наследия, необходимости рыночных реформ и методов их осуществления и других важнейших вопросов не позволяет и в настоящее время выработать концепцию долгосрочного развития. «После 22 лет, прошедших после отказа от социализма и развала СССР, Россия и сейчас переживает очередной системный кризис. Реально мы не отказались от социализма, но и не перешли в капитализм, особенно зрелый с присущей ему инновационной моделью»^[31]. Раздаются призывы к деприватизации, повышению роли государства в экономике, наблюдается рост численности и расширение функций чиновничьего аппарата. Сдвига в сторону создания инновационной модели не происходит.

Нет единства и ясности в отношении социально-экономической модели общества, которое создается в России, отсутствует диалог власти и общества по поводу этой модели и путей движения к ней. Туманна и сама идеология общества, в котором, с одной стороны, болезненно воспринимается снос памятников В. И. Ленину в какой-либо бывшей социалистической стране, с другой — нарочито демонстрируется всесильная власть денег. Некоторые говорят об «евразийстве», особом пути России, вспоминают известную триаду Уварова «православие, самодержавие, народность» и т.н. Налицо ценностная дезориентация общества. «Действительно, одни ориентированы на западные ценности, другие — на национальные. Одни хотят вернуть СССР, другие мыслят о России как о национальном государстве русских. Одни жаждут рынка и уже живут в нем, другие борются за возврат к государственному регулированию экономики. Одни видят будущее в полной демилитаризации, другие борются за возрождение военной мощи страны»^[32]. Не наблюдается поворота государства в сторону человека и общечеловеческих ценностей. Социальная сфера как и во времена СССР финансируется по остаточному принципу, и расходы на нее не соответствуют запросам цивилизованного общества. В этих условиях очевидна нерешаемость поставленной задачи определения «национальной идеи».

Основной причиной неудач в современном развитии российской экономики и ее реформирования была и остается слабость институтов власти, отсутствие реальной политической воли у правящих элит по формированию истинно эффективной рыночной экономики на основе демократии.

Сейчас Россия стоит на пороге грандиозных задач рывка в постиндустриальную эру с ориентацией на человека и знания, и главным условием успеха является политическая воля руководства к дальнейшему проведению курса реформ на базе демократии и модернизации социально-экономической системы страны.

• [1] Рейфилд Д. Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет. М. :КоЛибри; Азбука-Аттикус. 2017. С. 480—484.
• [2] Горбачев М. Наедине с собой. М.: Грин Стрит, 2012. С. 602.
• [3] Горбачев М. С. После Кремля: хроника событий и общественно-политической деятельности. М.: Горбачев-Фонд, 2014. С. 12.
• [4] Ведомости Совета народных депутатов и Верховного Совета РСФСР. 1991. 19 дек.№ 51. Ст. 1798. URL: http://ru.wikisource.org/wiki/
• [5] Гайдар Е. Т. Долгое время. С. 412.
• [6] Кудров Б. М. Россия и мир. С. 404.
• [7] Хасбулатов Р. И. IV Республика: от негосударства Ельцина к государству Путина: в 7 кн. Кн. 4. Реформы (контрреформы) — деиндустриализация, или Большой Хаос. М. :Научная книга, 2011. С. 205.
• [8] Фрайбургская школа возникла до Второй мировой войны в Германии. Ее выдающимися представителями были В. Ойкен, А. Миллер-Армак, В. Рёпке, Ф. Бем, Ф. А. фонХайек и др. Разработанные учеными положения легли в основу проводимой канцлеромФРГ Л. Эрхардом экономической политики, позволившей стране быстро добиться успехови встать вряд мировых лидеров.
• [9] Социальное рыночное хозяйство — основоположники и классики. / К. Кроуфорд[и др.]. М.: Издательство «Весь мир», 2017. С. 29.
• [10] Расков И. В. Экономика России: проблемы роста и развития. С. 83.
• [11] Там же.
• [12] Экономика и политика постсоциалистических государств: опыт трансформации. Т. 2. /Р. И. Хасбулатов. М.: Вече, 2017. С. 30.
• [13] Экономика и политика постсоциалистических государств: опыт трансформации. Т. 2. /Р. И. Хасбулатов. М.: Вече, 2017. С. 7.
• [14] Богомолова Т. /О., Топилина В. С. Экономическая стратификация населения Россиив 90-е гг. URL: http://ecsocman.hse.ru/data/107/764/1217/005Bogomolova.pdf
• [15] Хлебников П. Борис Березовский — крестный отец Кремля, или история разграбления России. М.: Детектив Пресс, 2001. С. 47. URL: http://nationalization.ru/Library/IIlebnikov_P._Kriestniyyi_Otec_Kremlya_.a6.pdf
• [16] Хасбулатов Р. И. IV Республика: от негосударства Ельцина к государству Путина.С. 204.
• [17] Нуреев Р. М. Россия: особенности институционального развития. С. 91.
• [18] Цит. по: Кудров В. М. Россия и мир. С. 405.
• [19] Явлинский Г. А. Российская экономическая система. Настоящее и будущее. М.: Медиум, 2007. С. 22.
• [20] Хлебников П. Борис Березовский — крестный отец Кремля или история разграбления России. С. 54. URL: http://nationaIization.ru/Library/Hlebnikov_P._Kriestniyyi_Otec_Kremlya_.a6.pdf
• [21] Рывкина Р. В. Социология российских реформ: курс лекций. С. 20.
• [22] Там же. С. 22.
• [23] Кудров В. М. Россия и мир. С. 409.
• [24] Хасбулатов Р. И. Великая российская трагедия: в 2 т. М., 1994. URL: http://elib.spbstu.ru/dl/327/Theme₁₃/Literature/Hasbulatov/hasb l-02.htm
• [25] Хасбулатов Р. И. IV Республика: от негосударства Ельцина к государству Путина.С. 199.
• [26] Булатов А. С. Национальная экономика. С. 171.
• [27] Расков Н. В. Экономика России: проблемы роста и развития. С. 147.
• [28] Цит. по: Кудров В. М. Россия и мир. С. 510.
• [29] URL: http://library.by/portalus/modules/ruseconomics/readme.php?subaction=showfull&id=l 130 414 113&archive=&start_from=&ucat=12&
• [30] Ельцин Б. Н. Президентский марафон. М.: ACT, 2000. С. 102.
• [31] Российская социально-экономическая система: реалии и векторы развития. С. 53.
• [32] Рывкина Р. В. Социология российских реформ: курс лекций. С. 310.