О «ремесле историка»

На вопрос «Что такое история?» Блок дает нам следующий ответ: «„Наука о людях“, — сказали мы. Это еще очень расплывчато. Надо добавить: „о людях во времени“»^[1]. Но если история является наукой о «людях во времени», то граница между прошлым и настоящим должна быть для нее довольно подвижной. И она в действительности является таковой. Ведь история, по выражению Блока, открывает «настоящее с помощью прошлого» и «прошлое с помощью настоящего».

Некоторые загадки настоящего, касающиеся, например, структуры современного сельского ландшафта, можно решить, только если обратиться к прошлому, замечает Блок и добавляет: «Незнание прошлого неизбежно приводит к непониманию настоящего»^[2]. Но в то же время и оторванное или изолированное от современности знание прошлого ничего общего не имеет с настоящей историей: «Изолировавшись, каждый из специалистов сможет что-то достичь лишь наполовину, даже в собственной области; единственно подлинная история, возможная лишь при взаимопомощи, — это всемирная история»^[3].

Тем не менее, и это определение истории для Блока не окончательное: «Ибо ее предмет, в точном и последнем смысле, — сознание людей»^[4]. Нам необходимо выяснить, что Блок имеет в виду, называя предметом истории сознание людей. Его определение сознания носит в этом случае, скорее, эмпирический характер, потому что Блок считает, что «отношения, завязывающиеся между людьми, взаимовлияния и даже путаница, возникающая в их сознании, — они-то и составляют для истории подлинную действительность»^[4]. В эмпирическом сознании проявляет себя как рациональная, так и иррациональная сторона человека. И понять обе стороны можно лишь, если попытаться войти в сознание самих действующих исторических персонажей, интерпретируя совершенные ими действия в контексте их собственной эпохи (мы здесь снова возвращаемся к принципу понимания). В любом действии конкретного человека, считает Блок, проявляет себя его эпоха, ее этические нормы, традиции, навыки и знания. Только ознакомившись с образцами мышления прошедшей эпохи, историк сможет понять характер ее социальных отношений.

Поэтому совет Блока, изучающему, например, Средневековье, историку звучит так: «Чтобы понять отношение средневекового вассала к своему сеньору, вам придется также ознакомиться с его отношением к богу»^[6], потому что религия и религиозные представления служили средневековому человеку в качестве образца отношений к другим людям. Надо сказать, что в какой-то степени Блок следует здесь и рекомендации Коллингвуда, считавшего, что для того, чтобы понять действия человека прошлого, надо пережить или повторить его мысли. Конечно, подобное повторение — чисто индивидуальный, т. е. протекающий на личностном уровне акт. Однако и в наше время коллективных исследований исторический продукт принципиально остается индивидуальным продуктом, т. е. таким, который создается прежде всего мышлением конкретного историка. В этом смысле деятельность историка была и продолжает оставаться ремеслом.

Историк лично ответственен за свой продукт, который выражает и отражает, прежде всего, его мысли и представления о прошлом. В то же время качество этого продукта определяется общими правилами цеха историков, которые требуют от каждого отдельного исследователя соблюдения стандартов, т. е. добросовестного цитирования оригиналов, логичного построения работы, документального подтверждения фактов, правильного оформления справочного аппарата, доступного стиля изложения мыслей, отказа от плагиата и т. д. При этом совершенно ясно, что далеко не каждый историк-ремесленник в состоянии произвести исторический шедевр, но каждый историк-ремесленник может и должен предоставить читателю качественный продукт своей работы, который бы полностью соответствовал требованиям его ремесленного цеха^[7].

Понятие «ремесло историка», по моему мнению, очень точно отражает специфику исторического труда, который продолжает оставаться трудом ремесленным или индивидуальным, но в котором с необходимостью присутствует и коллективный элемент. В деятельности историка индивидуальный элемент гармонично сочетается с элементом коллективным, стандартизацию в ней дополняет инновация, а внешний контроль сочетается с внутренним творчеством. Надо сказать, что и другой, не менее известный теоретик истории, немецкий философ Вальтер Беньямин (Walter Benjamin) тоже сравнил, правда, не историка, а рассказчика с гончаром. Но к этому сравнению мы вернемся на последних страницах данного пособия. Здесь же необходимо упомянуть тот немаловажный факт, что как Беньямин, так и Блок стали жертвами нацистского режима: Вальтер Беньямин, спасаясь от преследования нацистов, покончил жизнь самоубийством в сентябре 1940 г., а Марк Блок был расстрелян гестаповцами в июне 1944 г.

Возвращаясь к теме историка-ремесленника заметим, что эта метафора все-таки не в состоянии отразить точно и полно всю специфику исторического познавательного акта. И для того, чтобы показать, как или каким образом историк реконструирует прошлое, Блок прибегает к другой, не менее удачной метафоре, сравнивающей деятельность историка с работой следователя, «пытающегося восстановить картину преступления, при которой сам он не присутствовал»^[8].

• [1] Блок М. Апология истории… С. 18.
• [2] Там же. С. 27.
• [3] Там же. С. 29.
• [4] Там же. С. 86.
• [5] Там же. С. 86.
• [6] Там же. С. 89.
• [7] По этому поводу А. Гуревич высказался следующим образом: «Как заметил одинучёный, „яичко золотое, а не простое снесла курочка Ряба, но отнюдь не мощный научный институт“. Однако распознать то, что снесено именно золотое яичко, — привилегияколлектива, научной общественности, читателей». См.: Гуревич А. Исторический синтези Школа «Анналов». Директмедиа Паблишинг, 2007. С. 154.
• [8] Блок М. Апология истории… С. 30.