Теории непреодолимой силы (объективная, субъективная и случайной причинности)

С одной стороны, вопрос о разграничении непреодолимой силы и случая представляет собой центральный и вызывающий наибольшие затруднения аспект в построении общего учения о данных понятиях; с другой — мы принимаем за критерий разграничения возможность предотвратить наступление либо самого фактического обстоятельства, либо его вредоносных последствий. Но что означает словосочетание «возможность предотвратить»? О чьей возможности идет речь? — о возможности конкретных лиц в конкретной ситуации? о возможности «среднего человека» («хорошего хозяина», «обычного предпринимателя») в обстоятельствах соответствующего рода? или же о принципиальной (объективной) возможности?

Разночтения в ответах на этот вопрос сложились уже в дореволюционной литературе. «Одни юристы, — писал Т. М. Яблочков, определяют „непреодолимую силу“ как „такое вредоносное событие, которое, несмотря на крайнюю старательность не может быть субъективно предотвращено, т. е. не может быть предотвращено мерами и средствами данного предприятия“. … Другие же юристы вносят в это определение поправку: непреодолимая сила есть объективно непредотвратимое вредоносное событие. … Эти определения кладут начало двум большим течениям в научной литературе по вопросу о сущности „непреодолимой силы“: теориям „субъективным“ и теориям „объективным“»^[1]. Он же изложил и основные претензии к каждому из этих направлений^[2]: 1) направление субъективное «не годится», поскольку усматривает причину непредотвратимости в экстраординарном (внезапном, нечаянном, т. е. непредвиденном) характере обстоятельства, а такой подход не просто не позволяет разграничить vis major со случаем, но и напротив, приводит к отождествлению одного с другим; 2) направление же объективное, «…исходящее из идеи, что vis major есть „Божья сила“, „0еоб pia“», «…бесконечно суживает понятие vis major и ведет к чрезмерному расширению ответственности…»^[3]. Обе же эти теории, по мнению ученого, «…неизбежно ведут к просто виновной ответственности, ибо все они касательно требуемого сопротивления событию принимают в расчет не коротко определяемый [непосредственно перед вторжением силы], а неопределенный промежуток времени, а потому они должны были вернуться к вопросу, могло ли (по условиям оборота. — В. Б.) данное событие быть предотвращено (обязанным субъектом. — В. Б.), или нет»^[4] (последнее выделение наше. — В. />.), т. е. к вопросу о вине обязанного лица.

Взамен раскритикованных двух классических направлений ученый выдвинул теорию, которая позднее (в советской литературе^[5]) получила наименование теории случайной причинности. «Мы настаиваем на том, — пишет Тихон Михайлович, — что строить понятие vis major надо негативным путем: путем исключения. Мы устанавливаем, за что отвечает данное лицо или предприятие. Все, что не связано причинной связью с этим основанием усиленной ответственности, есть vis major. … — Vis major есть явление не „непреодолимое“, а такое, которое стоит вне причинной связи со сферой эксплуатации… Прервать причинную связь может и не сила природы. При суждении о vis major мы пользуемся не естественно физическими понятиями, а понятиями и воззрениями оборота»^[6]. Рассматривая пример ограничения пределом непреодолимой силы ответственности железных дорог, он дает еще более четкую формулировку: «Там где несчастье не стоит в причинной связи с опасностью промысла, нет места профессиональному риску… Здесь — vis major… Важен не местный признак — коренится ли несчастье в предприятии или вне его, а каузальный момент: стоит ли несчастье в причинной связи с предприятием. В казусе с машинистом, умершим от разрыва сердца^[7], надо спросить: стоит ли разрыв сердца в каузальной связи с эксплуатацией железной дороги [является ли он следствием, например, переутомления машиниста железнодорожной службой] или нет. Если выяснится, что такой связи нет, то хотя явление и родилось „im Inneren des Betriebes“ (внутри предприятия. — В. />.), оно должно быть рассматриваемо, подобно действию землетрясения, как „vis major“»^[8]. «Для отпадения ответственности надо, чтобы непреодолимая сила была не только непосредственной, но и единственной причиной несчастья. Если несчастье вызвано и „опасностью промысла“ и „непреодолимой силой“, в каком бы сочетании эти основания ответственности ни сплетались бы друг с другом, — ответственность наступит…»^[9].

При всей своей внешней логической безупречности (и даже известной красоте) ни критика двух традиционных направлений в объяснении существа понятия vis major, ни альтернативное им теоретическое построение, не могут быть приняты.

Прежде всего, не может считаться правильным общее возражение, противополагаемое субъективной и объективной теориям в том смысле, что последовательное их проведение «…возвращает нас к принципу виновной ответственности». Единственным основанием этого вывода является авторское понимание предотвратимости как категории, которая «…необходимо связана с предположением предусмотрительности«^[10]; предусмотрительность же, в свою очередь, неразрывно связана с понятием предвидимости. Т. М. Яблочков выдает его за общепризнанное. На самом же деле оно если и не является весьма своеобразным, то совершенно точно, что не имеет и универсального характера; во всяком случае, никакого иного примера использования именно такого понимания предотвратимости, кроме двух решений русского правительствующего Сената^[11], ученый не привел. И это не случайно, ибо в таком виде понятие непредотвратимости используется сторонниками одного только субъективного направления в объяснении существа непреодолимой силы^[12].

Сторонники противостоящего ему объективного направления понимают непредотвратимость совершенно иначе, а именно — в смысле заведомой фрустрации {тщетности, безрезультатности) любых усилий, направленных на предотвращение определенных событий и (или) их последствий, в том числе усилий, простирающихся за рамки той заботливости, которые требуются от должника характером обязательства и условиями оборота. Именно из такого понимания непредотвратимости исходили составители проекта Гражданского Уложения Российской империи, воззрения которых Т. М. Яблочков цитирует^[13], однако, как пример … «поразительного противоречия»! Но никакого внутреннего противоречия (тем более «поразительного») в них на самом деле нет^[14]; в том-то и дело, что известные природные события и катаклизмы таковы, что даже будучи предвидимыми, все равно не могут быть предотвращены никакими вообще человеческими действиями (вспомним пример с северо-западным ветром, разнесшим облако вулканического пепла над Северной и Западной Европой). Они непредотвратимы потому, что неизбежны, но не потому, что они случайны (непредвидимы). Невозможность предвидения (случайность) некоторых из подобного рода событий (того же самого извержения вулкана) только усугубляет их характер с точки зрения тяжести последствий, но не влияет на принцип: vis major — это все то, что нельзя (нельзя в принципе, т. е. никому, никак и ни при каких условиях) предотвратить, в то время как casus — то, что нельзя (опять-таки, никому, никак, ни при каких обстоятельствах, вообще нельзя) предвидеть. Если какое-то событие не может быть ни предвидимо, ни предотвращено, то оно подпадает и под признаки casus’a и под признаки vis major’a, только и всего. Называть ли его при этом квалифицированным случаем, или, напротив, квалифицированным видом форс-мажора, — это вопрос терминологии.

Единственное замечание оппонента в адрес собственно объективной теории форс-мажора, заключающееся в том, что таковая сужает понятие непреодолимой силы и, стало быть, неосновательно расширяет ответственность, также неверно. Оно сделано явно без учета того, что объективное конструирование непредолимой силы не отменяет общего правила об исключении гражданско-правовой ответственности за случай.

Что же касается положительных теоретических построений самого почтенного профессора Т. М. Яблочкова, противопоставленных объективному и субъективному направлениям, то они отпадают, что называется, просто за ненадобностью после сделанного здесь уточнения относительно существа понятия непреодолимости (иепредотвратимости). Вспомним, что самый поиск особого объяснения понятия непредолимой силы был начат ученым в связи с не устраивающим его (и совершенно справедливо не устраивающим!) субъективным пониманием непреодолимости, которое не позволяло разграничить vis major и случай. Устранение этого субъективизма лишает такой поиск всякой почвы, поскольку прежде недостижимая цель вполне успешно достигается: обстоятельства реальной действительности разграничиваются на закономерные и случайные по критерию предвидимости (субъективному критерию), а на обстоятельства преодолимой и непреодолимой силы — по критерию преодолимости (предотвратимости), понимаемой в объективном смысле^[15].

Основанием к тому, чтобы усомниться в содержательной правильности теории случайной причинности является откровенно неверные решения некоторых практических ситуаций; наиболее рельефным в этом отношении является, конечно, случай с машинистом, скоропостижно скончавшемся прямо в поездке, в кабине локомотива от разрыва сердца. Если разрыв сердца был обусловлен переутомлением машиниста на службе, т. е. (по выражению проф. Яблочкова) «…находится в каузальной связи с эксплуатацией железной дороги», то решение, конечно, получается верное: не приходится говорить не только ни о каком форс-мажоре — налицо будет классическая вина железной дороги. Но если такой прямой связи нет, то решения могут оказаться различными. По проф. Яблочкову, в этой ситуации в любом случае налицо будет vis major «подобный землетрясению»; с нашей же точки зрения, отсутствие прямой связи причины разрыва сердца с эксплуатацией железной дороги не снимает двух других вопросов — о возможности 1) предвидения разрыва сердца и 2) его предотвращения. Выявление перспективы возникновения подобных ситуаций и их предупреждение являются непосредственными целями обязательного медицинского осмотра всего состава локомотивной бригады перед каждой поездкой. Если угрозу остановки сердца конкретного машиниста в принципе возможно было выявить в ходе такого осмотра, но она (по каким-то причинам) не была выявлена, речь пойдет о классической вине железной дороги; невозможность выявления такой угрозы превратит реализовавшуюся угрозу — остановку сердца машиниста в поездке — в случай; вопроса же об объективной невозможности предотвращения остановки сердца конкретного машиниста в поездке ставить и вовсе некорректно — объективно для этого достаточно не отправлять машиниста-сердечника в поездку (вызвать для обслуживания рейса другую локомотивную бригаду). Стало быть с нашей (объективной) точки зрения остановка сердца машиниста в поездке вообще никогда не будет обстоятельством непреодолимой силы; максимум, на что это происшествие может притязать — так это на качество юридически значимого случая. Так, если будет поставлен вопрос об ответственности железной дороги за повреждение принятого к перевозке груза, то случайное возникновение такого вреда освободит железную дорогу от ответственности (п. 1 ст. 796 ГК); но если вследствие остановки сердца машиниста произойдет железнодорожная катастрофа, то ссылка на данное происшествие как на случай не освободит железную дорогу от возмещения вреда, причиненного жизни и здоровью (ст. 800,1079 ГК).

• [1] Яблочков Т. М. Указ. соч. С. 3—4.
• [2] См.: Там же. С. 6—20 (про субъективные теории), 21—32 (про объективные теории).
• [3] Там же. С. 30−31,32.
• [4] Там же. С. 30.
• [5] Так называет ее, например, Е. А. Павлодский (Указ. соч. С. 55—66), приурочивающий саму теорию, кстати, к взглядам советского ученого Д. М. Генкина. Работа Т. М. Яблочкова им только упоминается, но приоритет в деле выдвижения теориислучайной причинности ей не воздается. Такой подход тем более странен, что позицию Т. М. Яблочкова успели разделить и другие дореволюционные ученые, в частности М. Я. Пергамент, брошюру которого «Война и непреодолимая сила» (1914)Е. А. Павлодский использует (Указ. соч. С. 56).
• [6] Яблочков Т. М. Указ. соч. С. 33,34.
• [7] Об этом казусе, предложенном А. Экснером для иллюстрации, по мысли автора, теории непреодолимой силы как обстоятельства, стоящего вне эксплуатируемого предприятия, Т. М. Яблочков упоминает на с. 22 своей брошюры.
• [8] Яблочков Т. М. Указ. соч. С. 37.
• [9] Там же. С. 52.
• [10] Там же. С. 4.
• [11] См.: там же. С. 52.
• [12] Это видно, между прочим, из его замечания в конце с. 14: «раз мы ставим понятие непреодолимой силы в связь с вопросом о субъективной предотвратимости несчастия, мы приходим к определению простого виновного события» (выделено нами. — В. Б).
• [13] Яблочков Т. М. Указ. соч. С. 13—14.
• [14] Исключая, разве только, традиционное для нашей литературы наделение обстоятельств непредолимой силы одновременно обоими свойствами — как непредотвра-тимости, так и чрезвычайности (проникшее, между прочим, и в современный ГК —поди. 1 н. 1 ст. 202, и. 3 ст. 401). «Непреодолимая сила с философской точки зрениявсегда является случайным обстоятельством…» — пишет, к примеру, Е. А. Павлод-ский (Указ. соч. С. 60). Это, конечно, неверно: в том-то и дело, что не всегда. «Случайность» действительно нередко соседствует с «непреодолимостью»: некоторыеобстоятельства могут стать непреодолимыми вследствие своего чрезвычайного (случайного) характера. Но случайность — отнюдь не единственная причина фрустрациичеловеческих усилий по преодолению тех или иных событий, которые, следовательно, могут хотя и не быть случайными, но несмотря на это продолжать оставаться не-преодолимыми (нечфедотвратимыми, неизбежными).
• [15] См. также их критику в указ. соч. Е. Л. Павлодского (С. 53—66) и в указанной тамсоветской литературе.