Внешние ценности научной теории

Если под оценкой понимается каждый случай подведения объекта под мысль и установления тем самым ценностного отношения, все оценки можно разделить на явные, выраженные эксплицитно в языке, и неявные, неосознанные или только подразумеваемые.

Форма явных абсолютных оценок: «Хорошо (плохо, безразлично), что то-то и то-то». Иногда такие оценки выражаются в форме:

«Должно быть (не должно быть; безразлично, будет ли) так, что тото и то-то».

Формы вхождения в рассуждение или теорию неявных оценок гораздо более многообразны.

Многие выражения имплицитно включают оценочные и нормативные элементы. Таковы, в частности, пожелания, советы, предостережения, просьбы, обещания, угрозы и т. п.

Вопросы, имеющие характер требований или рекомендаций предоставить определенную информацию, также неявно содержат оценку.

Оценки входят неявно и в целевые нормы, устанавливающие цели и указывающие средства для их достижения.

Еще одна форма неявного вхождения оценок — конвенции всякого рода. Все они являются предписаниями и находятся в ценностном отношении к миру. Конвенциями могут вводиться новые понятия, но гораздо более важную и интересную роль в научном познании играют конвенции, ограничивающие или расширяющие уже употребляемые в науке понятия, а также конвенции, отождествляющие разные совокупности признаков.

Далеко не всегда научная конвенция представляет собой открытое, специально выработанное и одобренное научным сообществом соглашение. Напротив, в большинстве своем конвенции функционируют неявно и не осознаются как таковые теми, кто их использует. Обычно только после научной революции, приводящей к отказу от старой теории или ее ограничению, к новому видению мира, становится ясно, как много не совсем удачных и эффективных условностей и соглашений принималось в старой теории.

Чистые конвенции — редкость в науке. Гораздо более часты своеобразные дескриптивно-прескриптивные единства — соглашения с элементами описания и описания с конвенциональными элементами.

К примеру, утверждение, что жидкость есть такое состояние вещества, при котором давление передается во все стороны равномерно, в течение какого-то периода было фактической истиной. Универсальная приложимость его ко всем, в том числе к не изученным еще жидкостям, опиралась на конвенцию. В дальнейшем оно превратилось в одно из следствий более глубоких представлений о жидкости и перестало нуждаться в поддержке со стороны.

Введение

подобных представлений редко обходится без одновременного привнесения неявных оценок.

Ценностное по преимуществу отношение находит выражение также в аналитических высказываниях, являющихся необходимым элементом всякой теории. Эти высказывания несут, однако, и определенное дескриптивное содержание. Было бы неправомерно поэтому считать их, как это иногда делается, чистыми соглашениями об употреблении понятий или об их значении.

Из этого перечня форм вхождения оценок в рассуждение можно вывести одно важное общее наблюдение. Чистые оценки и чистые нормы почти не встречаются в тех теориях, которые не ставят своей специальной задачей их выработку и обоснование.

В обычные научные теории оценки и нормы входят только в виде «смешанных», описательно-оценочных положений. Обилие последних в науке создает иногда даже обманчивое впечатление, что в ней вообще нет чистых описаний и что «в каждом дескриптивном утверждении обязательно присутствует момент оценки»^[1].

Применительно к конкретной теории ценности могут быть разделены на внутренние и внешние. Первые входят в структуру самой теории в качестве неотъемлемых ее компонентов, вторые относятся к тому контексту, в котором существует и развивается теория. Граница между первыми и вторыми является, конечно, довольно относительной.

Внешние ценности крайне разнообразны и разнородны. Они охватывают широкий круг образцов, норм, правил, оценок, принципов и т. п., воздействие которых сказывается как на формировании теории, так и на последующей ее эволюции. Как и обычно, эти ценности редко имеют характер чистых оценок. Они предстают почти всегда в форме комплексных описательно-оценочных образований.

Особый интерес представляют ценности, определяющие основные черты стиля мышления.

Понятие стиля мышления употребляется в разных смыслах: от стиля мышления, типичного для конкретной научной дисциплины в определенный период ее развития, до стиля теоретического (не только научного) мышления целой эпохи. В последнее время активно исследовались стили мышления в конкретных науках (прежде всего в физике) в переломные периоды их развития.

Наиболее широким, но временному охвату является понятие стиля теоретического мышления эпохи. Этот стиль распространяется на все формы теоретизирования, существующие в конкретную эпоху, и представляет собой, как и вообще стиль мышления, сложную систему наиболее общих принципов, образцов, форм и категорий теоретического освоения мира.

В отношении отдельных теорий стиль мышления выступает как данность, не подвергаемая анализу, не осознаваемая в полной мере и не артикулируемая. От рассуждений в рамках конкретных теорий требуется, чтобы они соответствовали принятой в данной области манере теоретизирования. Они должны также соответствовать общему стилю мышления своего времени и своей эпохи. Стиль мышления, задающий стандарты теоретической деятельности, выполняет, таким образом, регулятивную функцию. Отношение между ним и теорией — это обычное ценностное отношение, с установлением которого теория оценивается как хорошая или плохая.

Стиль мышления есть вместе с тем итог и вывод предшествующего развития науки и теоретического мышления. Он имеет признаки описания, резюмирующего те приемы мыслительной деятельности, которые прошли проверку временем.

Такой же сложный, описательно-оценочный характер имеют разнообразные критерии совершенства теории и так называемые регулятивные принципы познания. К числу последних в естествознании относят обычно принцип соответствия, принцип ограничений, принцип запретов, принцип инвариантности, принцип наблюдаемости, принцип эмпирической проверяемости, принцип дополнительности, принцип фальсифицируемости, принцип простоты, принцип красоты и т. п.¹

Эти и подобные им принципы занимают промежуточное положение между требованиями, связанными с господствующим стилем мышления, и принципами самих естественнонаучных теорий. «Не определяя содержания научных идей и не будучи формально-логическим обоснованием добытого теоретического знания, регулятивные принципы существенно ограничивают произвол в выборе основных положений строящейся концептуальной системы»^[2][3].

Регулятивные принципы функционируют прежде всего как эвристические указатели, помогающие сформировать и реализовать исследовательскую программу, как предписания, касающиеся конструирования и оценки теоретических систем. Вместе с тем они формируются в самой практике научного исследования и являются попыткой осознать закономерности познания. В связи с этим они выполняют и функцию описания. Ими систематизируется и очищается от случайностей долгий опыт научных исследований, выявляются устойчивые связи между теорией и отображаемой ею реальностью, и уже на этой основе выдвигаются определенные образцы и требования.

Различные принципы обладают разной степенью общности и обоснованности. Они различаются также степенью настоятельности, или аподиктичности, выдвигаемых требований.

Сопоставление теории с регулятивными принципами представляет собой подведение задаваемой ею «теоретической действительности» под некоторый стандарт или шаблон, т. е. является установлением ценностного отношения. Нет оснований поэтому утверждать, что данные принципы выступают и как средство обоснования истинности уже полученного теоретического знания.

Существуют также многие другие типы общепринятых или широко признаваемых внешних ценностей.

«Вероятно, наиболее глубоко укоренившиеся ценности, — пишет Т. Кун, — касаются предсказаний: они должны быть точными; количественные предсказания должны быть предпочтительнее по сравнению с качественными; в любом случае следует заботиться в пределах данной области науки о соблюдении допустимого предела ошибки и т. д.»^[4]. К ценностям, по Куну, относятся и «внутренняя и внешняя последовательность в рассмотрении источников кризиса и факторов в выборе теории» и «точка зрения, что наука должна (или не должна) быть полезной для общества»^[5].

Кун отмечает три характерных особенности внешних ценностей. Чувство единства в сообществе ученых-естественников возникает во многом именно благодаря общности таких ценностей. Однако хотя они и бывают хорошо пригнанными, конкретное их применение сильно зависит от особенностей личности и биографии, которые отличают друг от друга членов научной группы. И, наконец, вопросы, в которых используются ценности, постоянно являются вопросами, для решения которых требуется пойти на риск^[6].

Особую группу внешних ценностей составляют требования, предъявляемые не к теории, а к самому исследователю, конструирующему ее. Широко распространена точка зрения, что ученый — это бесстрастное существо, наделенное способностью подавлять свои личные склонности в интересах объективного изучения мира, и что «наука есть готовность принять факты даже тогда, когда они противоречат желаниям»^[7]. Ученого принято считать логичным и рациональным, добросовестным, заинтересованным прежде всего в развитии знания, а не в достижении личной известности и признания. Он способен откладывать окончательные суждения, если находящиеся в его распоряжении данные недостаточны или противоречивы; он восприимчив к любым данным, имеющим отношение к интересующей его гипотезе или теории; готов изменить свое мнение, если находящиеся в его распоряжении данные этого требуют, и т. д.

Эти и подобные им характеристики составляют в совокупности стандарт ученого, сложившийся еще в Новое время и уже основательно устаревший^[8]. В другие эпохи этот стандарт был, разумеется, иным. В Средние века, например, от ученого не требовались ни объективность, ни непредубежденность, ни тем более стремление к новым, позитивным результатам.

Создаваемые наукой представления о реальности не детерминируются однозначно природой изучаемых объектов. В этих условиях неполной определенности и разворачивается действие внешних ценностей, связывающих науку с другими сферами человеческой деятельности и с культурой в целом.

• [1] Scriven М. The Exact Role of Value Judgments in Science. P. 232.
• [2] ' Об этих принципах см.: Мамчур Е. А., Илларионов С. В. Регулятивные принципы построения теории // Синтез современного научного знания. М., 1973.
• [3] Там же. С. 357.
• [4] Кун Т. Структура научных революций. М., 1975. С. 232.
• [5] Там же. С. 233.
• [6] Там же. С. 232−234.
• [7] ScinnerB.F. Science and Human Behavior. N.Y., 1953. P. 12.
• [8] Критический анализ этих представлений об ученом дан в: Mahoney M.J.Psychology of the Scientist // An Evaluative Review of Social Studies in Science. L., 1979. V. 9. № 3. P. 349−375. Махони отмечает, что распространенность этого искаженного образа ученого говорит о продолжающемся невнимании к человеческому фактору в науке (р. 366−367).