Коммуникация в научной деятельности

Коммуникация — это прежде всего общение и взаимодействие между двумя и более личностями (индивидуумами, людьми), имеющими определенную мотивацию к некой деятельности, направленной на достижение конкретной цели. Коммуникация бывает вербальная и невербальная, письменная и устная, личная и групповая, формальная и неформальная.

КОММУНИКАЦИЯ (от лат. communicatio — сообщение, передача), общение, обмен мыслями, сведениями, идеями и т. д.; передача того или иного содержания от одного сознания (коллективного или индивидуального^ другому посредством знаков, зафиксированных на материальных носителях. Как научная коммуникация, так и коммуникация в других сферах (например, в искусстве, литературе, бытовых или производственных отношениях) представляет собой социальный процесс, отражающий общественную структуру и выполняющий в ней связующую функцию¹.

Философский энциклопедический словарь Научная коммуникация является отражением всего богатства и разнообразия форм общения исследователей и ученых и имеет главной целью получение нового знания: «чужого» (уже открытого коллегами), «общего» (если оно открывается в процессе коммуникации) или «личного, своего» (если знания, полученные предшественниками, являются ступенью к дальнейшим собственным открытиям).

В науке как деятельности уровень коммуникации есть нечто промежуточное, опосредующее между уровнем отдельных познавательных актов и уровнем синтетических форм научной деятельности, включающим создание картины мира, разработку комплексных проектов и т. д.^[1][2]

Б. А. Старостин Понятно, что высокая цель познания природы — не единственный повод для общения ученых. Не будем лукавить: ученый — это нс абстрактный модельный объект, а реальный живой человек со страстями, амбициями, слабостями и социальными ожиданиями. Содержание коммуникации участников какого-нибудь ученого заседания (международного симпозиума) не ограничивается знакомством с чужими идеями и представлением своих научных достижений: ученых волнует подтверждение своего профессионального и социального статуса, выстраивание новых, полезных в будущем, научных и финансовых отношений, выявление потенциальных и реальных противников защищаемого научного направления и т. д. И здесь в ход идут все методы, как вполне общепринятые, так и не всегда юридически правомерные. Промышленный шпионаж, плагиат и прочие малоприятные вещи — это тоже коммуникация, только «непарламентскими» методами.

Коммуникация — это не только содержание общения, но и способы его осуществления. Нас как историков науки будет интересовать, каким образом распространялись новые знания в разные исторические эпохи. Оставим пока в стороне тему коммуникации в образовательных структурах и вопросы истории теоретической и практической педагогики — это отдельное обширное направление. Обратимся сразу к продукту этого образования и воспитания — к тем, кто являлся носителем наиболее полного для своего времени объема знаний в ту или иную эпоху. Эта группа будет для нас аналогом современных обладателей высшего образования. Из каких основных источников они черпали новое знание: было ли это личное непосредственное общение, общение в рамках школы или научного собрания, личная переписка, анализ уже изготовленных научных приборов и инструментов, книги-свитки-панирусы, периодические журналы или газеты, регулярные встречи научного сообщества или статьи и обмен информацией в сети Интернет? Как быстро распространялись новые знания, каково было время между моментом открытия или изобретения и моментом его обсуждения? Какие проблемы понимания и непонимания (недопонимания) возникали в процессе научной коммуникации? Например, адресат должен быть в состоянии понять послание или как минимум хотеть его понять — а так бывает не всегда.

Научная коммуникация представляет собой особый вид коммуникации. В разговоре о ней нам не обойтись без некоторых определений и понятий, предложенных в свое время Т. Куном, а именно понятий парадигмы и научного сообщества. Подробнее об этих понятиях и об историко-научных взглядах Т. Куна будет сказано в гл. 15, здесь же мы дадим лишь краткие определения. Парадигма — это совокупность установок, характерных для научного сообщества, используемая для постановки и решения научных проблем. В свою очередь, научное сообщество — это группа ученых, объединенных принадлежностью к одной парадигме. Конечно, в отличие от религиозной секты, вера научного сообщества базируется па знании, хотя внутри этого сообщества могут наблюдаться расхождения во взглядах на ту или иную теорию. Применимо ли эго понятие к донаучным временам, — тема спорная, поэтому мы будем использовать его с большой долей условности.

В самом общем виде можно говорить о двух тинах научных сообществ — открытом и закрытом.

Закрытое научное сообщество чаще всего провозглашает главным приоритетом деятельности научное знание (только с его помощью возможно формирование картины мира), отказ от нерациональных типов знания, стремление к уменьшению личностных и социокультурных факторов в науке. Кроме того, приветствуется сконцентрированность на какой-либо одной научной дисциплине, а внутри нее — на определенной научной концепции. Результатом становится формирование «научной машины», сконцентрированной лишь на решении научных проблем. Этот тип научного сообщества подходит для науки, работающей в жестко формализованных прикладных областях: например, при создании новых видов вооружений, при работе в условиях частичной или полной изоляции от внешнего мира — в экспедициях, в отдаленных обсерваториях и т. п. (впрочем, последний пример не совсем корректен, так как результаты исследований экспедиции чаще всего становятся предметом обсуждения уже по ее завершении).

Открытое научное сообщество представляет собой обратную картину. Для сообщества такого типа характерно стремление к привлечению большого количества внешних сотрудников (в том числе специалистов из других областей знания), допущение возможности использования нерациональных форм знания.

Коммуникация внутри закрытого сообщества налаживается проще, так как все его члены примерно одинаково воспринимают термины, понятия, пользуются одинаковыми методиками и проч. Коммуникация в открытом сообществе налаживается сложнее, так как прежде чем общаться на одном научном языке, адептам этого сообщества требуется ознакомиться с азами других научных областей. Сложность налаживания коммуникации в открытом сообществе, как правило, компенсируется более разнообразными результатами деятельности (по сравнению с закрытым сообществом).

В заключение дадим краткий очерк научной коммуникации в разные исторические эпохи.

Эпоха Античности. Каждый раз, когда возникает проблема межкультурного обмена и проблема приоритета открытия или изобретения, мы говорим о межэтнической, межцивилизационной коммуникации. Эпоха Античности — не исключение. Какая цивилизация научила какую и как об этом узнали? Каким образом были преодолены языковой, мировоззренческий и понятийный барьеры?

Связь греческой науки с египетской, вавилонской и финикийской относится уже к историческим временам. Если сообщения античных биографов о путешествиях деятелей древнегреческой науки в Египет и Вавилонию нельзя всегда считать точными, то все же эти сообщения (а они имеются почти о всех крупнейших ученых, врачах и философах) говорят о том, что в сознании греков наука выходила за национальные рамки и обладала преемственностью в развитии. В результате этой коммуникации Греция заимствовала, развила и передала астрономические и космологические представления, счет времени, алфавитное письмо и ряд других культурных достижений Передней Азии^[3].

Б. А. Старостин О коммуникации можно говорить тогда, когда есть признаки формирования разветвленной организационной структуры в группе исследователей и распределение ролей (заданий, задач исследования) между участниками группы. Следовательно, возникновение философских школ в Древней Греции как определенного социально-культурного феномена является свидетельством роста коммуникационных параметров в деятельности, которую по своей сути можно охарактеризовать как научную.

Есть мнение, что в античных философских школах, часто конкурировавших между собой, коммуникация была в основном внутренней — дискуссии и общение шли между самими адептами школ либо с редкими гостями-коллегами из других школ. Многие философские школы были закрыты от общества и никак не влияли на его жизнь. Среди причин самоизоляции важное место занимают специфика содержания, обсуждаемого мыслителями, далекая от практических нужд и повседневности, и пространственная разобщенность зарождающихся центров научной мысли.

Чтобы на «научный семинар» прибыл коллега-мыслитель, нужна, во-первых, информация о существовании в данном городе людей, рассуждающих о природе вещей. Такая информация могла идти через тех, кто занимался торговлей и мореплаванием, но одновременно или был включен в местную философскую школу, или имел рукопись с сочинениями соотечественников, или был знаком с устной формой учения. Вариант рукописи требует наличия не только устной традиции, но и записи полученных результатов. Как известно, первые мыслители VII—VI вв. до н.э. (Фалес, Пифагор) еще не фиксировали письменно свои утверждения о природе, что сильно замедляло распространение знаний в неискаженном виде.

Второе условие для возможности послушать чье-то учение — это существование регулярных способов сообщения с данным местом, или, говоря, современным языком, транспортная доступность населенного пункта. Ионийские города Милет и Эфес отстоят от Афин на почти полторы тысячи километров, до Сиракуз от Афин около тысячи километров напрямую морем, а каботажный маршрут — все те же полторы тысячи километров. Поэтому горизонтальные связи между различными школами представляют отдельный исследовательский интерес. Например, школа Парменида, или Элейская школа (IV—V вв. до н.э.), оказала мощное влияние на работы Платона и атомистов. Это особенно любопытно, если учесть, что школа Парменида располагалась в Южной Италии, а школы, воспринявшие идеи элеатов, были разбросаны почти по всей Греции, включая далекие Абдеры, затерянные во Фракии. Сам Парменид активно полемизировал с идеями Гераклита и милетцев, до которых из Элеи было плыть и плыть. Конечно, огромную роль в распространении знаний сыграли странствующие риторы и софисты, которые в поисках учеников и более сытой жизни перемещались из полиса в полис, устанавливали новые связи, учили тому, что знали сами, учились у местных философов, и в силу жизненных обстоятельств шли дальше. Эти «бродячие энциклопедии» греческого знания фактически выполняли роль устных периодических изданий, объединяли огромные территории общим культурным контекстом. Кроме того, со временем мыслители стали записывать свои идеи. Пергаментные свитки и папирусы были большой редкостью и роскошью, но переписанные фрагменты на восковых табличках позволяли донести хоть часть сочинения в неискаженном виде до новых слушателей.

Третье условие возможности обмена знаниями и организации научной коммуникации — политическое. Греция представляла собой систему городов-государств, где сложные взаимоотношения между отдельными полисами затрудняли личные контакты между их гражданами и ограничивали их гражданские права на чужих территориях. Так, Аристотель не был гражданином Афин, поэтому не имел права иметь владения в самом городе и открыть там свою школу (его Ликей находился за чертой города).

Иногда любая внешняя коммуникация жестко пресекалась представителями школы, и сознательно культивировался обмен информацией только внутри конкретной группы. Например, школа Пифагора (скорее не школа, а религиозно-политическое братство) является ярким примером закрытого научного сообщества, подчиненного строгой дисциплине. Членам братства под страхом наказания было запрещено разглашать какие-либо полученные результаты. Правда, несмотря на строжайший запрет, «утечка информации» все равно происходила: математические, астрономические, акустические и медицинские идеи пифагорейцев были хорошо известны образованным соотечественникам благодаря личным контактам.

А вот взаимодействие Сократа с его учениками, описанное в диалогах Платона, — пример зарождающейся коммуникации нового типа. Эго не специально организованные исследования внутри закрытой группы, а почти обычная беседа равных, философская дискуссия в сочетании со свободным общением, которое происходило, как правило, либо на агоре (площади), либо в палестре (частной гимнастической школе). «Входным билетом» в сообщество был лишь социальный статус участников. Идеи Сократа, не будучи сакральным знанием, могли быть известны (хоть и в искаженном виде) даже обычным горожанам, далеким от философских рассуждений и плохо разбирающимся в тонкостях различных учений. Свидетельством тому — комедия Аристофана «Облака», в которой в образе Сократа высмеивается содержание и методология софистической беседы. Впрочем, Аристофан не учел, что, несмотря на методологическую близость софистики и диалектики (майевтики) Сократа, цели у этих методов были разные: у софистов и риторов — это искусство аргументации, приводящее подчас к противоречащим истине утверждениям, у Сократа же — поиск истины.

Академия Платона — это уже специально организованное общение на определенные темы в религиозно-философском союзе единомышленников. Несмотря на то, что в Академию имели право поступать все желающие, при отборе учеников существовало одно ограничение: абитуриент должен был владеть основами математики. Пожалуй, единственное, что еще можно добавить к истории Академии, — это то, что обучение в ней было бесплатным (по крайней мере во времена главенства в ней Платона). Коммуникация между учащимися и преподавателями осуществлялась посредством диалога. Также важным был и личный пример преподавателя — ученики и учителя жили в Академии вместе, что позволяло младшим учиться у старших правильной жизни. Мы не будем оценивать эффективность коммуникации в Академии Платона, а просто упомянем имена его учеников Аристотель, Евдокс Книдский, Теэтет, Архит. Примечательно, что Теэтет и Евдокс, будучи учениками Платона в области философии, являлись его учителями в области математики и астрономии — весьма показательный пример разнонаправленной коммуникации. Есть сведения о том, что учеником Академии мог быть и Евклид.

Эпоха греческой и эллинистической науки может рассматриваться как период становления научного сообщества, но всем его основным коммуникационным параметрам, включая степень согласованности и организованности работы исследовательского коллектива, выраженность руководства и парадигмального строя, ряд характеристик руководства или деятельности руководителя… В частности, в процессе эмансипации, от харизматических форм организации «преднаучного» сообщества наблюдается его постепенное конституирование как сообщества ученых, переход к структуре, расчлененной как «по горизонтали» (параллельное существование многих научных школ, коллективов, направлений), гак и «по вертикали» (учителя ставили задачи перед учениками, пользовались их помощью и т. д.). Именно это двухплановос расчленение было тем новым, что ввел эллинистический период в принципы организации исследований и коммуникации¹.

Б. Л. Старостин.

Ликей Аристотеля — пример, который можно было бы (опять же условно!) отнести к открытому научному сообществу. Конечно же, и там были свои особенности — например, работы учеников Аристотеля всегда подчинены аристотелевской методологии исследования. Однако большое разнообразие ставит их вне какого-то одного научного направления.

Специфическая гениальность этой системы [Аристотеля] заключается в ее всеобъемлющем характере, в ее упорядоченности и целостности, которую обрела вся система Аристотеля благодаря его логике. Для того чтобы достичь такого всеобъемлющего характера, Аристотель сделал другое многообещающее нововведение. Вместо того чтобы проделать всю работу самому или просто обсудить ее со своими коллегами, что практиковалось в Академии, он организовал исследования. В Ликес, который, по всей вероятности, субсидировался Александром, молодые люди Аристотеля собирали сведения почти обо всем — от социальных и естественнонаучных форм литературы до устройства города, от растений и животных до камней. Все, что осталось в результате этого в наше время, — это наиболее ценное и систематическое знание греческой жизни и мышления. Еще более ценной является практика таких исследований. В какой степени Академия является прообразом университета, в такой Ликей является прообразом исследовательского института^[4][5].

Дж. Бернал В эпоху эллинизма, после походов Александра Македонского, зона греческого влияния резко расширилась, включив в себя земли Передней Азии и Северной Африки. На завоеванных территориях возникли новые города с этнически смешанным населением, организованные, но канону греческого полиса (агора — амфитеатр — палестра — гимнасий). Для новых городов потребовался дополнительный объем образованных граждан — архитекторов, врачей, учителей, судей, землемеров, финансистов. Все эго увеличивало циркуляцию известных знаний и подготавливало почву для организации новых исследований в различных областях деятельности. Тесное культурное, политическое, экономическое взаимодействие разных народов стимулировало развитие переводческой деятельности среди греков. В более ранние времена толмачами служили в основном рабы негреческого происхождения или метеки. Объединенный мир, новые дороги, общее право, единый общегреческий язык — все это упрощало коммуникацию между различными научными центрами и отдельными учеными.

В эллинистический период появились многие характерные особенности коммуникационной и организационной структуры сообщества, как формальные, так и неформальные. В частности, Александрийский музей имел тройственную структуру руководства, напоминавшую современное разделение полномочий между директором, заместителем и ученым секретарем. «Руководство Мусейона было доверено главному жрецу Муз и управителю. Последний располагал только административными функциями, он не был ученым. Более важным был библиотекарь — наименование, которое нередко встречается у древних» [Л. Боннар] и тоже соответствует высокому посту в руководстве Музея^[6].

Б. А. Старостин Итак, в сообществе ученых мог существовать только человек, в совершенстве владевший греческим языком и обладавший знаниями, выходившими за пределы обычного круга дисциплин. Естественно, такой человек должен быть лично свободным — в истории Античности не известно ни одного случая, когда известным ученым становился бы раб. Конечно, ориентированность на греческий язык не означала, что греки полностью игнорировали опыт иных цивилизаций, однако персы или египтяне воспринимались ими лишь как передатчики знания, систематизировать и усовершенствовать которое должны были эллины (вспомним хотя бы платоновский диалог «Тимей», где в качестве одного из главных героев выступает египетский жрец, однако свой рассказ он адресует Солону). Распространению греческого языка (а следовательно, и знания) способствовала и социально-политическая ситуация, когда греческие колонии шагнули далеко за пределы Пелопоннеса.

Схема распространения научных произведений в эпоху Античности, видимо, не слишком отличалась от произведений литературных. Центром производства был скрипторий, куда обращался автор. Писцы скриптория создавали первый экземпляр книги («архетип» или «автограф»), заверявшийся автором. После этого скрипторий ждал заказы на «тиражирование» этой рукописи. Чаще всего таким заказчиком выступал сам автор. Он либо дарил свои книги друзьям или коллегам, либо отдавал их на реализацию в книжные лавки.

Что касается способов доставки рукописей, то однозначных сведений о них мы не имеем. Почтовая служба была налажена лишь в эпоху императорского Рима, причем обслуживала в основном государственных чиновников. Очевидно, что в ранний период ученые передавали свои нроизведения коллегам через знакомых путешественников. Также ничего не известно о сроках доставки произведений — все зависело от конкретной ситуации и степени налаженности связей между различными полисами. Словом, научная коммуникация в эпоху Античности весьма сильно зависела от случайностей. Впрочем, прочные торговые и политические связи с различными греческими полисами позволяли при необходимости дублировать отправку того или иного произведения.

Средние века. В науке средневековой Европы продолжалась античная традиция, однако количество людей, которые могли войти в круг ученых, значительно расширился благодаря увеличению числа учебных заведений. Впрочем, суть обучения оставалась примерно такой же, как и в эпоху Античности — метод «вопрос-ответ» в схеме «ученик-учитель» (либо «учитель-ученики»). Впрочем, образованные схоласты часто вели и дискуссии между собой. Практиковались и заочная дискуссия (через письма друг другу, перераставшие позже в трактаты) и дискуссия «лицом к лицу» — диспут. Однако ориентация на авторитет в схоластике не позволяла создавать новое знание.

Примером средневековой научной коммуникации могут служить «оксфордские калькуляторы» — группа английских мыслителей, работавшая в середине XIV в. в Оксфорде в Мертон-колледже, фактическим главой которой был Ф. Брадвардин. Деятельность калькуляторов была далека от обычных схоластических диспутов — одним из важнейших направлений их изысканий стала разработка логико-математического аппарата для объяснения механического движения (хотя, конечно же, без чисто философско-богословских штудий они не обошлись). Их трактаты, распространявшиеся в рукописях по всей Западной Европе, впоследствии были развиты Н. Оремом, а исследования одного из калькуляторов — Р. Суайнсхеда — легли в основу работ Г. Галилея и Дж. Кардано. Таким образом, основная цель коммуникации у мертоновцев была достигнута — результатом их работы стало зарождение нового знания.

Важно отметить, что распространению горизонтальной коммуникации в Западной Европе способствовали две основные черты — мобильность студенчества и общий для всей Европы научный язык (латынь).

Эпоха Возрождения. Эпоху Возрождения в плане коммуникации можно считать продолжением Средневековья, однако она отличалась одной важной чертой — наличием академий. Это не были научные организации в современном понимании этого термина. Чаще всего такие академии создавались по желанию какого-нибудь знатного и богатого мецената. Например, знаменитая Академия деи Линчеи («Академия рысьеглазых») была основана в 1603 г. аристократом Ф. Чези, любителем-ботаником, и его тремя друзьями. Общение ее членов происходило в основном на заседаниях Академии. Впрочем, следует отметить, что Академия не стала в полной мере научным центром, аккумулировавшим новые идеи, — она являлась, скорее, местом престижа. По этой причине ее членом стал Г. Галилей, который фактически представлял в ней математику, механику и астрономию, тогда как остальные члены академии, также считавшиеся специалистами в этой сфере, не шли ни в какое сравнение с великим итальянцем.

Поэтому коммуникация в «Академии рысьеглазых» была, скорее, односторонней и редко предусматривала научный диспут, а тем более совместные исследования — слишком уж разный научный вес был у ее членов.

Зато с Г. Галилеем и И. Кеплером связан пример более продуктивной научной коммуникации — их знаменитая переписка¹. Надо сказать, что великие ученые никогда не виделись, однако переписывались очень активно, а одна из книг И. Кеплера — «Разговор со звездным вестником» — даже была выстроена в форме дискуссии с Галилеем. Об оперативности этой переписки свидетельствует хотя бы тот факт, что книга «Звездный Вестник» была опубликована в марте 1610 г., в этом же месяце Кеплер узнает о сенсационных открытиях Галилея (как он сам пишет, «через скороходов пришла в Германию весть»), а уже в апреле Кеплер получает от Галилея экземпляр книги и тогда же публикует свой «Разговор…». Продолжение переписки приводит к созданию Кеплером новой работы — «Диоптрики» (август — сентябрь 1610).

2-я половина XVII в. Ситуация с общением европейских ученых стала меняться во 2-й половине XVII в. Это связано с двумя факторами — организацией академий в Великобритании (1660), Франции и некоторых германских землях. Академии выступили не только как площадки для общения между учеными, но и как центры издания научных журналов.

Развитие науки потребовало развития научной информации. Обычными формами такой информации были личное общение и переписка (и, конечно, книги). В эпоху Галилея жил ученый монах Мерсенн (1588−1648), который известен своими открытиями в акустике. Но главным делом его жизни была организация взаимной научной информации ученых посредством переписки, которую он поддерживал со всеми ведущими учеными своего времени, служа своеобразным центром связи между ними. Мерсенна прозвали «человек-журнал». Но человека не стало, да и развитие науки стало таким, что один гений не мог охватить всех научных новостей, и вместо «человека-журнала» появились научные журналы^[7][8].

П. С. Кудрявцев Так, Лондонское Королевское общество в 1665 г. стало издавать The Philosophical Transactions of the Royal Society («Философские труды Королевского общества»). Впрочем, в других странах дело издательства научных журналов легло на плечи отдельных энтузиастов. Так, французский литературно-научный Journal des sqavans («Журнал ученых») также был основан в 1665 г. советником парижского парламента де Сало (впрочем, как собственно научное издание «Журнал ученых» стал издаваться только в 1701 г., когда перешел под юрисдикцию французского правительства). Журнал Acta Emditomm («Акты ученых») был основан в 1682 г. в Лейпциге философом, профессором моральной философии О. Менке. Примечательно, что Менке сначала наладил коммуникацию между потенциальными авторами своего журнала (совершив ознакомительную поездку по Европе и лично пообщавшись с Г. Лейбницем, Я. Бернулли, картографом А. Целлариусом и многими другими европейскими учеными), и лишь затем приступил к его изданию. Впрочем, большинство из этих журналов носило синтетический характер — научные сообщения разбавлялись в них политическими и литературными статьями.

XVIII век. В это время научная коммуникация все еще во многом носила случайный характер. Известен почти анекдотический случай, когда брошюра Б. Франклина с изложением его опытов с электричеством не привлекла внимания ученых в Великобритании, однако попала во Францию, где (опять же случайно) стала известна одному французскому ученому, который перевел ее на французский язык и переиздал. Только после этого пресловутые британские ученые решили вновь обратиться к трудам любителя из Филадельфии, открыв для себя много нового. Так или иначе, лишь благодаря случайности наблюдения Франклина стали известны в научном мире Европы.

Говоря о специфических формах коммуникации, нельзя не вспомнить и о Лунном обществе, существовавшем в Бирмингеме с 1765 по 1800 г. Лунное общество получило свое название от полнолуния — именно в это время участники Общества собирались вместе. Одной из причин сбора в полнолуние было то, что в эту пору было безопаснее добираться от места заседаний до дома. Это типичный пример открытого научного сообщества, куда входили не только философы, но и врачи, и предприниматели. В обществе не было четко зафиксированной структуры, не было даже требований к членству (что в корне отличало его от традиционных английских клубов). Впрочем, лучше просто назвать нескольких членов Общества — химик Дж. Пристли, изобретатель Дж. Уатт, естествоиспытатель, организатор науки и поэт Э. Дарвин (сейчас ушедший в тень своего более знаменитого внука), промышленник Д. Веджвуд… Разнообразие занятий членов Общества играло на руку всем — например, близкое знакомство химика Пристли с производителем фарфора Веджвудом позволяло первому получать средства на исследования, а второму — улучшать технологию производства фарфора, а знакомство с эксцентричным богачом (также членом Общества) Т. Деем было на руку всем остальным членам. Заседания проходили в форме диспута, обсуждения какого-либо доклада одного из членов общества. Чаще всего темы носили практический характер и не имели ничего общего со средневековыми философскими прениями. Например, Э. Дарвин предлагал уменьшать температуру в тропиках, буксируя к экватору айсберги, другие предлагали обсудить проблему исследования морского дна при помощи подводных колоколов, обсуждались вопросы налаживания сообщения между континентами при помощи воздушных шаров. Было даже заседание, посвященное возможности изобретения говорящей машины. В целом же Лунное общество стало скорее своеобразным генератором идей, нежели собственно научным сообществом. Кстати, Э. Дарвин был основателем еще одного общества — Личфилдского ботанического. Его деятельность была не столь обширна, как деятельность Лунного общества, однако оно обеспечивало серьезную коммуникацию любителей ботаники в Великобритании.

Надо сказать, что во 2-й половине XVIII в. в европейских странах существовало довольно большое количество различных научных обществ, однако далеко не все из них являлись местами плодотворной коммуникации между учеными — чаще всего общества ограничивались финансовой поддержкой отдельных исследователей и иногда предоставляли возможность публиковать их работы.

Отдельного разговора заслуживает «Энциклопедия наук, искусств и ремесел». Ученые и общественные деятели Франции, объединившиеся для написания этой крупнейшей в Европе энциклопедии, сформировали весьма специфическое научное сообщество, которое с полным правом можно было бы назвать открытым, если бы не одно «но» — все члены этого сообщества должны были придерживаться идеалов Просвещения. Кроме того, целью этого сообщества была не научная деятельность, направленная на достижение новых результатов, — главным его направлением было просветительское.

XIX век. По мере развития научной периодики главным средством коммуникации становятся научные статьи и публикации. Ученые XIX в. работали в основном не выезжая за пределы своих стран, — общение их происходило через переписку и публикации в журналах, которых с каждым годом становилось все больше по мере выделения очередной специализации в научной деятельности.

Первым международным журналом по химии стало немецкое издание Pharmaceutisches Centralblatt («Фармацевтическая газета»), выходившее в Лейпциге с 1830 г. Целью этого журнала была публикация рефератов статей из различных национальных изданий в области химии. С 1856 г. этот журнал стал называться Chemisches Zentralblatt («Химическая газета»); под этим названием он просуществовал до 1969 г.

Еще одним долгожителем стал немецкий журнал Annalen der Physik («Анналы физики»). Его история началась в 1799 г. В нем публиковались практически все наиболее известные ученые (Г. Герц, В. Рентген, А. Эйнштейн, Э. Шредингер и др.). Во 2-й половине XIX в. журнал стал активно публиковать статьи не только физиков, но и математиков. Журнал издается до сих пор.

Свои журналы издавали и некоторые научные общества. Впоследствии многие из этих журналов фактически стали международными. Таков, например, Journal of the Proceedings of the Linnean Society of London. Botany («Журнал научных трудов Лондонского Линнеевского общества. Ботаника»), издававшийся с 1856 г. Журнал существует до сих пор под названием Botanical Journal of the Linnean Society («Ботанический журнал Линнеевского общества»).

Появилась и такая форма международного общения ученых, как съезды представителей определенного научного направления. Международные встречи организовывались в наиболее динамично развивавшихся областях знания. Неслучайно один из первых международных конгрессов собрал химиков. Он состоялся в 1860 г. в Карлсруэ. Значение этого и последующих конгрессов было очень велико — именно на них химики смогли принимать общую для всех стран терминологию, обсуждать наиболее важные открытия, принимать решения, определявшие развитие химической науки на ближайшие годы. Конгрессы проводились примерно раз в три года.

1-я половина XX в. В начале XX в. в сфере научной коммуникации происходят серьезные изменения — ученые становятся более мобильными, получают возможность вырваться за пределы своих национальных школ. Наиболее интересным примером такой международной коммуникации является так называемая Копенгагенская школа — группа физиков, возглавляемых Н. Бором. Это были люди разных национальностей, многие из которых не жили в Дании постоянно. Копенгагенская школа — понятие весьма условное; базой для работы входивших в нее физиков была кафедра теоретической физики Копенгагенского университета (позже переросшая в Институт теоретической физики). Этот тип сообщества можно было бы назвать открытым, однако действующим в рамках определенной концепции. Например, А. Эйнштейн, также работавший в области квантовой механики, не относился к Копенгагенской школе; более того, в 1930;е гг. он стал одним из главных оппонентов Бора (что не мешало обоим физикам оставаться друзьями).

В истории развития квантовой механики прослеживается несколько путей коммуникации ученых. Прежде всего, это индивидуальное общение — например, В. Гейзенберг считал началом своего научного развития беседу с Н. Бором во время прогулки в 1922 г. (на ум сразу приходит сравнение с перипатетиками!). Следующим путем коммуникации была публикация статей и их критика. Еще одной формой личного общения, но в гораздо более широком кругу, были Сольвеевские конгрессы, названные так по имени их инициатора — бельгийского бизнесмена и ученого Э. Сольве и проходящие примерно каждые три года, начиная с 1911 г. (последний Сольвеевский конгресс прошел в 2011 г.). Каждый конгресс был посвящен определенной тематике, что предусматривало присутствие на них заинтересованных профессионалов, как правило, узкой направленности.

Подобная ситуация стала возможной только после того, как сформировалось сообщество ученых — новый социальный слой, активно влиявший на жизнь общества.

XX—XXI вв. Говоря о научной коммуникации, нельзя не обратить внимания на то, что в XX и в XXI вв. сформировалось два типа коммуникации — формальная и неформальная. К формальной можно отнести общение ученых внутри постоянных научных организаций, имеющих жесткую структуру и четко очерченные направления деятельности. Также к формальной коммуникации относятся связи между несколькими научными организациями, объединенными решением одной научной проблемы (например, работающими по одному государственному заказу). Неформальная коммуникация происходит по личной инициативе самих ученых (пример — Копенгагенская школа и ее связи с физиками, даже не разделявшими многие установки этой школы). Однако и внутри научного сообщества активно действуют различные формы коммуникации, связывающие более мелкие группы ученых.

В начале XXI в. в связи с развитием новых технических средств мы наблюдаем картину, почти невозможную в XX в., — формирование виртуальных научных сообществ, члены которых почти не встречаются друг с другом, однако активно общаются с помощью электронной почты, Skype и т.н.

Такие центры научной коммуникации, как академии наук, в разных странах выполняли и выполняют различные функции. В некоторых странах (как, например, в России) они стали монополистами в сфере контроля и организации научной деятельности, в других — сообществами ученых, финансирующими отдельные научные исследования и дающими возможность публиковать результаты исследований.

• [1] Философский энциклопедический словарь [Электронный ресурс]. М.: Советская энциклопедия, 1983. URL: http://dic.academic.ru/die.nsf/enc_philosophy/543/KOMMy-НИКАЦИЯ (дата обращения: 19.08.2015).
• [2] Старостин Б. Л. Параметры развития науки. С. 218.
• [3] Старостин Б. Л. Параметры развития науки. С. 120.
• [4] Старостин Б. А. Параметры развития науки. С. 124.
• [5] Цит. по: Старостин Б. А. Параметры развития науки. С. 121.
• [6] Старостин Б. Л. Параметры развития науки. С. 121—122.
• [7] Белый Ю. Л. Иоганн Кеплер (1571 — 1630). М.: Наука, 1971.
• [8] Кудрявцев Я. С. Учебное пособие для студентов пед. ин-тов по физ. спец. М.: Просвещение, 1982. С. 59−61.