Функционирование вариантных падежных флексий

Развитие вариантных падежных флексий тоже свидетельствует о росте аналитизма в словоизменении. Колебания флексий в первую очередь связаны с родительным падежом. Показательно, что замена беспредложного управления предложным тоже наиболее активно протекает у родительного падежа (см. раздел «Грамматика. Синтаксис»). Родительный падеж выделяется среди всех косвенных падежей наиболее широкой употребительностью и чрезвычайно разветвленной системой значений. Это создает благоприятные условия для подспудных грамматических процессов.

1. Рост употребительности нулевой флексии в формах Р.п. мн.ч. м.р.

С точки зрения развития аналитических тенденций в словоизменении наибольшую роль играет укрепление форм Р.п. мн.ч. м.р. с нулевой флексией (граммов — грамм).

В течение XVIII—XIX вв. ведущее положение сохранялось за формой на -ов, а форма с нулевым окончанием оставалась непродуктивной. В конце XIX в. данная форма стала продуктивной для названий единиц измерения, в большинстве своем иноязычного происхождения. Эти линии развития вариантных флексий -ов иO продолжали действовать и в XX в.

Конкуренцию таких дублетных форм в Р.п. мн.ч. имеют существительные следующих типов: а) м.р. с основой на твердый согласный и -j (нацменов — нацмен, микронов — микрон, комментариев — комментарий и т. п.); б) ср.р. с основой на мягкий согласный (гнездовъев — гнездовий, копъев — копий, низовьев — низовий и т. п.); в) ср.р. с основой на -ц беглым гласным перед ц при нулевом окончании (полотенцев — полотенец, волоконцев — волоконец и т. п.); г) ж.р. с основой на шипящий, мягкий и сонорный н или л (межей — меж, тетей — теть, простыней — простынь); д) группы pluralia tantum типа купатов — купат, оладьев — оладий, пяльцев — пялец, будней — буден, граблей — грабель и т. п.

Группа существительных мужского рода твердой разновидности выделяется среди названных групп и своей сравнительной многочисленностью, и продуктивностью, и значением, которое это колебание имеет для системы словоизменения.

Действительно, в рядах типа копье — копьев — копий, полотенце — полотенцев — полотенец, межа — межей — меж при любом исходе колебаний различительная способность флексий Р.п. мн.ч. остается неизменной — меняется только их материальное выражение (поскольку формы с нулевой флексией не совпадают с другими формами).

Напротив, в рядах нацмен — нацменов — нацмен, микрон — микронов — микрон в случае утраты окончания -ов оказывается поколебленным формальное различение падежей, поскольку словоформы с нулевой флексией совпадают с формами И.п. ед.ч. Тем самым пополняются ряды падежных омонимов. Омонимичные падежные формы могут быть различены только при помощи синтаксических средств, поэтому увеличение количества падежных омонимов способствует развитию элементов аналитизма.

Нулевая модель в современном литературном языке продуктивна для ограниченных лексико-семантических разрядов:

• 1) названия различных единиц измерения типа аршинов — аршин; граммов — грамм, килограммов — килограмм; амперов — ампер, ваттов — ватт, вольтов — вольт, гауссов — гаусс, герцев — герц; рентгенов — рентген; битов — бит и т. п. Например: Она принесла мне сто грамм водки и салат из морской капусты (В. Аксенов); Удерживающее поле равно 50 тыс. гаусс, при этом затрачивается мощность в 150 тыс. кВт (Техника — молодежи. 1961. № 12);
• 2) названия лиц по национальному, социальному, воинскому, профессиональному, религиозному и подобным признакам типа башкиров — башкир, бурятов — бурят, грузинов — грузин, осетинов — осетин, турков — турок, цыганов — цыган; гардемаринов — гардемарин, гренадеров — гренадер, гусаров — гусар, драгунов — драгун, партизанов — партизан, саперов — сапер; гусляров — гусляр; старожилов — старожил. Например: Про монгол он не слышал — они вместе с киргизами укочевали в степь (В. Иванов); Шли лихие эскадроны приамурских партизан (Песня); Когда-нибудь поэт напишет замечательную поэму о мужестве советских сапер (И. Эренбург);
• 3) названия овощей, плодов типа баклажан, помидор, гранат. Например: Сквозь щели… был виден заброшенный огород с гнилыми стеблями подсолнуха и помидор (А. Н. Толстой); Здесь мы немного задержались, чтобы купить на базаре сочных гранат и утолить жажду (Туров); Вскипятить 3 стакана воды с… цедрой с двух апельсин (Поваренная книга. Рига. 1932); В крем… прибавить миндаля шинкованного… цукат и изюма (Там же). Не все из приведенных форм в равной мере, могут быть оценены как приемлемые, хотя они и встретились в текстах. Так, сапер, цукат необычны и в устном обиходе.

Большая часть нулевых форм среди слов данной группы зафиксирована в устной речи, в письменной же продолжает преобладать —ов: 2 луковицы — 2 соленых огурца (или 10—12 корнишонов) — 2 помидора (В. Похлебкин); Заключительная стадия — введение в пасту изюма, цукатов, орехов (В. Похлебкин);

4) названия парных предметов типа ботинок, валенок, глаз, мокасин, носок, сапог, чулок. Форма Р.п. мн.ч. колеблется также у существительных с твердой основой, испытывающих колебания между женским и мужским родом: бота и бот, бутса и бутс, кеда и кед, сандалия и сандалий. Но даже перейдя полностью к мужскому роду, некоторые такие слова сохраняют от женской парадигмы склонения нулевую форму, ср.: (много) ботинок от устаревшего ботинка женского рода.

Сейчас нормативны только формы валенок, сапог, чулок, хотя в начале XX в. еще встречались формы валенков, сапогов и чулков: Около его новых сапогов с блестящими подковами темнели две лужи от растаявшего снега (А. Чехов); Толстую, добрейшую бабушку свою… он доводил до слез, подсыпая в табакерку ей золу или перец, распускал петли чулков… (М. Горький). В современном русском языке из этого ряда еще допускается только форма носков. Интересно, что в идиоме «синий чулок», не связанной по своему значению с представлением о парности, Р.п. мн.ч. возможен только с флексией -ов: Терпеть не могу синих чулков, которых между нашим братом, мужчинами, в десять раз больше, нежели между женщинами (Н. Чернышевский);

5) группа имен pluralia tantum или близких к ним существительных будней — буден, граблей — грабель, купатов — купат, оладьев — оладий, пяльцев — пялец, шароваров — шаровар и т. п.

Многие из названных выше нулевых форм рекомендованы словарями и грамматиками. Соотношение форм сдвинулось в сторону преобладания нулевой флексии к 1950;м гг., тогда как в конце XIX — начале XX в. преобладала форма на -ов. Особенно продуктивны в этом отношении две первые группы из рассмотренных. Показательно, в частности, что и новые слова, относящиеся к этим группам, принимают нулевую флексию: нацменов — нацмен, битов — бит и т. п. В последующие десятилетия отмечается неравномерность в изменениях у слов разных классов и у отдельных лексем, но в целом распространение нулевых вариантов продолжается.

Общие следствия, к которым ведут процессы колебания во флексиях, состоят в сокращении дублетной конкуренции форм и уменьшении формального контраста между падежами.

2. Флексии —а и —у в формах Р.п. ед.ч. м.р. В современном русском языке стилистически противопоставлены конструкции много винограда — винограду, лука — луку, чая — чаю, сыра — сыру, шума — шуму, страха — страху, крика — крику, смеха — смеху и т. п.

В истории соотношения флексий -а иу можно проследить несколько этапов. В конце XVIII в. они употреблялись как вариантные и равнозначные, хотя и распространенные в неодинаковой мере среди существительных разных семантических классов.

Имена существительные с личным значением вообще не образовывали форм на -у; эти формы наряду с -а были распространены среди вещественных, отвлеченных, собирательных существительных и были редки у неличных существительных с конкретным предметным значением.

На протяжении XIX в. происходит семантическая дифференциация этих флексий: форма на -у приобретает количественное, притом партитивное значение, т. е. меры, а не счета (принеси сахару, отсыпь табаку, стакан чаю, поесть супу, мало песку, дать нашатырю, выпить спирту, дать яду, много шуму, сколько страху натерпелись). Форма на -а приобретает определительное значение или значение принадлежности в широком смысле слова (вкус сахара, продажа табака, любитель чая, кристаллы песка, глушитель шума, гнет страха). Поэтому некоторые лингвисты (В. А. Богородицкий, Р. О. Якобсон) видели здесь два разных падежа. Одновременно в XIX в. возрастает и стилистическое противопоставление форм на -а и на -у: вариант с -а воспринимается как книжный, с -у — как разговорный.

В XX в. в функционировании этих форм произошли сдвиги, которые были различны в разных стилях и жанрах литературного языка.

Наблюдалась экспансия флексии -а, которая шла по двум направлениям: сокращалось количество слов, способных в принципе иметь флексию -у, и уменьшалась общая частота флексии -у. Так, в настоящее время, по данным «Орфоэпического словаря русского языка» 1983 г., реальной вариативностью из всех вещественных существительных обладают только 246 слов [Воронцова, 1996. С. 120—121].

В целом для протекания этого процесса оказались существенны следующие факторы:

• 1) отнесенность слова к определенному лексико-семантическому разряду. Например, распространение флексии -а началось с группы отвлеченных и конкретных существительных (из этой группы слов выводится целый ряд имен, вообще не способных уже образовывать формы на -у: эгоизм, задаток, откуп и т. д.);
• 2) частотность слова. Обнаружилась четкая взаимосвязь между частотностью слова и скоростью вытеснения у него флексии -у. Наиболее частотные слова (и с ударной, и с безударной флексией) дольше других удерживают форму с -у (сахару, песку, коньяку, чесноку). Это слова высокочастотные и в письменных текстах обследованных жанров, и в устной речи. Среднечастотные в письменной речи слова лучше сохраняют форму на -у в случае, если эти слова употребительны в бытовой разговорной речи: луку, перцу, рису, сыру, творогу, жиру. Слова, редкие и в письменной, и в устной речи и имевшие в начале XX в. флексию -у, полностью заменяют ее флексией -а: эстрагона, шпината, солода, сыровца, ревеня;
• 3) синтаксические условия, благоприятствующие сохранению флексии -у независимо от типа речи. Конструкции с партитивным значением более стойко удерживают флексию -у, чем, например, предложные конструкции (из современного литературного языка исчезли формы типа для супу, для запаху, для вкусу; вместо томату, вместо сахару, из ливеру, из творогу).

При этом на первом месте по степени употребительности формы с -у находятся глагольные конструкции со значением неполного объекта (купил сахару, выпил коньяку), затем идут сочетания с наречиями меры (много, мало, побольше, поменьше), а далее именные сочетания (стакан чаю). Наиболее проницаемыми для формы -а из партитивных конструкций являются свободные синтаксические построения, в которых партитивное значение конструкции ослабляется вставкой зависимых слов типа стакан крепкого чая, купить машинного масла, лака и воска и т. п.;

• 4) словообразовательная структура слова и акцентуационная парадигма. Слова с уменьшительными суффиксами -ок, -ек и ударным -у? в Р.п. (медку, ледку, чайку, сахарку, кипятку) не подвержены экспансииа;
• 5) застывание формы в составе оборотов и фразем. Устойчиво сохраняется -у в предложных сочетаниях, ставших наречиями или близких к ним (сбоку, снизу, сверху, без толку, с краю), или в устойчивых выражениях и оборотах (дать маху; ни складу, ни ладу; покатиться со смеху; сбиться с панталыку; с пылу, с жару);
• 6) тип речи. Формы на -у в ряде случаев стилистически ограничиваются: становятся характерной приметой разговорной речи, а в непартитивном значении вытесняются в просторечие. Например: Здрас-те! За каким же лешим мы паримся, для какого же, спрашивается, интересу? (В. Дудинцев); ср. также из записей устного просторечия: нет дождю, насмотрелся телевизору, вернулся из отпуску.
• 3. Флексии —е и -у в формах П.п. ед.ч. м.р. Речь идет о формах так называемого второго предложного (местного) падежа. Местный падеж у существительных м.р. с основой на согласный обычно вводится предлогами в и на со значением места и выражается ударной флексией -у?: в лесу, на балу, на мосту, в носу.

Флексия -у была характерна только для узкого круга русских по происхождению слов. В «Грамматике» М. Ломоносова специально указывалось, что формы на -у не образуются от имен татарских и «других иностранных», поэтому должно быть на караул?, на базар?, на пикет?, в кармазин?, на кипарис?. Впоследствии некоторое количество заимствований все же приобрело форму на -у, но это существенно не расширило состав слов, для которого она была характера.

Тогда же были сформулированы и стилистические разграничения в употреблении вариантов —е и -у. У слов высокого стиля или в выражениях высокого слога следовало использовать флексию -?, в случае простого слога — флексию -у.

И в XIX, и в XX в. продолжается процесс лексикализации форм, закрепление одной из форм за определенным лексическим значением слова, за определенным контекстом. Возрастает количество форм на -у, замкнутых в составе фразеологизмов и речений. Ср.: в прошлом веке (столетии), но на своем веку (в течение жизни); трудиться в поте лица (с напряжением всех сил), но весь в поту (потный); в каждом шаге чувствовалась усталость (передвижение ног), но просит совета на каждом шагу (в любой ситуации), во цвете лет (в состоянии полного развития), но яблоня в цвету (в состоянии цветения), в мозге (в мозговом веществе), но в мозгу шла напряженная работа (в уме, сознании) и т. д.

В ходе языкового развития ограничиваются и морфологические, и акцентуационные условия появления флексии -у: она закрепляется в основном за односложными словами при флективном ударении. Если еще в XIX в. формы на -у сравнительно свободно образовывались у имен с неодносложной основой при подвижном ударении (на острову, на вечеру, в терему, на холоду и т. п.), у ряда слов с вычленяемым суффиксом -ок и флективным ударением (в уголку, на ветерку, на волоску), то теперь такие формы воспринимаются как устаревшие разговорные или просторечные (в уголку, в терему, в городу, на холоду, в погребу и т. п.); среди стилистически нейтральных они единичны (на берегу, в отпуску).