Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Структура «рассказывающего предложения»

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

По этой причине, кстати, Данто не относит обыкновенную хронику, которую он называет «идеальная хроника», к истории, потому что идеальный хронолог не знает всех последствий регистрируемых им событий. Хотя, не могу здесь не упомянуть замечания Вальтера Беньямина о том, что «летописец, повествующий о событиях, не деля их на великие и малые, отдает дань истине, согласно которой ничто из единожды… Читать ещё >

Структура «рассказывающего предложения» (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

В работе «Аналитическая философия истории» («Analytic Philosophy of History») (1965) Данто обратился к прямому анализу исторических текстов, отличной чертой которых является, по его мнению, тот факт, что они описывают то, чего (сейчас) нет или то, что человеческому восприятию недоступно. Но «как раз по той причине, что у нас нет доступа к прошлому, мы имеем историческую науку. История обязана своим существованием только одному этому факту, который делает ее возможной, вместо того, чтобы сделать ее невозможной или даже ненужной»[1]. Далее, Данто утверждает, что, описывая прошлое, историки не репродуцируют знания о нем, а организуют их. И эта организация знаний прошлого протекает по определенной схеме[2]. Но если исторические знания организуются историком, то тогда они должны подчиняться каким-то общим стандартам или правилам, которые должны отличать их от всех других видов знаний. Именно так, по мнению Данто, дело и обстоит. Историк, считает он, при описании прошлого использует особый вид нарративных конструкций, так называемые рассказывающие предложения. «Их общий признак состоит в том, что они касаются как минимум двух во временном отношении отдаленных друг от друга событий, на которые они ссылаются, описывая при этом только раннее событие»[3].

По этой причине, кстати, Данто не относит обыкновенную хронику, которую он называет «идеальная хроника», к истории, потому что идеальный хронолог не знает всех последствий регистрируемых им событий. Хотя, не могу здесь не упомянуть замечания Вальтера Беньямина о том, что «летописец, повествующий о событиях, не деля их на великие и малые, отдает дань истине, согласно которой ничто из единожды происшедшего не может считаться потерянным для истории»[4]. Летописец, по мнению Беньямина, стоит ближе всех к истине. Ведь для него, как и для действительности, равноценно все, что в ней происходит. Возможно, Беньямин и прав, требуя от историка такого же (одинакового и равноценного) отношения к событиям прошлого, которое к ним проявляет действительность, но подобная равноценность, с другой стороны, не позволила бы историку организовать из них прошлое. Ведь любая организация прошлого предполагает выделение или обособление из общего потока случившегося лишь определенных элементов прошлого. Еще четче возразил бы Беньямину немецкий философ Баумгартнер, который считал, что историческое повествование есть ни что иное, как «организация событий прошлого под углом специфических человеческих интересов»[5].

В этом процессе «организации событий под углом человеческих интересов» более выгодную позицию по отношению к хронологу, без сомнения, занимает историк, которому, известно не только прошлое, но и будущее исследуемых им событий, потому что он, описывая определенное событие прошлого, как правило, знает, чем и как оно закончилось. И это немаловажный факт, потому что «всю правду о событии можно узнать только позже, в случае или часто даже только долгое время спустя после того, как это событие закончилось. Подобное же доступно только историкам»[6], уверен Данто.

Задумаемся, например, о том, что все утверждения историков об образовании СССР не содержали полной правды об этом событии до тех пор, пока советская империя не развалилась. Полный смысл случившегося в 1922 г. (образование СССР) можно было понять, лишь узнав его окончательные последствия (развал СССР), т. е. не ранее начала 1990;х гг. Специфика исторического познавательного акта заключается в том, что историк начинает понимать причины прошлых событий только тогда, когда ему становятся известны и их последствия. В историческом познавательном акте, таким образом, причины и последствия исторических событий узнаются практически одновременно. Вся аргументация Данто строится именно на этой идее. В историческом рассказе, считает он, связываются в одну логическую структуру два различных, скажем так, мини-события, которые следуя друг другу, образуют в их единстве само историческое событие.

Если мы, случившееся раньше мини-событие, т. е. первое, обозначим как?-1, а, последовавшее ему второе мини-событие, обозначим как ?-2, то полный смысл события ?-1 мы можем узнать и описать лишь тогда, когда свершится событие ?-2. Логически связать в одном рассказывающем предложении два мини-события мы можем лишь тогда, когда оба станут реальностью. Утверждать, что «автор Капитала родился в 1818 году», можно было только в тот момент, когда на свет появился не только Маркс, но и его главный труд. По этой причине предложение «только что родился автор Капитала» не является историческим высказыванием, потому что в нем отсутствует временная дистанция между двумя мини-событиями Е-1 и Е-2: рождением Маркса и выходом его знаменитой работы «Капитал» (I том «Капитала» вышел в 1867 г.).

Особенность рассказывающих предложений в том, что их автору знакомо не только прошлое, но и будущее описываемых им событий, а историку известно будущее того прошлого, которое он описывает. Поэтому, кстати, он и описывает его с такой уверенностью, ведь оно для него является законченным.

Данто указывает и на еще один важный момент. Рассказывающие предложения, считает он, заставляют нас признать тот факт, что ответ на вопрос, является ли какое-то высказывание правдивым или ложным, зависит, в принципе, от того момента времени, в который оно было сделано. Несколько утрированно Данто заявляет: «Возможно, что от конкретного момента высказывания и зависит вся разница между правдой и ложью…»[7]. И действительно, в историческом рассказе фактор времени играет важную роль. Вопрос о том, «когда» или «в какой момент» в рассказе связываются два определенных события друг с другом, действительно, ключевой для исторической конструкции.

Реконструируя определенное прошлое, историк всегда отбирает из общего потока случившегося только те элементы, которые необходимы для организации именно «этого» прошлого. Поэтому далеко не все, что действительно произошло в прошлом, попадает автоматически в рассказ о нем. Ведь последний должен нести в себе определенный смысл, который создается историком, но и не только им. Так же наши повседневные рассказы и истории содержат в себе определенный смысл. Если мы начинаем наш рассказ с того факта, что вчера у соседей очень громко играла музыка, то слушатель ожидает от нас соответствующего продолжения этого рассказа, в котором или соседи, или же их музыка должны сыграть определенную роль. А иначе не было бы и смысла начинать рассказ именно этим предложением. Ведь «вчера» у рассказчика произошли, без сомнения, и другие события, но он, начиная рассказ с упоминания именно этого, преследует цель (рас-) сказать нам что-то, связанное с ним.

Рассказ — это логическая конструкция, несущая в себе определенный смысл. И его мы, даже не замечая этого, ищем инстинктивно, пытаясь связать по смыслу даже случайно услышанные обрывки чужой речи. Эти отдельные фразы — «выключился свет», «упала с полки книга», «раздался крик» — начинают в нашем сознании образовывать определенную логическую структуру. Сознание автоматически ищет связь между отдельными высказываниями и фразами. Создание этой связи мы называем «интерпретация». Но последняя предполагает наличие смыслового.

целого, благодаря которому отдельные фразы логично связываются друг с другом. Обычно это происходит в рамках рассказа, который придает смысл отдельным фразам и предложениям. Точнее говоря, в рассказе отдельные предложения и фразы перестают быть отдельными фразами и предложениями, потому что рассказе все его элементы находятся во взаимосвязи. Рассказ есть форма, придающая целому смысл.

Стремление человека к поиску смысла дано ему a priori. Поэтому мы не в состоянии обосновать необходимость смысла эмпирическим путем. Мы можем, без сомнения, эмпирически обосновать смысл того или другого рассказа, но не смысл как таковой, потому что он не лежит в самом событии, а выстраивается вместе с рассказом. Нарративная конструкция — это единственное средство создания смысла, с помощью которого прошлое нарративно организуется и оформляется. При этом одно и то же событие прошлого может являться элементом самых различных смысловых конструкций и нести в себе самые различные смыслы. «Возможно, что прошлое не меняется, но зато меняются способы, с помощью которых мы это прошлое организуем и структурируем»[8], замечает по этому поводу Данто.

Историческое событие может интерпретироваться в самых различных исторических взаимосвязях, но оно не должно быть лишено смысла, потому что, лишенное смысла, событие не может быть историческим. Прошлое становится для нас прошлым, когда приобретает конкретный смысл, т. е. становится частью исторической (ре-) конструкции или элементом исторического целого. Те события, которые остались за пределами исторических реконструкций, которые не были включены в исторический рассказ, перестают быть для нас историческими, считает Баумгартнер, который также утверждает, что события не становятся историческими по той причине, что они были совершены в прошлом, а историческими они становятся только тогда, когда принимают «нарративный образ», т. е. становятся элементами нарративной конструкции[9].

Итак, благодаря Данто и Баумгартнеру, мы выяснили, что история есть нарративная конструкция, которую образуют рассказывающие предложения. Последние описывают законченные процессы прошлого, т. е. связывают как в темпоральном, так и в каузальном отношении как минимум два различных события прошлого в одну смысловую конструкцию. Это первый момент, характеризующий исторический нарратив. Второй заключается в том, что смысл любого исторического события мы можем понять лишь тогда, когда узнаем его будущее. Ведь «пока и до тех пор будущее для нас является открытым, акты прошлого закрыть нельзя»[10].

  • [1] «Gerade weil wir keinen direkten Zugang zur Vergangenheit besitzen, haben wir dieGeschichtswissenschaft. Geschichte verdankt ihre Existenz dieser Tatsache: sie macht Geschichteerst moglich, anstatt unmoglich oder gar iiberfliissig». CM.: Danto A. Analytische Philosophic derGeschichte. S. 157.
  • [2] Danto A. Analytische Philosophie der Geschichte. S. 183.
  • [3] «Ihr allgemeines Merkmal besteht darin, dass sie sich aufmindestens zivei zeitlich voneinandergetrennte Ereignisse beziehen, obwohl sie nur das friihere der beiden beschreiben […], aufdie siesich beziehen». Cm.: Danto A. Analytische Philosophie der Geschichte. S. 232.
  • [4] Беньямин В. О понятии истории // Новое литературное обозрение. 2000. № 46.С. 81.
  • [5] «Das Erzahlen von Geschichten ist ein Organisieren vergangener Ereignisse unter spezifischmenschlichen Interessen». Cm.: Baumgartner H.-M. Kontinuitat und Geschichte. Zur Kritik undMetakritik der historischen Vernunft. Frankfurt am Main, 1997. S. 273.
  • [6] «Die ganze Wahrheit iiber ein Ereignis kann erst im Nachhinein, und gelegentlich nurlange nachdem ein Ereignis stattgefunden hat, geivufit werden, und diesen Teil der Geschichte zuerzahlen, obliegt einzig den Historikern». Cm.: Danto A. Analytische Philosophie der Geschichte.S. 245.
  • [7] «Tatsachlich macht der Zeitpunkt der Auflerung hier womoglich den ganzen Unterschiedzwischen Wahr und Falsch aus». Cm.: Danto A. Analytische Philosophie der Geschichte. S. 317.
  • [8] «Die Vergangenheit verandert sich vielleicht nicht, wohl aber die Weise, in der wir sieorganisieren und strukturieren». Cm.: Danto A. Analytische Philosophie der Geschichte. S. 268.
  • [9] Baumgartner H.-M. Kontinuitat und Geschichte. Zur Kritik und Metakritik der historischenVernunft. S. 281.
  • [10] «Solange und insofern die Zukunft offen ist, sind die Akten iiber die Vergangenheit nicht zuschliefien». Cm.: Baumgartner H.-M. Kontinuitat und Geschichte. S. 284.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой