Планирование итальянских военных операций

В декабре 1938 г. одновременно с обсуждением вопроса о союзе с Германией фашистское руководство приняло решение об итальянском военном присутствии в Албании. Политическая директива обязывала оперативный отдел генерального штаба разработать план вторжения в Албанию^[1]. 3 января 1939 г. на совещании в Генеральном штабе состоялось обсуждение трех планов, целью которого являлось сопоставление планов наступления против Югославии, против Греции и одновременного против Греции и Югославии. В рамках подготовительной фазы операций против указанных стран рассматривалась возможность ввода войск на территорию Албании. Точная дата реализации планов не называлась и была поставлена в зависимость от развития международной обстановки^[2].

26 января 1939 г. под председательством зам. военного министра, начальника Генерального штаба Бадольо состоялось обсуждение общей политической директивы Муссолини. Ее суть сводилась к ведению ограниченной войны с одной Францией. При этом предполагалась «абсолютная оборона как на альпийском, так и на ливийском фронтах». Больше не говорилось о военных действиях с целью захвата Египта или английских баз в Средиземном море. Главные усилия Италии были направлены на обеспечение стабильных поставок в Ливию, чтобы обеспечить ее защиту. Новая политическая директива шла вразрез с обсуждавшимися ранее военными планами военных действий и вызвала недоумение у участников совещания. Начальник генерального штаба военновоздушных сил Валле заметил, что необходимо решить вопрос о нейтрализации Корсики. Неясным представлялось направление дальнейшего развития военного сотрудничества с Германией. Бадольо пояснил, что глава итальянского правительства устанавливает свое окончательное решение относительно принятия общей стратегии с Германией в зависимость от предстоящей речи Гитлера¹.

Наиболее вероятной версией является та, что Муссолини откладывал утверждение общей стратегической директивы до заключения тройственного военно-политического союза, намеченного на ближайшие недели. В пользу такого предположения свидетельствует тот факт, что общая стратегическая директива итальянского руководства была представлена затем через неделю после подписания «стального пакта»^[3][4].

В итоговом документе совещания было записано, что Бадольо должен обсудить с Муссолини «отношения Германии с нами в зависимости от того, какие соглашения необходимо заключить с германскими штабами родов войск». Отмечалась необходимость подготовки более обширного плана наступательных действий, «потому что оборона не решит проблем»¹.

30 января Гитлер выступил в рейхстаге с речью, в которой обосновывал «необходимость жизненного пространства» для немцев. В частности, он требовал возвращения Германии ее бывших колоний. Он также заявил о поддержке Италии в «любой войне». Это было выражением солидарности германского руководства с итальянскими экспансионистскими устремлениями^[5][6].

В конце января британское руководство получило информацию из «абсолютно надежного источника» о том, что фашистская Италия приняла германское предложение о военном союзе^[7]. Вслед за ней выступления Муссолини 4 февраля содержали прямые указания на угрозу вооруженного столкновения с Великобританией и Францией^[8].

Основные направления фашистской внешней политики на 1939 г. были сформулированы главой правительства Муссолини в письменном докладе, направленном 5 февраля в Большой фашистский совет. Как подчеркивалось в докладе, в нем были определены краткие, средние и долгосрочные ориентиры фашистской внешней политики. Основной итальянской проблемой Муссолини назвал «отсутствие свободного выхода к океанам». В качестве объекта итальянских притязаний на континенте он обозначил Албанию, а главной целью итальянской внешней политики — обеспечение выхода к океанам. «К какому океану? К Индийскому океану. Осуществив связь через Судан, Ливию и Египет или к Атлантическому океану через Французскую Северную Африку». Достижению этих целей служит политика оси Рим — Берлин. Он подтвердил итальянские притязания на Тунис, Джибути, Суэцкий канал, Корсику. В качестве возможного развития событий Муссолини не исключал возникновения войны с Францией. Он предполагал, что война с Францией приобретет характер исключительно военно-воздушных и военно-морских действий. Но наиболее предпочтительными для вступления в войну он называл 1941;1942 гг., когда Италия завершит перевооружение своих вооруженных сил'.

В начале 1939 г. стратегическое планирование в Северо-Восточной Африке занимало второстепенное место, тем не менее, в начале января был подготовлен план действий против Джибути, более напоминавший государственный переворот^[9][10].

Поступавшие из Парижа сигналы свидетельствовали о готовности французского руководства продолжить переговоры с Римом ценою удовлетворения итальянских территориальных требований. Итальянский посол в Париже сигнализировал в Рим, что во французских официальных кругах циркулируют предложения о возможных уступках итальянцам, в частности, о предоставлении Джибути статуса porto franco (свободного порта), об уступке Италии железной дороги или даже установлении итальянского контроля над нею, о предоставлении итальянцам в Тунисе статуса на основе конвенции 1896 г.^[11]

С 19 по 25 февраля в Берлине находился с визитом экономический советник при британском МИД Ф. Эштон-Гуэткин. В ходе переговоров с Риббентропом, Герингом и Функом он пытался расчистить почву для будущего соглашения по сотрудничеству в области экспорта двух стран на мировых рынках, где Великобритания столкнулась в последнее время с германской экспортной интервенцией, в частности, в рамках Британской империи и Юго-Восточной Европы^[12]. Визит Ф. Эштон-Гуэткина привлек самое пристальное внимание итальянских дипломатов, поскольку речь могла идти об англо-германском соглашении, затрагивавшем итальянские интересы, прежде всего в Юго-Восточной Европе. 3 марта посол в Берлине Аттолико с удовлетворением констатировал, что визит британского дипломата не привел к каким либо сдвигам в англогерманских отношениях^[13].

Спустя несколько дней 1 марта премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен сенсационно посетил посольство СССР в Лондоне, что было расценено в дипломатических кругах как поворот британской политики к сотрудничеству с СССР. Однако посол в Лондоне Д. Гранди призвал не преувеличивать значение этого визита. Вероятнее всего, писал посол, это был ответ на критику лейбористов, призывавших не допустить намечавшееся советско-германское сближение. Он выразил уверенность в том, что в англо-советских отношениях не произойдет решительных изменений до тех пор, пока не станут понятны перспективы англогерманского сотрудничества².

• [1] ' См.: Minniti F. Fino alia Guerra. P. 182.
• [2] Ibid. P 184.
• [3] См.: Ceva L. Appunti per una storia dello Stato Maggiore Generale fino aliavigilia della «non belligeranza» (giugno 1925 — luglio 1939) // Storia conlemporanea.1979. № 2. P.242−245.
• [4] DDI. V. XII. № 59. P.49−51.
• [5] Ceva L. Appunti per una storia dello Stato Maggiore Generale fino alia vigiliadella «non belligeranza». P. 245.
• [6] См. об этом: СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны. М., 1971. С. 671.
• [7] ' См.: Stafford Р. The Chamberlain — Halifax Visit to Rome. P. 94.
• [8] См.: История Италии: в 3 т. М., 1971. Т. 3. С. 144.
• [9] См.: DDL V. XI. Doc. 155. Р. 194−198.
• [10] Minniti F. Fino alia Guerra. P. 189.
• [11] 1 DDL V. XI. Doc. 159. P. 201−202.
• [12] Ibid. Doc. 211. P 258−260.
• [13] DDI. V. XI. Doc. 244. Р. 291−292.Mbid. Doc. 258. Р 311−312.