Эпохи и цивилизации

Человечество прошло путь от примитивного первобытного общества, добывавшего огонь трением, до современного постиндустриального общества, запускающего космические спутники и готовящегося к полетам на другие планеты. Постоянное развитие — одна из наиболее фундаментальных характеристик человеческого общества.

Рассматривать общество вне истории, отвлекаясь от его непрерывного изменения, все равно что рассуждать о жизни отдельного человека, абстрагируясь от того, что он в определенный момент рождается, затем взрослеет, старится и в конце концов умирает. Всякое общество есть результат предшествующей истории, точка пересечения разнородных, а зачастую и противоречивых тенденций, идущих из прошлого через настоящее в будущее. Теория общества, не принимающая во внимание исторически конкретное время его существования, его прошлое и его будущее, является не просто абстрактной и малополезной, а пустой и вредной.

Из многих тысячелетий человеческой истории более или менее точно известны только последние шесть тысяч лет. Истоки человечества покрыты глубоким мраком, и о них можно только догадываться. Будущее человечества неопределенно. Трудно сказать, что будет даже через сто лет, когда окажутся исчерпанными запасы нефти, газа, угля и т. п., а численность населения земного шара удвоится или утроится.

В этой ситуации темноты прошлого и неясности будущего изучение настоящего, представляющего собой только подвижную границу между прошлым и будущим, является непростым делом. И, тем не менее, известная нам часть истории человечества должна быть использована сполна, чтобы яснее понять существующее общество и представить хотя бы в общих чертах то, что ожидает человека в будущем.

История явно неоднородна, и первый вопрос, который возникает при знакомстве с нею: из каких качественно различных периодов она слагается?

Отчетливо различимые этапы, которые прошло человечество, называются по-разному, но чаще всего говорят об исторических эпохах.

Историческая эпоха — это наиболее крупная единица исторического времени, обозначающая длительный период человеческой истории, отличающийся определенной внутренней связностью и только ему присущим уровнем развития материальной и духовной культуры. Каждая историческая эпоха — это также сложная система только для нее характерных ценностей.

Рассмотрение истории как серии следующих друг за другом качественно различных эпох придает истории линейно-стадиальный, ступенчатый характер. Переход от одной эпохи к другой представляет собой переворот во всех сферах социальной жизни.

Хотя понятие эпохи широко употребляется как в истории, так и в социальной философии, не существует ни общепринятого определения данного понятия, ни устоявшегося деления истории человечества на основные эпохи. Нередко вместо понятия эпохи используются другие, аналогичные по смыслу понятия: «общественно-экономическая формация» (К. Маркс), «период человеческой истории» (К. Ясперс), «тип социальной организации» (Д. Белл) и др.

Разделение истории на разнородные эпохи, в строгом порядке следующие друг за другом, можно усматривать уже в христианском представлении об истории. В нем выделяются следующие ступени истории, разграниченные своего рода эпохальными событиями: создание первых людей библейского сказания, Адама и Евы, и пребывание их в раю; совершенное ими грехопадение и последовавшая за ним земная жизнь людей; явление Христа, ознаменовавшее переворот в этой жизни и подготовку ее к окончанию; Страшный суд, означающий конец земной жизни, протекавшей во времени истории, и начало вневременного существования в раю.

В Новое время широкое распространение получило выделение трех последовательных этапов, или эпох, истории человечества: дикости, варварства и цивилизации. Такое разделение истории прямо соответствовало идее неуклонного прогресса, так что история обретала не только гетерогенность, но и направленность.

Христианские идеи земной, текущей во времени, и внеземной, пребывающей в вечности, истории и разделяющего их эпохального события были трансформированы Марксом в представление о первом, линейно-стадиальном периоде истории человечества, о конце истории и начале второго, существующего как бы в другом временном измерении периода чисто линейной истории, не предполагающего никаких эпохальных событий.

Согласно Марксу, история человечества есть естественный, независимый от сознания людей процесс смены общественно-экономических формаций. Она движется от простых, низших форм ко все более развитым и сложным формам и распадается на следующие этапы, которые можно назвать также эпохами: первобытно-общинная формация, рабовладельческая формация, феодальная формация, капиталистическая формация и коммунистическая формация. Последняя начинается «эпохальным событием» — пролетарской (социалистической) революцией, знаменующей конец предыстории человечества и начало его собственно истории, занимающей если не вечность, то исторически необозримый период.

Формационный подход к истории укладывается в общую схему ее линейно-стадиального течения с выделением пяти ступеней, или эпох.

К. Ясперс выделяет четыре гетерогенных периода человеческой истории: прометеевскую эпоху (возникновение речи, орудий труда, умение пользоваться огнем), эпоху великих культур древности, эпоху духовной основы человеческого бытия (начинающуюся с «осевого времени», когда полностью формируется подлинный человек в его духовной открытости миру) и эпоху развития техники. В человеческой истории оказывается, таким образом, как бы два дыхания. Первое ведет от прометеевской эпохи через великие культуры древности к «осевому времени» со всеми его последствиями.

Второе начинается с эпохи науки и техники, со второй прометеевской эпохи в истории человечества, и, возможно, приведет к новому, еще далекому и невидимому второму осевому времени, к подлинному становлению человека. Можно предполагать, что второе дыхание завершится созданием настоящего человека, хотя каким образом это произойдет, сейчас совершенно невозможно себе представить.

Общая схема истории Ясперса предполагает, таким образом, линейность истории (существование единой для всех народов линии развития), гетерогенность истории (наличие качественно различных отрезков единой линии) и в известном смысле направленность истории, хотя цель истории, как и ее истоки, человеку неизвестна и является для него лишь многозначным символом.

Понятие эпохи, необходимое при линейно-стадиальном истолковании истории, теряет свой смысл в рамках представления об истории как совокупности локальных цивилизаций.

Наряду с понятием исторической эпохи, понятие цивилизации является еще одной часто используемой единицей исторического времени.

Цивилизация обозначает длительно существующее, самодостаточное сообщество стран и народов, своеобразие которого обусловлено разделяемыми ею ценностями.

Цивилизация подобна живому организму, проходящему путь от рождения до смерти, постоянно воспроизводящему себя и придающему неповторимое своеобразие всем протекающим в нем процессам. Вслед за А. Тойнби можно сказать, что каждая цивилизация проходит стадии возникновения, становления, расцвета, надлома и разложения.

Часто слово «цивилизация» употребляется как синоним слова «культура». Но иногда понятие «цивилизация» используется для обозначения заключительной стадии развития какой-либо культуры, когда последняя лишается творческого импульса, окостеневает, а затем начинает разлагаться (О. Шпенглер). Таким образом, особого единства в употреблении слова «цивилизация» нет.

Понятие цивилизации начало использоваться с середины XVIII в. Первоначально оно обозначало этап развития человечества, следующий за дикостью и варварством (Вольтер, А. Фергюссон, А. Р. Тюрго и др.). Различия отдельных обществ и их сообществ выводились из особенностей среды обитания, расы, традиции и считались несущественными с точки зрения движения единого человечества по пути прогресса.

Во второй половине XIX в. исторический оптимизм заметно угас, идея прогресса начала ставиться под сомнение, хотя представления о целостности и связности истории продолжали сохраняться. Выдвигавшиеся теории цивилизации стали придавать все большее значение географическому фактору, разному в случае разных обществ, развитие структуры общества основывалось на его приспособлении к окружающей среде, господствующей религии, традициям и т. п. (О. Конт, Г. Спенсер, Г. Т. Бокль, Г. Риккерт и др.). Все это постепенно создавало почву для возникновения в начале XX в. представлений об истории как совокупности отдельных цивилизаций — социокультурных систем, порожденных конкретными условиями существования обществ, особенностями людей, населяющих конкретный регион, взаимодействием отдельных регионов в масштабах мировой истории (О. Шпенглер, А. Тойнби и др.). Большее внимание стало уделяться анализу духовной культуры различных обществ. Объяснительный принцип истории, требующий общих истин о ее течении, сменился герменевтическим принципом, предполагающим для понимания деятельности людей выявление тех общих ценностей, которыми они руководствуются. Иссякли не только исторический оптимизм, но и уверенность в возможности рационального подхода к осмыслению истории. Мировая история стала истолковываться только как производная от взаимодействия разных цивилизаций, но не как тот контекст, в котором они могут быть расставлены по шкале прогресса. Монистическая концепция истории была окончательно вытеснена плюралистической.

С середины XX в. начинается возврат к идее единой, проходящей определенные этапы истории человечества, в которой отдельные цивилизации оказываются лишь моментами на пути формирования универсальной мировой истории. В рамках линейно-стадиальной трактовки исторического процесса понятие цивилизации сочетается с более широким понятием исторической эпохи: каждая эпоха включает в себя многие цивилизации и вместе с тем обладает несомненным внутренним единством (К. Ясперс, М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель и др.).

Истолкование истории в терминах локальных, мало связанных или вообще не связанных между собой цивилизаций, или культур, получило название цивилизационного подхода к истории. Пик его популярности приходится на 1920;1930;е гг. Согласно этому подходу, из чисто природного или диффузного человеческого существования вырастают, наподобие организмов, цивилизации в качестве самостоятельных форм жизни. Они не оказывают друг на друга никакого воздействия и только изредка могут соприкасаться и служить друг другу помехой. Каждая цивилизация имеет свое начало и конец. Шпенглер определял время существования цивилизации в тысячу лет, Тойнби не считал, что оно может быть предсказано.

Теория цивилизаций Л. Тойнби, продолжающая линию Шпенглера, является, можно сказать, классическим вариантом теории локальных цивилизаций.

Цивилизация, по Тойнби, — это замкнутое общество, характеризующееся набором определяющих признаков. Шкала критериев, позволяющих классифицировать цивилизации, у Тойнби весьма подвижна, но два из этих критериев остаются стабильными — это, во-первых, религия и форма ее организации и, во-вторых, территориальный признак, степень удаленности нового общества от того места, где оно первоначально возникло.

Позицию Тойнби можно охарактеризовать как культурологический плюрализм — убеждение, что человеческая история представляет собой совокупность дискретных единиц социальной организации («цивилизаций»). Каждая из них проходит свой уникальный путь и имеет своеобразную систему ценностей, вокруг которой складывается вся ее жизнь.

Развитие цивилизации определяется «законом вызова и ответа». Историческая ситуация, в которую входят и человеческие, и природные факторы, ставит перед обществом неожиданную проблему, бросает ему вызов. Дальнейший прогресс общества зависит от его способности дать адекватный ответ на этот вызов. Все вызовы делятся на вызовы природной среды и вызовы человеческой среды.

Критериями роста цивилизации не являются ни ее экспансия, растущее завоевание человеческого окружения, ни покорение природной среды. Нет соответствия между технической вооруженностью общества, его успехами в покорении природы и социальными достижениями общества. Обзор фактов показывает, отмечает Тойнби, что есть случаи, когда техника совершенствовалась, а цивилизация при этом оставалась статичной или даже приходила в упадок; но есть и примеры того, как техника не развивалась, а цивилизация между тем была весьма динамичной.

Надлом и распад цивилизации не являются следствием действия внешних сил. Цивилизация погибает, как правило, от собственных рук. Ее надлом — результат утраты силы самодетерминации.

Механизм развития цивилизаций, предлагаемый Тойнби, не кажется универсальным и ясным. Особенно туманной является трактовка периодов надлома и разложения цивилизации. Творческое меньшинство, ранее способное отвечать на вызовы природной и человеческой среды, вдруг утрачивает свою энергию и силу и начинает в резких формах противостоять остальному обществу. Непонятно, почему это происходит в случае каждой из цивилизаций. Само представление о творческом меньшинстве, ведущем за собой все общество, напоминает романтическую теорию творческого гения. В каждом обществе есть тонкий слой элиты, противостоящей остальному населению и управляющей им. Однако считать эту элиту творческой до периода надлома цивилизации и утрачивающей творческие способности как раз в этот период нет ясных оснований. Механизм развития общества определяется, очевидно, не столько взаимными отношениями элиты и остального населения, сколько взаимодействием материальной и духовной культур данного общества, взятых во всей их полноте.

Предлагаемый Тойнби критерий роста цивилизации, состоящий в «прогрессе самоопределения», явно перекликается с гегелевским законом развития «самосознания» и «свободы».

Очень неясной является даваемая Тойнби трактовка цивилизации, названной им «западной». Он неоднократно обращается к ее анализу, и в его рассуждениях чувствуется, что она явно не вписывается в его концепцию локальных цивилизаций и их функций в истории.

Если капитализм остается непонятным для Тойнби, то о тоталитаризме (в его коммунистическом и национал-социалистическом вариантах), современником которого он был, Тойнби просто ничего не говорит, как если бы такого явления вообще не существовало. Это неудивительно, так как тоталитаризм, будучи воинственно атеистическим по самой своей природе, еще хуже укладывается в намечаемую Тойнби схему истории, чем капитализм. Можно сказать, что тоталитаризм вообще стоит вне этой схемы.

Концепция Тойнби, вызывающая серьезные возражения при приложении ее к древней и средневековой истории, оказывается совершенно неприложимой к ее более позднему периоду.

Существуют и другие теории человеческой истории как смены разнородных цивилизаций. Разные варианты цивилизационного подхода к истории объединяет только общая идея, что история представляет собой растянутую во времени и постоянно меняющуюся совокупность цивилизаций, каждая из которых проходит свой уникальный путь.

Формально говоря, цивилизационный подход к истории имеет многие альтернативы. Одной из них является античное представление об истории как хаотическом переплетении судеб отдельных народов и государств, которое не имеет никакой цели и в котором не действуют никакие закономерности, кроме одной: за возвышением и триумфом неизбежно следует упадок. Другими альтернативами могут служить представление о циклической истории, в которой повторяются с небольшими вариациями одни и те же события, представление о спиралевидном историческом движении, приводящем с каждым новым витком спирали к повторению того, что уже было пройдено, но на новом, более высоком уровне и т. д.

Чаще всего цивилизационному подходу противопоставляется, однако, одна из его альтернатив — линейно-стадиальный подход к истории. Согласно последнему, история слагается из гетерогенных стадий и обладает определенным внутренним единством, в силу чего отдельные цивилизации, культуры и т. п. при всей их уникальности оказываются только фрагментами целостной человеческой истории.

Понятие цивилизации может быть истолковано таким образом, что оно окажется органичным моментом линейно-стадиального подхода к истории.

Человечество имеет единые истоки и единый путь развития, несмотря на различия в жизни отдельных народов и культур. Выделение цивилизаций как определенных целостностей представляется ценным, но только при условии, что оно не противопоставляется концепции универсальной истории: нельзя возводить в принцип ни положение о рассеянных, не соотносящихся друг с другом культурных организмах, ни тезис о единстве человеческой истории как таковой.^[1]

ции органично соединяются формационный и цивилизационный подходы к истории. Это показывает, что дихотомия «либо формации (эпохи), либо цивилизации» является несостоятельной.

Вкратце суть концепции двухполюсной истории сводится к выделению в истории двух постоянных полюсов: коллективистической формы устройства общества и индивидуалистической формы его устройства.

Коллективистическая социальная система ориентирована прежде всего на коллективные ценности и единую, всеподавляющую цель. Индивидуалистическая социальная система ориентирована на индивидуальные ценности и не имеет какой-либо универсальной, обязательной для всех членов общества цели.

Всякое конкретное общество или находится на одном из двух полюсов, или, что бывает гораздо чаще, с той или иной силой тяготеет к одному из них.

Разворачивающаяся между полюсами коллективизма и индивидуализма история проходит четыре ступени, или эпохи:

• — первобытное (или архаическое) общество;
• — аграрное древнее (античное) общество;
• — аграрно-промышленное (средневековое) общество;
• — индустриальное общество.

Индустриальное общество вступило в XX в. в новый период своего развития, который принято называть постиндустриальным обществом. Именно о ценностях последнего и пойдет далее речь.

Термин цивилизация будет использоваться в дальнейшем для обозначения коллективистического или индивидуалистического общества определенной исторической эпохи.

Термином культура будут обозначаться разные формы коллективистической или индивидуалистической цивилизации одной и той же эпохи.

Так, капитализм является индивидуалистической цивилизацией индустриальной эпохи; посткапитализм представляет собой разновидность капитализма, соответствующую постиндустриальному периоду индустриальной эпохи. Социализм — коллективистическая цивилизация индустриальной эпохи; коммунизм и национал-социализм— две крайние культуры социалистической цивилизации.

Как уже отмечалось, проблема классификации обществ, продуманной их иерархизации остается пока открытой. Язык, который не обманывает историка, — это язык длительной временной протяженности и исторической связности. Представляется, что выделение четырех исторических эпох — первобытной, аграрной, аграрнопромышленной и индустриальной — и противопоставление друг другу коллективистического и индивидуалистического общества как тех двух типов цивилизаций, которые могут иметь место в каждую из этих эпох, позволяют уточнить оба центральных понятия истории — понятие длительной временной протяженности и понятие исторической связности.

Коллективизм и индивидуализм не только универсальны и хорошо различимы, но и в определенном смысле измеримы и потому могут служить необходимой для истории единицей исторического времени.

В историческом описании с его «неисчерпаемым предметом исследования» (А. Шопенгауэр) деление человеческой истории на эпохи, цивилизации, культуры и т. д. играет особую роль. Деление истории на основные периоды определяет ту перспективу, в которой располагаются все рассматриваемые исторические события и точкой схода которой является настоящее.

В рамках каждой эпохи имеются, как уже говорилось, разные типы обществ, или цивилизаций. Они подразделяются на три группы: коллективистические цивилизации, индивидуалистические цивилизации и промежуточные цивилизации. Иными словами, всякое конкретное общество или находится на одном из двух полюсов (в непосредственной близости от него), или, что бывает гораздо чаще, с той или иной силой тяготеет к одному из полюсов.

Формы коллективизма и индивидуализма меняются от эпохи к эпохе, отдельные общества дрейфуют от коллективизма к индивидуализму и наоборот, но две крайние точки, между которыми разворачивается история, остаются почти неизменными по своей сути.

В дальнейшем главное внимание будет сосредоточено на анализе ценностей коллективистических и индивидуалистических обществ. Ценности промежуточных между отчетливым коллективизмом и отчетливым индивидуализмом обществ требуют самостоятельного анализа, тем более важного, что такие общества составляют подавляющее большинство. Однако своеобразие любого из промежуточных обществ не может быть успешно проанализировано без учета того, к какому из двух возможных полюсов оно тяготеет.

Коллективистическое или индивидуалистическое устройство общества определяет все сколько-нибудь существенные характеристики социальной жизни, начиная с государства, прав личности и ее автономии и кончая культивируемыми в обществе разновидностями любви.

Каждая новая эпоха воспроизводит коллективизм и индивидуализм, причем воспроизводит их в новой форме. Это означает, что ход человеческой истории не является прямолинейным, в частности, он не является, вопреки Марксу и его сторонникам, последовательным восхождением от предыстории человеческого общества к его истории, наиболее полно отвечающей «сущности человека». Это неудивительно, так как даже история техники— это никоим образом не прямолинейная история, в ней существует не единое действие, но многие действия, многие отступления и многие «сложности».

Термин «коллективизм» обычно обозначает признание абсолютного главенства некоторого коллектива или группы — например, общества, государства, нации или класса — над человеческой личностью. Суть коллективизма можно передать принципом: «Все в коллективе, все благодаря коллективу, ничего против коллектива». Коллективизму, ставящему коллектив над индивидом, противостоит индивидуализм, подчеркивающий автономию личности, ее независимость и самостоятельную ценность.

Термином «коллективизм» обозначают и конкретные общества, решительно и последовательно реализующие принцип коллективизма. Характерным примером такого общества является тоталитаризм, подчиняющий все без исключения стороны социальной и индивидуальной жизни контролю государства. Иногда под «коллективизмом» подразумевают один из вариантов тоталитаризма — коммунистическое общество, отличающееся особо последовательным коллективизмом и максимальным ограничением автономии личности.

Будем понимать под коллективизмом социальную систему, стремящуюся с помощью любых средств, включая и насилие, радикально преобразовать общество во имя достижения некой единой, безраздельно доминирующей над всеми другими цели и отрицающую автономию индивида.

Коллективизм может быть теоретическим, существующим в форме более или менее разработанного проекта коллективистического переустройства общества, или практическим, существующим в виде конкретного коллективистического общества.

Коллективизму противостоит индивидуализм, не намеревающийся решительно перестраивать общество ради какой-то универсальной, обязательной для всех цели и допускающий в широких пределах независимость индивидов. Индивидуализм также может существовать как в форме теории, так и в виде реального индивидуалистического общества, возможно, не руководствующегося в своей жизни никакой теорией.

Примером античного индивидуалистического общества может служить Древняя Греция, и прежде всего афинская демократия. Практический древний коллективизм хорошо иллюстрирует древнеегипетское общество. Двумя вариантами современного практического коллективизма являются нацистское германское государство и коммунистическое советское государство. До своего утверждения в качестве социальных систем нацизм и коммунизм существовали соответственно в форме теории создания чисто арийского государства и марксистско-ленинской теории построения коммунистического общества.

Термины «коллективизм» («коллективистическое общество») и «индивидуализм» («индивидуалистическое общество») широко употребляются с конца XIX— начала XX в., т. е. с того времени, когда социализм — ведущая форма современного коллективизма — начал превращаться из вопроса теории в дело реальной социальной практики.

Коллективизм и индивидуализм как две крайние, полярные формы социального устройства противопоставляются К. Поппером, Ф. А. Хайеком, 3. Бжезинским, Р. Ароном и др.

Скрытый оценочный характер понятий «коллективизм» и «индивидуализм», который они имеют в обычном языке, не может быть достаточно веским доводом против их использования в новых значениях. Во-первых, в этих новых значениях в языке социальных наук данные слова уже используются около ста лет, и ни к каким недоразумениям это не привело. Физика когда-то тоже взяла «оценочные» слова «сила», «энергия» и другие из обычного языка и сделала их точными научными понятиями. Во-вторых, нет оснований говорить, что если в том или ином обычном языке «коллективизм» несет позитивную оценку, а «индивидуализм» — негативную, то в научном употреблении оценки, выраженные этими словами, меняются на противоположные. «Коллективизм» и «индивидуализм», превращаясь в термины языка науки, становятся оценочно нейтральными и перестают быть «оценочными» словами.

В частности, в дальнейшем изложении отнесение какого-либо общества к коллективистическому типу не предполагает никакой отрицательной оценки этого общества. Точно так же эпитет «индивидуалистическое» не означает какой-либо похвалы тому обществу, к которому он прилагается. Коллективистическое устройство общества и индивидуалистическое его устройство — два вечных полюса человеческой истории. Наивно было бы отождествлять одну из данных крайних форм общественного устройства со злом, а вторую — с добром и заявлять, что история каждого конкретного общества — это попеременное движение то к полюсу зла, то к полюсу добра и что подавляющее большинство реально существовавших обществ тяготело все-таки к полюсу зла. Язык науки не может содержать подобных субъективных оценок.

Коллективизм и индивидуализм представляют собой два крайних, диаметрально противоположных способа общественного устройства. В чистой форме они проявляются только в немногих обществах. Остальные общества не являются явно коллективистическими или явно индивидуалистическими, а только тяготеют — притом с разной степенью интенсивности — к одному из этих полюсов. Ряд стран, и в их числе Россия, долгое время составлявших ядро коллективизма, сейчас достаточно устойчиво движутся в сторону индивидуалистического общественного устройства.

Выделение коллективизма и индивидуализма как двух чистых форм (или полюсов) устройства общества не означает, конечно, что мировая история представляется как арена никогда не затихающей борьбы между данными формами. Коллективизм и индивидуализм противостоят друг другу как способы общественного устройства, но из этого вовсе не следует, что они непременно ведут открытую или тайную войну друг с другом. Коллективистические и индивидуалистические общества вполне могут мирно сосуществовать. Об этом говорит современная и почти вся предшествующая история.

Противостояние коллективизма и индивидуализма обострилось и дошло до вооруженных столкновений только в XX в., когда мир стал особенно тесным, а коллективизм — особенно агрессивным. История не движется борьбой коллективизма с индивидуализмом точно так же, как она не движется ни борьбой классов, как полагал марксизм, ни борьбой наций (рас), как считал националсоциализм.

Двухполюсность человеческой истории очевидным образом несовместима с идеей однородности, или гомогенности, исторического времени. Гетерогенность истории, неравномерность развития отдельных обществ и регионов, тяготение их то к одному, то к другому из полюсов истории вызваны изменчивостью факторов духовной и материальной жизни конкретных обществ, с ее плюрализмом культур, с многообразием социально-исторического опыта и т. п.

К. Поппер проводит различие между закрытым обществом и открытым обществом. Первое — это племенное или коллективистическое общество, второе — общество, в котором индивиды вынуждены принимать личные решения. Закрытое общество можно охарактеризовать как магическое, а открытое — как рациональное и критическое, с учетом, однако, того, что магическая установка никогда не уходит из человеческой жизни и в какой-то мере присутствует даже в самых «открытых» из всех построенных до сих пор обществ.

Поппер подчеркивает, что переход от закрытого общества к открытому можно охарактеризовать как одну из глубочайших революций, через которые прошло человечество.

Поппер называет закрытое общество также «коллективистическим», а открытое — «индивидуалистическим». Однако смысл, придаваемый Поппером противопоставлению коллективистического (коллективистского) общества индивидуалистическому, не вполне ясен. Если коллективистическое общество — это архаическое, племенное общество, то его разумно противопоставлять только древнегреческому обществу, впервые выстроившему социальные отношения на основе индивидуализма и значительной автономии личности. Противопоставлять же архаический коллективизм современному индивидуализму имеет мало смысла, поскольку эти общества разделены тысячелетиями. Поппер высказывает, хотя и вскользь, мысль о том, что закрытых обществ с самой разной судьбой может быть много, в то время как открытое общество может быть только одно, и оно может только продвигаться вперед, если не хочет быть возвращено в неволю, в звериную клетку. С этой идеей единственности открытого общества перекликается мысль Поппера о современном западном обществе как прямом продолжении общества древнегреческого.

Концепция Поппера содержит некоторые неясности. Современное индивидуалистическое общество начало формироваться только в Новое время, и считать его продолжением индивидуалистической революции, начатой в Древней Греции, можно только в плане развития идей, но никак не реальных событий. Из человеческой истории куда-то исчезает Средневековье, историю которого Поппер, наверное следуя совету Гегеля, проходит в семимильных сапогах. Трудно понять, относится ли тоталитаризм, о котором Поппер говорит много интересного, к закрытому обществу. Если тоталитаризм продолжает античные коллективистические традиции, то его можно назвать закрытым обществом.

Дополняя рассуждения Поппера недостающими звеньями, можно сказать, что в человеческой истории существуют и соперничают две традиции: традиция закрытого общества, ведущая от племенного коллективизма через Средние века к современному тоталитаризму, и традиция открытого общества, ведущая от древнегреческой демократии к современному западному обществу.

Понятия «коллективистическое общество» и «индивидуалистическое общество» оказываются, таким образом, достаточно близкими попперовским понятиям «закрытое общество» и «открытое общество» соответственно. Термин «открытое общество» подчеркивает то обстоятельство, что это общество в процессе свободного обсуждения и взвешивания альтернатив само выбирает перспективу своего развития. Закрытое общество направлено на достижение однозначно определенной глобальной цели и жестко связано заранее выработанным планом. Оно не избирает свой путь, а реализует свое предназначение, определенное волей Бога или законами общественного развития.

Термин «открытое общество», широко употребляемый в современной литературе, будет иногда использоваться далее для обозначения современного индивидуалистического или близкого к нему общества. Соответственно, термин «закрытое общество» будет означать современное коллективистическое или близкое к нему общество.

От аксиологии, изучающей социальные ценности с точки зрения общей концепции развития общества, иногда, требуют, чтобы она давала оценку конкретным социальным системам и предлагала такие ценности, последовательная реализация которых обеспечила бы в конце концов построение совершенного общества.

Очевидно, однако, что поиски наилучшего социального устройства неминуемо приводят к финалистскому истолкованию человеческой истории. Если история движется к заранее предначертанному концу, то можно выделить общества, которые успешнее движутся к этому финишу, чем другие. Но если у истории нет никакой предопределенной цели, то вопрос, какое из обществ является наилучшим, повисает в воздухе.

Прошлый век со всей очевидностью показал, что идеального общества нет и его никогда не будет. После краха идеи коммунизма, приведшей не к раю на земле, а к тоталитарному аду, трудно стало даже вообразить, каким могло бы быть совершенное общество. Человеческое воображение слабело при попытке представить себе райскую жизнь на небесах и оказывалось гораздо более эффективным при изображении картин страданий в аду. Тем более трудно вообразить совершенное во всех смыслах земное общественное устройство, хотя можно представить себе ад на земле, возникший в результате какой-то природной или социальной катастрофы, подобной атомной войне.

Всякое общество несовершенно, оно представляет собой постоянную борьбу с проблемами, продолжающуюся до тех пор, пока они не будут решены или пока эти проблемы не начнут нарастать в геометрической прогрессии и не разрушат данное общество.

С точки зрения общей концепции истории как движения между двумя полюсами — коллективизмом и индивидуализмом — вопрос о совершенном устройстве общества во многом утрачивает свой смысл. Индивидуализм, в частности посткапитализм, совершенен, если он требуется обстоятельствами места и времени. В другое время и в других обстоятельствах более совершенным оказывается уже коллективизм или какая-то форма общественного устройства, промежуточная между явно выраженными индивидуализмом и коллективизмом. Спрашивать в общей форме, что предпочтительнее: индивидуализм или коллективизм, все равно что ставить вопрос, что лучше: пила или молоток, не определяя, для какого дела требуется выбираемый инструмент.

Коллективизм постиндустриального общества (тоталитаризм) не может с этой точки зрения рассматриваться как временный отход некоторых обществ от некоторых общечеловеческих ценностей и некоей магистральной линии человеческой истории или как исторический тупик, в который некоторые общества попадают, руководствуясь плохими ценностями или по злому умыслу своих вождей и политических партий. Коллективистическая форма ряда постиндустриальных обществ являлась для них естественным продолжением их предшествующего развития. Она была всего лишь воспроизведением в современных условиях — и значит, в современном виде, отличающемся особой жестокостью, — того коллективизма, который является постоянным фактором человеческой истории. Побуждения сторонников современного коллективизма были, можно думать, искренними. Однако мечта о прекрасном мире, построенном на началах разума и справедливости, привела к совершенно неожиданным результатам. Как сказал немецкий поэт Ф. Гёльдерлин, «что всегда превращало государство в ад на земле, так это попытки человека сделать его земным раем».

Коллективистические общества одной эпохи, даже находящиеся в разных частях света и не связанные между собой, обнаруживают удивительное и далеко идущее сходство, начиная со способов мышления и строя чувств и кончая формами коллективных действий, собственности, идеологии, искусства и т. д. Точно так же обстоит дело с индивидуалистическими обществами, относящимися к одной и той же эпохе.

Нет сомнения, например, что древнеегипетское и древнекитайское общества сходны между собой во многих даже конкретных деталях социальной жизни. Точно так же вплоть до частностей похожи друг на друга коммунистическое и нацистское общества. Родство древнегреческого и древнеримского обществ очевидно.

Еще более примечательно то, что коллективистические общества, принадлежащие к разным историческим эпохам, обнаруживают глубинное, но тем не менее несомненное сходство. Разделенные иногда тысячелетиями, они демонстрируют очень похожие друг на друга стили теоретического мышления, настрои чувств и способы коллективной деятельности.

Но если в случае коллективистических обществ одной и той же эпохи можно говорить о содержательном сходстве их мышления, верований, действий и т. д., то применительно к коллективистическим обществам разных эпох речь должна идти о формальном, или структурном, сходстве. Сходным образом подобны друг другу и индивидуалистические общества, относящиеся к разным эпохам.

Есть несомненное сходство, например, между средневековым феодальным коллективистическим обществом и современными формами социалистического устройства общества, подобными коммунизму или нацизму. Неслучайно общественный строй коммунистической России иногда называли «феодальным социализмом». Столь же очевидно сходство, существующее, скажем, между индивидуалистическим обществом Древней Греции и современным западным индивидуалистическим обществом.

Сходство коллективистических обществ, относящихся к разным эпохам истории, позволяет ввести общее представление о коллективизме (коллективистическом обществе) и говорить о нем как об одной из определяющих тенденций истории. Аналогично сходство индивидуалистических обществ разных эпох позволяет сформулировать общее представление об индивидуализме (индивидуалистическом обществе) и рассматривать последний как вторую решающую тенденцию исторического развития.

Поскольку далее речь идет о ценностях современной эпохи, выделим основные особенности индустриального общества и его современного этапа — постиндустриального общества.

Переход к индустриальному обществу завершился в XVIII в. Отметим здесь некоторые характерные черты этого общества:

• — резкий рост промышленного и сельскохозяйственного производства, невообразимый в предшествующие эпохи;
• — бурное развитие науки и техники;
• — бурное развитие средств коммуникации, изобретение газет, радио и телевидения; резкое расширение возможностей пропаганды;
• — резкий рост населения, увеличение продолжительности его жизни;
• — значительное повышение уровня жизни в сравнении с предыдущими эпохами;
• — резкое повышение мобильности населения;
• — сложное разделение труда не только в рамках отдельных стран, но и в международном масштабе;
• — централизованное, способное поглотить все, государство;
• — сглаживание горизонтальной дифференциации населения (деление его на касты, сословия, классы) и рост вертикальной дифференциации (деление на нации, «миры», регионы).

Постиндустриальное общество не является особой исторической эпохой, а представляет собой, как уже отмечалось, современную стадию развития индустриального общества, охватывающую ограниченное число стран.

• [1] ДВА ПОЛЮСА ИСТОРИИ Концепция двухполюсной истории, рассматриваемая далее, своеобразно соединяет элементы формационного и цивилизационногоподходов к истории: каждая из основных эпох, исключая примитивно-коллективистическое первобытное общество, включает в качестве своих полюсов коллективистические и индивидуалистическиецивилизации. Выражаясь устоявшимся в последние десятилетия в отечественной литературе языком, можно сказать, что в данной концеп-