А. И. Герцен об особенностях западной и русской науки

Работы Герцена «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы» — одна из первых в России попыток выявить отличие западноевропейской науки от того идеала русской науки, который А. И. Герцен попытался вообразить. Вот как этот великий русский мыслитель в целом характеризует западноевропейскую науку30−40-х гг. XIX в.

Во-первых, для науки характерен острый конфликт с философией. Разъединение науки и философии было в целом полезно для обретения ими собственных предметов и методов исследования, для ускорения развития как науки, так и философии. А потому науке и философии были необходимы взаимная нелюбовь и взаимное отстранение.

Во-вторых, западная наука была заимствована Россией уже готовой, без мук и труда, и русская публика относилась к ней, с одной стороны, с пиететом, а с другой — с подозрительностью. В России в начале XIX в. трудились несколько десятков первоклассных прозападных ученых, но фактически в стране не было собственного настоящего научного сообщества. Российская академия наук была учреждена намного раньше университетов, а потому массовое воспроизводство собственных ученых не было отлажено. Отечественные ученые воспринимались в России как иностранцы: они больше общались со своими зарубежными коллегами, но мало были связаны с русским обществом.

В-третьих, Герцен, плохо знакомый с западным естествознанием, несправедливо обвиняет ученых в увлечении схоластикой, варварской терминологией, тяжелым, отталкивающим языком. Он говорит, что современные естествоиспытатели окончательно превратились в средневековых цеховиков-ремесленников, монстров, утративших широкий взгляд на мир и не разбирающихся ни в чем, кроме своей узкой темы. Например, в Лондонском королевском обществе при обсуждении экспериментов вообще не касаются сущности изучаемых явлений, а спорят лишь об инструментальной методике. Герцен издевается над учеными-специалистами, называя их современными троглодитами и готтентотами.

В-четвертых, Герцен убежден, что России нужна новая, более простая наука, понятная народу, которая благодаря использованию диалектического метода сумеет органически соединить философию и науку, теоретическое и эмпирическое. Александр Иванович верил, что такая принципиально новая наука будет создана именно в России. Эта наука будет иметь революционный характер и спасет мир. Герцен защищает российский дилетантизм, сравнивает его с эстетичной и потенциально богатой античной философией, призывает науку выйти из тесных аудиторий «на волю» и приблизиться к практическим нуждам общества.

Разумеется, оценки Герценом западной науки во многом наивны и несправедливы. По-видимому, он не понимал, что главным в западной науке был все-таки ее профессионализм — не столько как способность индивидуального исследователя, сколько как особая культура общения профессионалов. Вместе с тем, помоему, очень важна сама энергичная попытка Герцена сформулировать проблему специфики национальной науки, которую не признают методологи-космополиты, в то же время рассуждающие о науке «вообще» исключительно с позиции европоцентризма.

В развитие обсуждаемой темы выдвинем следующую гипотезу. Западный термин science (сайенс, сциентиа) — не то же, что русское слово «наука». Выражение «Будет тебе и впредь наука» невозможно перевести как «будет тебе и впредь сайенс». Термин «наука» шире, нежели science, включает в себя не только изучение объективных реальностей природы, но также предельные человеческие субъективные измерения. Иначе говоря, «наука» есть единство science и humanitas. Так, в англоязычной литературе под science понимают только естествознание, а, скажем, филологию наукой не считают, относят ее к разряду humanitas, а носителя соответствующей академической степени именуют «доктором филологии». Напротив, в России все humanitas признаются подлинными науками, соизмеримыми с естествознанием, соответственно используется наименование ученой степени доктора филологических наук.

С этой точки зрения возможны разные гуманитарные науки (но не science): история, философия, психология, теология, научный атеизм и др. Так, теология или научный атеизм — не сайенс, но науки. Прозападно настроенные естествопытатели, обычно напрочь лишенные софийного интеллекта, этого не понимают. Для них истинная наука есть только сайенс (как изучение одной лишь беспредельной материи). Поэтому они не признают в статусе полноценных наук философию, теологию, психологию, историю и другие систематические исследования беспредельной духовной реальности.

Обычный физик-сциент вовсе не стремится к познанию законов природы. В своей научной нише он прежде всего занят не глобальными мировоззренческими вопросами, а узкопрофессиональными задачами, бессмысленными вне принимаемых им парадигм, которыми руководствуется сообщество подобных ему специалистов. К тому же его интеллект даже в постнеклассическую эпоху остается по преимуществу эпистемически-отчуждающим, объективистским, лапласовским. Такие физики на дух не терпят философии (например, считают, будто философия Гегеля совершенно бесполезна и к тому же написана на птичьем языке). В таком случае их математический язык-жаргон тоже можно было бы назвать, например, «лягушачьим» и столь же малопонятным широкой публике, как язык Гегеля.

Сциенты никак не могут взять в толк, что существовали и продолжают существовать разного рода национальные науки — китайская монастырская наука даосов, индийская наука, русская наука и пр. Известно, что полноценную science, способную работать на высшем европейском или американском уровнях, до сих пор не удалось создать даже в странах с высокоразвитой современной промышленностью (в Японии, Южной Корее, Австралии, ЮАР), несмотря на то, что многие ученые из этих стран проходили научную стажировку в Западной Европе или США.

Специфика российской науки, если брать ее лучшие гениальные творения в форме научных теорий о всеединстве мира и его основных форм, характеризуется синтезом добротной эмпирии и удивительного всеединого философично-универсального теоретизма. Перечислим главные шедевры универсализма русской науки: закон сохранения количества вещества М. В. Ломоносова, неэвклидова геометрия Н. И. Лобачевского, периодическая система химических элементов Д. И. Менделеева, философия всеединства В. С. Соловьева, космология К. Э. Циолковского, гелиобиология А. Л. Чижевского, школа почвоведения и географии почв В. В. Докучаева, закон гомологических рядов в наследственной изменчивости организмов Н. И. Вавилова, этнология Л. Н. Гумилева, теория периодических циклов в экономике Н. Д. Кондратьева, психологическая теория интериоризации Л. С. Выготского. Стало быть, А. И. Герцен в целом истинно предугадал специфические особенности русской науки в ее лучших образцах.