Сколько путей в «незнаемое» ?

Разговор о методах творческой деятельности журналиста мы начнем с уяснения факторов, которые определили их состав. Таких факторов несколько. В целом их ряд выглядит так:

• ? стадиальность творческого процесса;
• ? комплексность задач, решаемых журналистом на пути к результату творчества;
• ? характер источников информации (говоря более точно и широко, — структура информационной среды);
• ? законы познания (законы восприятия и переработки информации);
• ? законы общения.

Именно вследствие этих обстоятельств, сопутствующих журналистской деятельности, возникает, с одной стороны, многообразие методов журналистского творчества, а с другой — соотнесенность их с определенной стадией творческого акта. Формируясь в опыте деятельности как стихийно найденные приемы, они изначально делились на две большие совокупности: одна служила целям познания действительности, другая — целям объективации информации, предъявления ее в тексте. В результате осмысления, систематизации этих приемов, отбора по степени эффективности они постепенно обретали устойчивость, изучались, алгоритмизировались — словом, превращались в научно обоснованные методы решения конкретных задач, обязательных для той или иной стадии творческого акта. Как следствие, система методов журналистского творчества сложилась в виде двух подсистем. Одну образовали методы познавательной деятельности, другую — методы предъявления информации в тексте.

Поскольку начальной стадией творческого процесса является освоение действительности, первой целесообразно рассмотреть подсистему методов познавательной деятельности. Состав их сформировался сообразно задачам, решение которых предполагает та или иная операция. Задачи эмпирические требовали методов, которые позволяли бы получать информацию непосредственно в опыте деятельности, через разные варианты контактов с действительностью. Для решения задач теоретических оказались необходимыми методы, которые могли дать информацию о том, что не очевидно, относится к сущности происходящего и постижимо только через работу мысли. Так возникли две группы данных средств журналистского познания — методы получения сведений и методы постижения сути. И та, и другая делятся, в свою очередь, на подгруппы. В первой группе сегодня таковых две: традиционные журналистские методы и методы, заимствованные из конкретных социальных исследований. Они восходят к общей основе — одним и тем же феноменальным свойствам человека: его способности воспринимать информацию через визуальные контакты, речевое общение, освоение знаково-символических информационных продуктов в письменной и печатной форме. В то же время между ними есть и существенные различия, на которые стоит обратить внимание.

Традицйонныё журналистские методы получения сведений ориентированы на выявление качественного своеобразия различных состояний действительности с тем, чтобы далее воспроизвести его в тексте. Журналисту нужна конкретность данных, подтверждаемость их деталями, часто наглядными.

Конкретные социологические исследования (КСИ) — раздел социологии, который сконцентрирован на получении и интерпретации данных о проявлениях социальных законов и закономерностей на конкретных объектах в конкретных временных рамках и конкретных условиях. Отсюда — конкретно-ситуативный подход к изучению действительности, сближающий КСИ с познавательной деятельностью журналиста. Однако методы КСИ ориентированы прежде всего на измерение тех или иных состояний действительности и предъявление результатов этих измерений в количественных показателях, характеризующих определенные типы объектов.

На современной стадии развития общества, отмеченной активным ростом влияния средств массовой информации на социальные процессы, не могла не возникнуть тенденция к повышению надежности сведений и выводов журналистов за счет обогащения йх познавательной деятельности методами науки. Эта тенденция и проявилась в том, что на вооружении журналистики оказались многие из методов социологии.

К традиционным журналистским методам получения сведений относятся проработка документов, наблюдение и беседа.

Проработка документов — метод, с помощью которого журналист получает уже имеющиеся в обществе сведения, хранимые в его многообразных «информационных кладовых».

Это сведения самого разного свойства: от законов и решений властных структур, фундаментальных положений науки до дневниковых признаний, дающих представление об авторе. Они могут потребоваться журналисту для использования в тексте, а могут и не потребоваться, выступив только как материал, подлежащий переработке в процессе творчества. Но в любом случае они необходимы, что делает проработку документов весьма существенным его моментом.

Обращение журналиста к документальным источникам информации начинается с их поиска. В условиях, когда приходится говорить об «информационном взрыве», дело это не такое простое: от журналиста требуется высокий уровень документоведческой, библиографической грамотности, широкое представление о типах и видах документов, бытующих в обществе. В настоящее время изрядно облегчает доступ к ним интернет — всемирная компьютерная сеть, на серверах которой хранится огромное количество разнообразных данных. Однако и поисковые системы интернета предполагают, что пользователь обладает определенными ориентирами при розыске документа. Вот почему для журналиста уместно классифицировать документы в соответствии со своими специальными надобностями. Но есть классификация, знать которую важно и независимо от специальных интересов. Она предусматривает группировку документов по таким основаниям, как тип деятельности, породившей документ, и сфера его обращения. С поисковой точки зрения для журналиста подобная группировка очень важна.

Согласно первому варианту данной классификации — по типу деятельности, в лоне которой материал создан, мы получаем следующий ряд документов:

? государственно-административные;

" производственно-административные;

• ? общественно-политические;
• ? научные;
• ? нормативно-технические;
• ? справочно-информационные;
• ? художественные.

Может вызвать удивление последняя строка: документы — художественные?! Это же парадокс! Отчасти — да. Но вспомним широкий смысл понятия «документ», принятый сегодня в науке за основной: материальный носитель информации. Если так, то выделять художественный документ как особую разновидность документальных источников приходится с неизбежностью. При этом он должен, видимо, рассматриваться как несущий специфический род информации — информацию эстетическую.

Однако дихотомия «документальное» — «художественное» свое значение сохраняет: ведь узкий-то смысл понятия «документ», к которому восходит термин «документальный», никто не отменял.

В соответствии с этой классификацией удобно вести рубрики в электронной записной книжке, создавая собственный фонд сведений о документах, которые могут журналиста интересовать, в том числе и в связи с его специализацией.

Второй ряд документов, сгруппированный по сферам их обращения, намного скромнее, хотя охватывает практически все стороны жизни людей. Сюда входят документы:

• ? производственные;
• ? общественных организаций;
• ? бытовые.

В какой-то степени они тоже могут быть отражены в личной картотеке. Однако именно в какой-то. Большая их часть открывается журналисту во время поисковой работы, причем не без препятствий: далеко не все хотят тот или иной документ обнародовать.

Под производственными документами имеется в виду совокупность текстов, циркулирующих в трудовой сфере (в том числе личных: заявления, докладные и объяснительные записки, просьбы). Они обеспечивают информационное обслуживание производственной жизни трудовых коллективов, информационные нужды государственного и производственного управления.

В государственных структурах такие документы обычно регистрируются, учитываются. Однако далеко не всегда существуют нормативные акты или ведомственные инструкции, которые четко определяли бы порядок допуска к ним журналиста. Поэтому представители прессы нередко сталкиваются с отказами официальных лиц. Еще чаще это случается на предприятиях с частной формой собственности. Приходится искать обходные пути, убеждать людей, имеющих отношение к интересующим журналиста документам, в необходимости помочь ему.

То же самое можно сказать и по поводу документов общественных организаций — текстов, обеспечивающих информационное обслуживание деятельности партий, движений, объединений разного рода. Попытайтесь получить протоколы заседания пленума какой-либо из партий, посвященного обсуждению позиции ее фракции на предстоящем заседании Госдумы. Почти наверняка представители пресс-службы попросят вас обойтись предоставленными ими данными. В результате возникают коллизии, для разрешения которых журналист, стремясь выполнить профессиональный долг, нередко идет на риск: пытается получить документы любым путем, порой не вполне законным. Хорошо еще, если это воспринимается обществом хотя бы так, как в разведывательной деятельности: необходимость, неизбежность во имя блага страны. Так нет, случаи использования сотрудниками редакций документов, добытых незаконно, порицаются и даже могут повлечь за собой судебное разбирательство. Исключение составляют эпизоды, когда действия корреспондента продиктованы чрезвычайными обстоятельствами, угрожающими спокойствию и благополучию общества. В подобных ситуациях общественное мнение встает на сторону журналиста, что, однако, не гарантирует ему избавления от неприятностей.

В работе с бытовыми документами — той совокупностью официальных и личных материалов, которая обеспечивает информационное обслуживание людей в быту, розыск — самое трудное. Подавляющее большинство их не подлежит учету; к тому же они, как правило, представляют собой личную собственность человека. Даже заверенная нотариусом расписка в получении займа, имеющая силу юридического документа, может быть ее владельцем предъявлена или не предъявлена, — определяет это только его личная воля. Обращение к документам такого рода, будь это письма, дневники, обязательства или расписки, требует от журналиста ясного понимания того, что право ему на получение и использование сведений из них дает только добровольное разрешение их обладателя. Но и из этого правила есть исключения: ситуации, связанные с противозаконными, противоправными действиями владельца документа, несущими в себе угрозу жизни людей или общественному спокойствию.

Как рассматривать в такой связи истории с опубликованием аудио-, видеокассет, ставшие едва ли не нормой в нашей прессе? Ведь это тоже чьи-то документы, попавшие в средства массовой информации. Журналисту нужно быть в высшей степени осторожным с использованием таких материалов: можно оказаться орудием не вполне бескорыстных людей. Работа с документами обязательно предполагает как проверку их на подлинность, так и определение достоверности и надежности заключенных в них сведений.

Если возникает сомнение в подлинности документа, т. е. в его действительном происхождении от того автора и при тех обстоятельствах, которые указаны или подразумеваются в тексте, необходимо прибегнуть к методам специального анализа. Они включают в себя «внутреннюю» и «внешнюю» критику документа. Иначе говоря, предполагают внимание к содержательным его характеристикам и внешней стороне в целях подтверждения признаков подлинности или выявления несоответствия им. В случаях, когда и эти процедуры не снимают сомнений, приходится просить помоши у специалистов — историков, текстологов, криминалистов.

Иногда оказывается под вопросом и достоверность содержащихся в документе сведений, т. е. их соответствие действительным событиям. Чтобы не допустить ошибки, журналисты могут ориентироваться на правила, принятые при проверке документальных данных на достоверность в социологии. Согласно этим правилам при анализе документов необходимо:

• 1) отличать описание событий от интерпретации (факты и мнения);
• 2) определять, какими источниками информации пользовался составитель документа, является она первичной или вторичной;
• 3) выявлять намерения, которыми руководствовался составитель документа, давая ему жизнь;
• 4) учитывать, как могла повлиять на качество документа обстановка, в которой он создавался.

Всегда полезно для проверки достоверности сведений из документа сопоставить их с данными, полученными из других источников информации, другими методами.

Что касается аудиои видеозаписи, то их проверить на достоверность может только специалист-криминалист, это надо иметь в виду.

Для проверки данных документа на надежность, т. е. на то, в какой мере они основательны, представительны, чтобы служить базой для серьезных выводов и обобщений, следует консультироваться со специалистами, способными выступить в качестве экспертов по той или иной проблеме.

Однако ошибки при работе с документами не исключены даже тогда, когда подлинность, достоверность и надежность их сомнения не вызывают. Такая опасность таится в самом процессе освоения документа. Складывается этот процесс из трех процедур: извлечения данных, их интерпретации и фиксации. Важнейшее условие качественного выполнения первой процедуры — навыки быстрого и глубокого чтения, быстрой и глубокой переработки знаковых информационных продуктов, дающей их понимание. Качество интерпретации, основанной на анализе, оценке и объяснении полученных данных, зависит от того, насколько журналист умеет включать в соображения здраврго смысла критерии оценок, задаваемые системой знаний общеметодологического или специального характера.

Многое зависит и от умения качественно фиксировать результаты проработки документальных материалов. Ведь фактически в этот момент происходит не что иное, как составление нового, специфического документа — профессиональных записей журналиста, имеющих при определенных условиях юридическую силу. Потому необходимо не только выработать у себя устойчивую привычку к аккуратному ведению записей, но и уметь твердо придерживаться некоторых правил:

• 1) четко указывать исходные данные документа, авторство, использованные страницы;
• 2) не забывать закавычивать цитаты;
• 3) сведения, полученные в результате аналитико-критического чтения и представляющие собой информацию, которая намеренно в документ не закладывалась, сопровождать специальными пометками: «мое наблюдение», «мой вывод», «мое предположение», «моя оценка»;
• 4) при завершении работы с документом специально проверять все цитаты, названия, фамилии, цифры и прочие данные такого типа;
• 5) кратко характеризовать внешний вид документа.

Как показывает анализ судебных дел. возбуждавшихся против работников прессы, часто журналистов подводит именно неумение держать в порядке свои профессиональные записи.

Наблюдение, в отличие от проработки документов, позволяет журналисту получать сведения непосредственно из текущей реальности — первичную информацию.

В основе этого метода лежит способность человека воспринимать мир с помощью органов зрения и слуха, через аудиовизуальные контакты. Только надо иметь в виду: непреднамеренное, стихийное аудиовизуальное восприятие действительности этого журналисту нс гарантирует. Наблюдение как метод познания есть такой вид восприятия, который предполагает отчетливое осознание актуальных познавательных задач, носит преднамеренный характер, регулируется определенными рекомендациями.

Именно преднамеренность восприятия и осознанность задач помогают журналисту смотреть — и видеть. В противном случае наши ощущения сливаются в чувственные образы, которые не фиксируются сознанием с достаточной степенью устойчивости и потому не способны выступить как сведения, нужные для целей познания.

В этой связи уже в процессе профессионального становления важно сформировать у себя установку на постоянное осознанное и преднамеренное восприятие действительности. Ведь наблюдение для работников прессы — метод непрерывного пользования. Готовность к постоянному осознанному и преднамеренному восприятию окружающего выступает как условие автоматического «включения» профессионального долга, предписывающего журналисту оперативно реагировать на существенные изменения социальной жизни. Здесь — непосредственный источник инициативы, которая и обусловливает высокую степень социальной активности журналистского корпуса.

Однако и в каждом конкретном творческом акте роль наблюдения чрезвычайно высока. Оно используется при решении задач, образующих два одинаково важных ряда:

• 1) получить через аудиовизуальные контакты с объектом данные, которые представляют собой то или иное проявление сущности происходящего здесь и сейчас. В силу этого они способны быть основанием для выводов о его значении, об отношениях людей, их ценностных ориентациях, традициях и привычках, об уровне общей и профессиональной культуры — словом, обо всем, что поддается «считыванию» по внешним, доступным восприятию признакам;
• 2) накопить данные, способные передать внешнюю характерность того или иного объекта и выступить в тексте в качестве примет реальной конкретной ситуации, благодаря которым она предстанет перед читателем как чувственно воспринимаемая картина жизни, создавая у него «эффект присутствия». Разброс таких данных достаточно широк — от деталей внешности человека до характерных черт обстановки (если они оказываются значимыми с точки зрения цели творческого акта).

В процессе наблюдения объект познания предстает перед журналистом как совокупность источников информации, образующих три относительно самостоятельные зоны: поведение отдельных людей, характеризующее именно их; поведение групп людей, их взаимодействие; предметно-вещественная среда, на фоне которой разворачиваются события., Внимание журналиста распределяется между этими зонами, превращая тот или иной источник информации в предмет наблюдения по мере появления очередной познавательной задачи. Надо все видеть, слышать и запоминать.

Нужно сказать, что удерживать данные наблюдения не просто, тут есть свои проблемы. При всем желании объем наблюдаемого так велик, что зафиксировать данные с необходимой полнотой архитрудно, и это порождает технические сложности. Тележурналисту помогает видеокамера. А газетчику и радиожурналисту остается серьезнейшим образом тренировать память. Правда, можно еще разработать систему фиксирования в блокноте «опорных деталей» — знаков, по которым удается в нужный момент восстановить то, что наблюдалось. Однако этим чаще всего пренебрегают. А память — она может и подвести. Отсюда неизбежность дополнительной нагрузки на журналиста при проверке данных наблюдения.

Проверка должна быть очень тщательной — и на достоверность сведений, и на надежность. Дело в том, что в силу разных причин физического или психологического характера возможна иллюзия восприятия — неадекватное отражение наблюдаемого предмета. Например, в сумерках белые стены дома могут показаться серыми; в лучах закатного солнца листва деревьев выглядит бронзовой или красноватой; дорога, по которой вы идете впервые, представляется более длинной; лицо человека при свете люминесцентной лампы кажется безжизненно бледным. Не исключены и ошибки интерпретации, связанные с избирательностью нашего восприятия (селективностью, как говорят психологи) или с особенностями культурного, этического, социально-политического, профессионального склада воспринимающего. Допустим, вы наблюдаете за разговором русского с болгарином и видите, что оба кивают головой. «Слава Богу, — думаете, — кажется, договорились». А на деле выходит, что нет: кивок в болгарской знаково-символической традиции — знак отрицания. Вы же его интерпретировали на основе нашей традиции как знак согласия и стали невосприимчивым к другим проявлениям разногласий между собеседниками…

Однако есть условия, при которых наблюдение становится вполне надежным методом получения сведений. Первое из них — достаточный уровень развития у журналиста необходимых психических свойств, прежде всего произвольного внимания и наблюдательности. Второе — достаточный уровень профессионализма, предполагающий отчетливое осознание познавательных задач, умение быстро и точно вычленять очередной необходимый предмет наблюдения, «схватывать» памятью самое характерное.

Между прочим, нередко источником информации об объекте для журналиста бывает и его собственное поведение в изучаемых обстоятельствах. Тут внимание сосредоточивается на внутренних и внешних факторах, которые его определяют, что открывает доступ к сведениям о неочевидных, скрытых процессах, характерных для той или иной ситуации. Но и в данном случае нельзя обойтись без проверки, без соотнесения результатов самонаблюдения с информацией, полученной другими методами.

И все же львиную долю сведений журналист получает в беседе — непосредственном общении с людьми, имеющими то или иное отношение к изучаемой ситуации.

Однако от обычного диалогического общения беседа как метод познавательной деятельности существенно отличается. Это всегда организованное речевое взаимодействие. Оно направляется со стороны журналиста отчетливо осознаваемыми познавательными задачами и предполагает выработку такой стратегии и тактики, которая способствовала бы получению сведений, предназначенных к опубликованию. Процесс общения может быть непринужденным, но он не должен быть стихийным.

Сведений, на которые можно рассчитывать, приступая к беседе, по меньшей мере, пять видов:

• ? фактические данные;
• ? мнения;
• ? объяснения;
• ? предложения и прогнозы;
• ? речевые приметы собеседника, передающие некоторые особенности его личности (характерные особенности языка).

При этом каждый вид представлен весьма разнообразно. Так, события (факты) могут быть позитивными по своему значению — и негативными; наблюдавшимися собеседником — и не наблюдавшимися; такими, в которых он участвовал — и не участвовал. Наконец, они могут быть из настоящего, прошлого, из собственной жизни или жизни других людей, коллектива, города, страны. Естественно, что готовность говорить о столь разных вешах у человека не может быть одинаковой. Это требует от журналиста определенных нюансов в поведении, специальных тактических приемов.

Молодые сотрудники редакций. признаются, что даже простое перечисление названных вариантов сведений по-новому организует настрой на беседу: шире представляются ее возможности.

То же самое относится к мнениям. Они ведь не менее разнообразны: могут относиться к разным объектам реальности, касаться разных сторон жизни, быть оригинальными по содержанию и банальными, аргументированными и неаргументированными. Интерес журналиста к мнениям разного рода позволяет получить об интервьюируемом ценную дополнительную информацию. Одно дело, если спросить его, что он думает о событиях, в которых участвовал или которые наблюдал, и совсем другое, если задать вопрос насчет его отношения к тем или иным явлениям искусства, науки, общественной жизни, к гипотетическим ситуациям. Здесь — путь к постижению личности собеседника. Стратегия беседы на том и строится: понять партнера и наметить порядок задач, которые могут быть решены с его помощью.

Под тактикой же имеется в виду осознанный выбор тех средств общения, которые в данных условиях наиболее целесообразны, поскольку способны наилучшим образом обеспечить решение задач. Основное из таких средств, конечно, вопросы, точнее — их характер, формулировки, чередование. Сюда же относятся реплики и замечания журналиста, его жесты и мимика, интонация, ритм разговора, специальные полемические приемы, разного рода информационные стимулы, помогающие собеседнику раскрепоститься, преодолеть скованность или нежелание говорить. Если журналист человек порядочный, нравственный, то мотивация при разработке тактики беседы у него всегда будет достойной: не перехитрить собеседника, а разбудить в нем готовность к сотрудничеству, помочь справиться с эмоциями, найти нужную тональность разговора. Дело в том, что возникающие по разным причинам помехи в разговоре (исследователи называют их барьерами общения) всегда осложняют жизнь не только журналисту, но и его собеседнику.

Все обстоятельства, порождающие барьеры общения, учесть едва ли возможно. Однако некоторые из них просто необходимо иметь в виду. Скажем, несовпадения в социальных характеристиках собеседников (статус, ценностные ориентации, степень социальной активности). Или несовпадения психических состояний, психобиологических свойств. Бессмысленно, например, рассчитывать на плодотворный контакт, когда журналист в цейтноте, обеспокоен тем, чтобы возможно быстрее добыть нужную информацию, а его собеседник только что получил неприятное известие и основательно выбит из колеи… Иногда барьеры возникают из-за неосведомленности журналиста в психологическом состоянии и умонастроении той социальной группы, к которой принадлежит его партнер по общению. Бывают барьеры этической природы: человек отказывается сообщить важные для интервьюера сведения, потому что связан словом. А иногда дело в разнице нравственных ориентиров: журналист и его партнер по общению по-разному понимают, что такое добро и зло.

Но по какой бы причине ни возникали барьеры, проявляются они чаще всего одинаково — как прерывность общения, неконтактность собеседника, отсутствие свободного «перетекания» информации. Чтобы этого избежать, и нужно заботиться о тактике беседы. Удачной она оказывается, как правило, если журналист:

• 1) основательно подготовился к беседе (освоил предмет обсуждения, имеет представление о собеседнике как индивидуальности);
• 2) научился контролировать ход беседы, своевременно замечая возникновение барьеров и оперативно их нейтрализуя;
• 3) владеет достаточным количеством приемов, способных стимулировать общение.

Опытные журналисты советуют: не замолкать при разговоре, не стыдиться незнания, уметь втянуть собеседника в процесс обдумывания, не бояться «заострить» предмет возможного спора, оставаясь при этом корректным и вежливым. Эти рекомендации ценны тем, что позволяют журналисту оставаться искренним, вести себя естественно. Они полезны в практическом плане, но в то же время не освобождают человека от нравственной щепетильности.

Если же собеседник намеренно скрывает данные, за которыми обращается журналист, тут требуются нестандартные решения, найти которые очень непросто. Тем более что желательно все-таки, чтобы они не выходили за рамки правового пространства.

Фиксировать информацию, получаемую во время беседы, — дело тонкое. Сегодня в таких целях чаще всего используется диктофон. Между тем это далеко не всегда целесообразно, во всяком случае «гонять» его весь период общения чаще всего ни к чему: он может помешать контакту. Серьезные журналисты наряду с диктофонной записью используют традиционный, блокнот. Иногда вообще стоит обходиться без диктофона. Бывает, лучше совсем ничего не записывать во время беседы, а постараться восстановить ее ход во всех подробностях сразу по окончании, оставшись «наедине с блокнотом». Еще один вариант — писать вслепую, скорописью, не привлекая внимания к блокноту, чтобы не смущать собеседника, и тоже расшифровать сразу по окончании. Это не трудней, чем делать расшифровку кассеты.

Особый случай беседы — интервью официальных лиц в связи с важными событиями внутренней или международной жизни (как правило, именно для материалов в жанре интервью). В таких обстоятельствах целесообразно вопросы предъявить собеседнику заранее, чтобы дать ему возможность подготовиться.

В последние годы большое значение приобрела беседа по телефону. Впрочем, о ней разговор впереди.

Не следует забывать, что данные, получаемые в беседе, тоже нуждаются в тщательной проверке, предполагающей использование других источников сведений.

Из развернутой системы методов конкретных социальных исследований журналистика сегодня лучше других освоила опросы, включенное наблюдение, длительное систематическое наблюдение, эксперимент и контент-анализ. Наиболее активно используются оба вида опроса — интервьюирование (прежде всего массовое, в частности, блиц-опрос) и анкетирование.

Массовое интервьюирование — метод получения данных о состоянии общественного сознания, общественного мнения, общественной практики по тому или иному поводу с помощью устного опроса многих лиц.

Те, кому приходилось в нем участвовать, знают: главная трудность здесь — такая формулировка вопросов, которая позволяет получить от интервьюируемых не отговорку, а ответ по существу. Тут так же, как в телефонной беседе, многое зависит от манеры говорить и держаться, от тональности речи, даже от выражения лица. «Приставучий» журналист отталкивает людей от себя так же, как и скованный робостью.

Анкетирование — это метод получения тех же самых данных с помощью заочного (письменного) опроса посредством закрытых или открытых вопросников. Закрытых — значит таких, ответы на которые можно выбрать из предлагаемых в анкете.

Открытых — значит дающих возможность свободно сформулировать ответ на вопрос.

Грамотность составления вопросника — условие надежности сведений. Поэтому не грех здесь лишний раз проконсультироваться с социологами, особенно если предмет изучения сложный и требует от составителя анкеты высокой квалификации.

Капитально вошло в практику средств массовой информации вшюченное наблюдение.

При включенном наблюдении журналист действует как участник событий; выступая в социальной роли, аналогичной социальным ролям действительных участников происходящего, он получает одновременно данные и о внешних обстоятельствах, и — через себя, через самонаблюдение — о внутренних движениях человека.

Вообще-то в профессиональной журналистской среде такой вид наблюдения известен давно как «метод перемены профессии» (другое название — «метод маски»). Но научного обоснования он не имел, пользовались им журналисты на стихийно-интуитивном уровне, и несмотря на то, что с его помощью родилось много талантливых, интересных материалов, немало было все-таки нареканий. Довольно остро стоял вопрос о допустимости такого приема и уж во всяком случае об ограничении пределов его применения. Это привело к необходимости обогащения сложившегося профессионального опыта за счет рекомендаций социологии. Потому-то сегодня данный метод и рассматривается как заимствованный у социологов.

Систематическое наблюдение — вид социологического наблюдения, ориентированный на получение данных о развитии того или иного объекта, той или иной сферы действительности, о поведении того или иного лица с помощью многократных непосредственных и опосредованных контактов в течение скольконибудь длительного времени.

Существенная особенность этого метода состоит в том, что аудиовизуальные контакты в данном случае дополняются непрерывным накоплением документальных материалов, отражающих те или иные моменты в жизни объекта и позволяющих увидеть новые или упорно повторяющиеся его проявления. Такой путь получения информации характерен для экономической, политической журналистики, литературно-художественной критики. Для обозревателей он является основным.

В литературно-художественной критике систематическое наблюдение стало применяться задолго до того, как оно обрело статус метода. Классический пример — знаменитые обозрения Белинского, созданные на основе данных такого наблюдения за литературным процессом.

В журналистской практике подобный путь решения задач, связанных с изучением развития объектов, тоже использовался достаточно давно. Однако осознан, осмыслен, описан как метод журналистского познания он еще не был. Его первые научные характеристики появились в отечественной литературе в наше время, и уже с использованием социологических рекомендаций. Поэтому и об этом методе мы говорим как о заимствованном.

Похожа ситуация и с экспериментом — методом получения сведений об объекте через выявление реакции на экспериментальный фактор, в качестве которого выступает одна или несколько его изменяемых характеристик.

Интуитивно журналисты давно нащупали возможность открывать таким образом новое для себя в людях и ситуациях, однако это были отдельные эпизоды в профессиональной практике. А вот во второй половине XX в. эксперимент стал использоваться интенсивно и — с ориентацией на социологические разработки. Первые научные описания эксперимента как метода журналистского познания появились не так давно, причем опять же с учетом социологических рекомендаций.

В книге Анатолия Рубинова «Операции без секретов» рассказывается о серии интересных журналистских экспериментов. Но самое большое впечатление производит даже не картина их, а причина, которая побудила автора к ним прибегнуть. Он понял, что журналисты чаще всего делают заключения на основе «здравого смысла», а этого для получения надежных оценок и выводов недостаточно.

В результате таких прозрений и стали журналисты осваивать социологические методы получения данных. Оказался необходим синтез двух подходов. Но это только одна сторона дела. Имеется и вторая.

Что такое «здравый смысл»? В истории развития научной мысли есть, между прочим, даже философия «здравого смысла» — так называемая «шотландская школа». Суть этого учения — трактовка «здравого смысла» как интуитивной способности ума, неких врожденных принципов познания. Следы такого понимания сохраняются и в современном словоупотреблении: здравый смысл определяется в словарях как рассудок, а рассудок — как способность к размышлению.

На уровне очевидного человеку, действительно, достаточно этой способности, чтобы прийти к каким-либо выводам. Но журналист имеет дело не только с очевидным. А чтобы проникнуть за его границы, понять суть происходящего, сущность человека, существо предметов и явлений реального мира, требуется работа мысли иного характера, иной степени напряжения. Ее нельзя свести ни к интуитивным прозрениям (хотя роль интуиции, как уже говорилось, в журналистском познании велика), ни к набору мыслительных операций — таких, как известные нам соотнесение, узнавание, различение, анализ, синтез, оценка. Они, конечно же, образуют собой механизм умственной деятельности, но процесс решения теоретических задач, стоящих в данном случае перед журналистом, не исчерпывается ими. Дело в том, что он есть не что иное, как включение поступающих сведений в систему знаний, ранее накопленных журналистом, с соответствующей переработкой их по правилам, задаваемым этими знаниями, посредством перечисленных операций.

Тем самым оказывается, что в функции методов постижения сути (иначе говоря, методов решения теоретических задач) выступают для журналиста знания, которыми он обладает. Отсюда значение личности журналиста. Мысль его оказывается тем точнее и масштабнее, тем глубже, чем богаче система знаний, играющих для него роль методов постижения сути.

По степени универсальности в этой системе различаются три уровня знаний. Первым, базисным оказывается философское знание, отражающее общие закономерности природы и социума. Современные подходы к мирозданию как к глобальной саморазвивающейся системе позволяют преодолеть ограниченность отдельных философских концепций и сконцентрировать в теории общих систем те положения, с высоты которых, словно с орбиты космического корабля, становятся видными скрытые от обыденного взгляда пружины движения природы и общества. Хорошая философская подготовка для журналиста — ключ к ранней мудрости. Ведь она обычно приходит к человеку с возрастом, а нужду-то в ней журналист чувствует с первых профессиональных шагов.

Второй по степени универсальности уровень — знания о человеке и обществе, накопленные историей, психологией, социологией, социальной психологией, логикой, политэкономией, правом, этикой. Молодые люди обычно рассматривают эти научные дисциплины как возможность расширить кругозор, обогатить эрудицию. В чем заключается профессиональное значение сообщаемых в них знаний, многим открывается далеко не сразу. А между тем идея университетского образования журналиста в том и состоит, чтобы он получил возможность судить о происходящем, используя и здравый смысл, и весь багаж теоретических знаний.

Третий по степени универсальности уровень — знания, накопленные конкретными научными дисциплинами: они играют для журналистов роль методов специализации и осваиваются во многом самостоятельно. Разумеется, система спецсеминаров и спецкурсов, которую предлагает университетская программа, образует неплохую стартовую площадку для специализации, но это именно стартовая площадка. Дальнейшая углубленная работа по избранному профилю требует от журналиста серьезных усилий, а иногда и второго образования. Кроме того, университет потому и университет, что дает возможность «внутренней миграции»: многие из студентов слушают спецкурсы на других факультетах. Тут уже действует логика профессии: «живинка» начинает вести вперед. Или не начинает — и тогда человек уходит из журналистики, потому что без «живинки», без интереса к делу эти трудные «пути в незнаемое» не одолеть.

И еще немаловажный момент: ни один из перечисленных методов, будь то средства получения сведений или постижения сути, не может претендовать на самодостаточность. Их использование определяется принципом дополнительности. Ориентируясь на него, журналист в каждом конкретном случае комбинирует такой комплекс познавательных методов, который должен стать наиболее результативным.