Невербальные формы языка культуры

Мы уже отмечали, что в период зарождения науки антропологии ученые искали некое свойственное исключительно человеку качество, отличающее его от других биологических видов. Таким сущностным свойством, определяющим антропологическую природу homo sapiens, объявлялся язык. Отечественные историки придерживались точки зрения, что формирование человека как разумного, социального существа начинается с возникновения членораздельной речи, которая наравне с трудом является мощным средством развития человека, его сознания и общества в целом^[1]. Многие культурологи, в частности уже известный нам Э. Сепир, считают, что язык, будучи инструментом выражения значения, предшествовал начальному развитию культуры. Однако ученый писал, что язык не тождествен его звуковому выражению. Ошибочно думать, утверждает Э. Сепир, что мышление возможно вне языка. Но при этом мы должны понимать, что речь идет не обязательно о естественном, вербальном языке. В семиотике (науке о знаках) сегодня под языком подразумевается любая система знаков, служащих для передачи сообщения. По Э. Сепиру, язык как знаковая система является способом отображения всех разновидностей нашего опыта.

Учитывая коллективный образ жизни, необходимость совместных усилий для выживания племени, следует предположить, что первобытные люди имели некую систему знаков для коммуникации. В процессе коллективной охоты они должны были как-то обозначить объект промысла. Поскольку охота на крупного зверя требует слаженных действий, добытчики каким-то образом должны были «договориться» о распределении обязанностей. Задолго до появления членораздельной речи могли появиться какие-то сигналы, указывающие на объект, обозначающие ситуацию, сообщающие о том, что следует делать каждому из участников. Это могли быть возгласы, жесты, мимические гримасы. Первоначально возникшие как естественные биологические реакции организма, они повторялись в определенной ситуации. Поэтому подобные сигналы, в конечном счете, связывались с определенным значением, вспыхивающим каждый раз в определенном контексте.

Безусловно, арсенал средств для формирования сигналов у первобытного человека весьма ограничен, но все же он шире возможностей, какими обладают животные, использующие сигналы, чтобы сообщить сородичам об источниках пищи, об опасностях. Выживание в человеческом коллективе зависело не только от обеспечения пищей, но также от упорядочения связей внутри общины. Недаром в антропологии социальное, человеческое бытие противопоставляется биологическому, животному существованию. Впрочем, в мире животных также существуют сигналы, с помощью которых происходит установление иерархических отношений и связей, «распределение ролей» в процессе стайной охоты. Однако человек создает все новые способы для обозначения предмета, ситуации, эмоции. Он находит дополнительные приемы, не существующие в природной среде, например, для утверждения собственного статуса. Скажем, обладание большим количеством шкур или каких-то специальных деталей (ожерелий из звериных клыков и когтей) может свидетельствовать о высоком положении человека. Так, и сегодня у африканских племен Намибии право на ношение шкуры леопарда или льва имеет только вождь. Аналогично, предметами из золота и бирюзы среди индейцев Мезоамерики могли владеть только вожди и жрецы.

То, что сегодня мы сочли бы украшением, в древние времена имело несколько иную, магическую ценность. Обладание подобными предметами было символом власти, престижа, особого знания, то есть, означало избранность данного лица. (Заметьте, даже в современном обществе до сих пор богатство является показателем высокого статуса и престижа хозяина). Но у древних предметов есть особая семантика. Можно допустить, что ожерелье из клыков и когтей животного являло собой не столько имущество, богатство, но указывало на сверхъестественную магическую силу носителя. Вероятно, присвоенные человеком части убитого животного становятся не просто его собственностью и свидетельством победы, но словно бы принадлежат ему теперь как органы его собственного тела. Считалось ведь позднее у индейских племен, что, отрубая голову врага или снимая скальп, воин обретает хитрость и ум побежденного. Так, объекты в общем-то природного происхождения получают неоднозначную семантику. Во-первых, они обозначают сами себя; во-вторых, они указывают на некое целое, частью которого являются. Клык животного вызывает в сознании образ зверя, то есть, служит его «заместителем». Наконец, объект может быть знаком какой-то ситуации, отсылать память к неким свершившимся действиям. Тот же клык может быть напоминанием об охоте и при каких-то конкретных условиях используется в качестве такой «памятки». В этом случае все эти предметы становятся средством для хранения и передачи информации, то есть, выступают в роли языка.

Человек идет еще дальше в изобретении неких знаковых способов для коммуникации. Он способен не просто использовать данные природой средства, он трансформирует природные объекты с целью придать им определенное значение. Например, он производит раскрас лица, делает татуировки на теле, которые тоже являются своеобразным языком, благодаря которому внутри сообщества люди узнают о положении и статусе друг друга. К такого же рода знакам — артефактам, то есть, подвергнутым обработке природным объектам, относятся гравированные геометрические рисунки на скальных поверхностях внутри пещер, служащих во времена палеолита жильем древнего человека. Прочитать «сообщения», оставленные неоантропом, никогда не удастся. Фактически для самих обитателей пещер эти изображения являлись письменным свидетельством каких-то событий, выражением каких-то отношений, либо указанием на какой-то, неведомый нам объект. Языком графитти первобытные люди фиксировали значимую для них информацию.

Весьма вероятно, что первобытные знаки возникли в результате имитационного поведения человека. Ношение цельной шкуры с головой зверя — не есть ли подражание животному? Материалы по истории искусств подтверждают данное предположение. Повсеместно встречающиеся изображения танцующих людей в масках зверя (пещера Труа Фрер во Франции или енисейская писаница), заставляют думать, что древняя танцевальная драма воспроизводила образ животного и, возможно, охоту на него. До сих пор в традиционных культурах существуют народные танцы, изображающие трудовые действия людей, а также повадки некоторых животных, птиц. Остается удивляться прозорливости античного римского философа I в. до н.э. Тита Лукреция Кара, высказавшего мысль, что культура возникла у людей по необходимости и как подражание природе. В своем трактате «О природе вещей» философ рассуждает о том, что «судостроение, полей обработка, дороги и стены, платье, оружье, права, а также и все остальные жизни удобства — все это людям нужда указала». К примеру, холод заставил людей придумать одежду. Подражая животным, они стали рядиться в теплые шкуры. Глядя на то, как животные создают себе жилище: роют норки, вьют гнезда, люди научились искусству домостроения. Даже флейту они изобрели, подражая звучанию ветра в тростниковых зарослях. А побудило их к этому желание услады и стремление к наслаждению.

Подражательная деятельность способствовала возникновению языка изобразительного искусства, правда, мотивы, заставившие человека производить изображения на стенах в глубине пещер, останутся нам неизвестны. Первые следы изобразительной деятельности, которые нельзя еще назвать собственно изображениями, представляют собой отпечатки ладони и так называемые «макароны» — проведенные пальцами руки на сырой глиняной поверхности длинные извилистые линии. Иногда они процарапаны каким-то специальным инструментом в виде гребня. Археолог А. Д. Столяр в своей книжке.

«Происхождение изобразительного искусства» (М., 1985) приводит толкование этих загадочных знаков. Он предполагает, что это свидетельства каких-то охотничьих обрядов, во время которых участники имитировали поведение животных. В результате подражания действиям пещерного медведя, точащего когти о скальную поверхность, появились «макароны». Действительно, кое-где рядом находятся борозды от когтей животного. Отпечаток ладони имитирует след зверя. Так, первые знаки изобразительного искусства тоже возникают в процессе действий, подражающих тому, что есть в природе. Существование подобных знаковых систем свидетельствует, что еще не имея словесных названий для предмета, древний человек уже мог сообщить об этом предмете другими знаковыми средствами. Он воспроизводил некие действия, вызывая в памяти нужный контекст, использовал при этом дополнительные знаки (звуки, изображения и тому подобное). Это значит, что символические действия как в истории одного человека, так и в истории человечества предшествуют словесному языку и служат базой для усвоения последнего.

• [1] Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б. А. Серебренников, Е. С. Кубрякова. В. И. Постовалова. В. Н. Телия, А. А. Уфимцев.М.: Наука, 1988. С. 108.