Познавательный опыт развивающейся личности

Развитие личности в естественно-научном и социально-историческом смыслах чаще всего рассматривается объективно, исходя из некоторых норм, пределов или идеалов. На этой основе развитие представляется как адекватное и девиантное, то есть отклоняющееся от некоторых норм «личностного здоровья». Логическим продолжением нормативных подходов к развитию личности являются его ортодоксальные определения как «прогрессивного» и «регрессивного», «продуктивного» и «деградирующего». Свобода личности при этом трактуется весьма расширительно и вполне может быть ассоциирована со вседозволенностью и аморальностью поведения.

С другой стороны, авторы идей «естественного» и «свободного» развития личности видят истоки аморального и уродливого в самой культуре человечества, в его цивилизации, а поэтому нужно по возможности изолировать ребенка от общества в некоторых пределах, где нормы поведения формируются «естественно», а развитие в целом абсолютно свободно [25; 26, с. 322].

Понятно, что идеи объективно (биологически-, информационно-технически-, нравственно-, религиозно-) определенного развития личности, так же как и идеи субъективно (естественно-, свободно-) определенного ее развития сходятся водном пункте. Этот пункт-абсолютное, субординированное, абстрактное понимание необходимости и свободы, объективного и субъективного по отношению к проблеме развития личности. Естественные и, отчасти, социальные науки, в отрыве от человековедения, еще и до сих пор служат основанием для построения «новых» и «новейших» концепций обучения и воспитания. Возникают разнообразные варианты «взвешенных» и «комплексных» подходов к проблеме личности, в которых бесконечно варьируются значения вкладов в нее биологическим и социальным, естественным и культурным.

Мнимое «комплексное» объединение или абстрактная «интеграция» взаимно удаленных (по своим предметам и методам) естественных и социальных наук в попытках объяснить развитие личности, как специального предмета гештальт-психологии человека может привести и зачастую действительно приводит эту новейшую науку в состояние перманентного кризиса.

На фоне теоретически не вполне разрешенной проблемы ее развития, личность, тем не менее остается в сфере интересов практической антропологии, или, например, социальной работы и социальной педагогики. Социально-педагогическая помощь человеку оказывается, в частности, на основе идей психоаналитической этики Э. Фромма. Широко известны примеры следования различным моделям социальнопсихологической коррекции мотивации в Т-группах. Осуществляется проработка все новых и новых психотерапевтических подходов, ориентированных на формирование «социально-приемлемой» личности. Продолжается использование имеющих субординационный и нормативный смысл, а поэтому и являющихся неприемлемыми, терминов: брачная, социальная и личностная «зрелость».

В то же время интуитивное понимание практикующими специалистами необходимости снятия абстрактно неразрешимых проблем «комплексного» и «нормативного» развития целостным и конкретным его анализом, привело к созданию последовательно гуманистических, недирективных техник психотерапии и социального сопровождения [92, с. 101, 169, 180, 267, 269, 344] Таким образом, научно необходимое (если человековедение является наукой, а не только искусством социально-педагогической практики) определение принципа развития личности вновь выдвинуло проблему смысла этого развития (или смысла жизни человека), репрезентирующего инвариантно самоизменяющуюся сущность личности.

«Развитие», так же как многие другие ценностные абстрактные понятия, например, «истина», или «успех», возникли путем обобщения содержания человеческой практики, и только в ней эти понятия конкретизируются. Мало кого всерьез интересует смысл абстрактных истин, успехов или абстрактного развития. Развитие, так же как и успех, или истина, — относительно и конкретно и требует специального восхождения к его смыслу на конкретном материале познавательного опыта личности. Чтобы не стать кризисным, это восхождение не должно быть абсолютным (лобовым, прямолинейным). Оно должно быть надежно обеспечено профессионально-научной, методологической и теоретической страховкой (то есть научной компетентностью) на базе опыта и эрудиции исследователей, прежде уже восходивших к феномену саморазвития личности.

Опыт первовосходителей обнаруживает, что наиболее успешные из них, во-первых, рассматривали развитие антропологически целостно, сохраняя адекватность предмету развивающейся личности. Развитие не определялось только биологически, этически или только социально-психологически и политико-экономически. Во-вторых, более всего продвинулись в понимании человеческого развития (онтогенеза) те из психологов и антропологов, которые опирались на системные (не «комплексные») представления о содержании предмета личности, о специфике субъективной и объективной определенности этого предмета и его сущности. В представлениях классиков человекознания, субъективность личности не приемлет внешне, объективно определяемых ориентиров и оценок ее развития.

Некоторые свойства личности, адекватные заданным критериям, если на то будет воля человека, могут быть, конечно, сформированы, так сказать, в сослагательном наклонении, расширяя спектр тех возможностей, которыми вообще человек располагает в современной культуре. При этом указываемые возможности также сослагательны, то есть соотносительны между собой; ни одна из возможностей, если только она не стала внутренней необходимостью для личности, не субординируется по отношению к другим. Всестороннее развитие личности при этом не становится аналогом абсолютного и необходимого развития «во все стороны». Самоизменению, в принципе неограниченному, не чужда всесторонность, но как сфера или гамма наклонностей личности, проявление которых определено субъектно [175; 177; 180].

Субъектно-определенное развитие личности на фоне объективных условий предстает как всесторонне соотносительное, а не абсолютное, как саморегулирующееся и самодетерминируемое. Объективные условия в целом выступают именно как внутренние, поскольку в них преломляются и внешние условия развития личности. Принцип развития приобретает смысл принципа внутренне определенного всестороннего личностного самоизменения, адекватного идее неограниченного, свободного развития личности. Не ограничено развитие ее культурных потребностей и всей личностной активности, ориентированной прежде всего на самосовершенствование. Направленность активности личности в каждый отдельный момент времени, в каждой Я-ситуации развития, определяется логикой и чувствами осознанного самоосуществления личности, выражающейся в ее самоответственности.

Понятие самоответственности более глубокое, чем дисциплина или самодисциплина. Эти последние предполагают следование определенным критериям (то есть тому, что (не) разрешается), в то время как личность, принимая ответственность на себя, принимает ее не абсолютно (и, значит, не вовне субъекта), а относительно. То есть относительно любых внешних и внутренних обстоятельств становления субъектности, -ответственность личности нимало не исключается, ибо в противном случае личность ограничивается в своем самоосуществлении. Утверждение принятия ответственности личностью на себя, во-первых, является иной формулировкой, чем та, что дана в одном из принципов объективной гуманистической этики Э. Фромма: «Добродетель — это ответственность по отношению к собственному существованию» [345, с. 33]. Ответственность только за собственное существование, только за себя, конечно, требует известного «искусства жить» в соответствии с некоторыми нормами [345, 32]. Но еще большее искусство жизни состоит в принятии человеком ответственности на себя, в относительной, а не абсолютной самоответственности.

Во-вторых, более точно говоря, личность не столько «принимает» ответственность, сколько она и есть эта воплощенная самоответственность. Личность не есть «выбор» или «позиция» где-то между свободой и необходимостью. Личность есть избранность, мера единства свободы и необходимости, и в этом смысле человек действительно является «мерой всех вещей». Каждая личность избранным ею способом существования, закрепленном в содержании ее жизненного, профессионального и познавательного опыта, представляет свойственную ей меру необходимости и свободы.

Такова подлинная диалектика этих понятий, согласно которой не дисциплинированность, а самоответственность представляет всеобще определенную морально-психологическую ношу современного человека, гораздо более весомую, чем его внешне определенные, абстрактные обязанности, ограниченные десятью заповедями или научно обоснованными нормами.

С этих позиций полностью, безоговорочно исключается расхожее понимание неограниченности развития как моральной и прочей вседозволенности, поскольку эта последняя опровергается неограниченной полнотой тотальной ответственности человека. Необходимость во внешнем, — государственном или ином контроле самоответственного поведения до известной степени снимается, — сфера «контроля» должна быть обращена в свою противоположность — в систему государственного, социального, и, шире, — культурного обеспечения условий реализации самоответственности свободных граждан, начиная с их детства. Так важнейшим условием свободы отдельной личности становится всеобщая свобода некоторой «ноосферы», предполагающая всеобщую (относительную, относительно всего и вся) необходимость самоответственности.

Свобода и необходимость становятся взаимно координируемыми условиями самоосуществления субъектной активности личности, а не взаимно исключающими ее условиями, как это представляется при абсолютном, субординированном мировосприятии. Естественно далее обобщить, что личность, раскрываемая в своей субъектности как воплощенная самоответственность, кардинально несопоставима с особенным (в виде особи) существованием животного или с прасубъектной особенностью внекультурного, животного существования гоминидов [29; 98; 242].

Обстоятельства среды, разумеется являются известным препятствием для эволюции живого к личности, но они же, являясь воплощенной необходимостью, закономерно «творят» в активности живого свою «противоположность», то есть свободу, что внешне выглядит как «безотчетное», на самом деле наиболее целесообразное, стремление к ней всего живого [20; 21; 50; 85; 183].

Но отсюда не следует, что сторонники естественного воспитания личности были правы, когда возвращали, например, Эмиля к началу человеческой истории или когда в свободной школе Л. Толстого уже не проявлялись свободно те необходимые способы общежития, которые были уже освоены как свободные в крестьянской общине, — их приходилось искусственно, неестественно открывать заново. Задача свободной школы несколько иная — всемерное и необходимое открытие ребенку человеческого мира (мира общественных отношений и ценностей цивилизации) путем необходимой взаимной (весьма требовательной и в то же время доброжелательной) ответственности, все более освобождающей ребенка от власти непознанной, слепой «стихии» самого себя, природы и общества. В этом смысле обстоятельства и люди в детстве человека творят его как свободного взрослого человека, с тем, чтобы он стал способен вовсе большей мере самостоятельно творить обстоятельства [86; 151; 169; 164; 253; 362].

При отсутствии требовательности и доброжелательности в семье, в школе и в обществе, что выражается в попустительстве, сопровождаемом запретительной опекой (все можно, кроме того, что нельзя), человек уродуется в своем развитии. Он склоняется к ничегонеделанию, инфантильности и уже с этих позиций требует дальнейшего воспроизводства условий инфантильного существования, естественных и привычных для него несвободных условий. Для такой личности гнет обстоятельств, людей, власти — вещи сами собой разумеющиеся, хотя со временем осознание собственной несвободы и неосуществленное™ неотвратимо приходит (иногда слишком поздно, и не в этом конкретном поколении).

Отвращение людей от самоответственности осуществляется заинтересованными в этом «угнетателями» (иногда и не осознающими этого, — и тогда в роли «угнетателей» выступают близкие люди, стихийно воспроизводящие привычный угнетающий образ жизни). Формами отвращения людей (детей) от самоответственности и свободы являются различного рода «дисциплины», в том числе и формально преподаваемые учебные. Не переживаемое как действительно необходимое и свободное в условиях попустительствующе-запретительной опеки дисциплинирована формирует провоцируемую этой опекой привычку бежать от всякой дисциплины, а заодно и от самоответственности, то есть от своей же свободы [174; 188; 210; 230].

Э. Фромм особенно подчеркнул этот последний момент названием одной из своей книг: «Бегство от свободы», хотя при этом он принципиально не допускает соотносительного взаимного объединения свободы и необходимости на уровнях качественно иной человеческой этики, выходящей за пределы этики современного «свободного» мира.

Тем не менее, именно в сфере западной психологии, в силу практических нужд психокоррекции, все более распространяются такие психодиагностические средства, которые помогают до начала работы с клиентом определять меру его «личностности». Так, Дж. Роттер, не называя самоответственности, именно ее фактически определяет как свойство интернальности личности, противостоящее ее экстернальности. Интернальная личность и при неблагоприятных условиях не снимает с себя ответственности и не считает необходимым возлагать ее на других людей или на судьбу.

Для крайне выраженной экстернальности, граничащей с патологией, дефекты и негативные обстоятельства (впрочем, и позитивные также), довольно часто являются объектами демонстрирования. Экстерналы зачастую лелеют негативные аспекты своего существования, чтобы тем самым обеспечить себе привычное удовлетворение ложно определенных моральных и материальных потребностей, добиться «льготных» отношений с окружающими людьми, что близко по смыслу к потенциалу агрессивности и самоагрессии.

Поэтому коррекция калечности или дефектов развития личности является не только психотехнической, (непосредственно направленной на дефект или другие явные особенности человека), — коррекция должна быть изначально центрированной на личности в целом. Субъектно-личностная терапия и социальное сопровождение развития личности предполагает необходимость субъект-субъектных отношений клиента и специалиста, то есть, ответственных взаимоотношений, исключающих экстернальную консервацию дефектов.

Принцип развития предполагает непрерывную творческую работу личности в ее самокоррекции, направляемой в технически-информационном (культурном) плане специалистом-антропологом или психологом. При неустанной творческой (не обязательно только научной) работе человека функции его личного опыта и культуры постоянно имеют возрастающие значения от детства и до ранней старости. Таким образом «вытягивается вверх», на фоне возрастающей избирательности функций памяти, мышления и других, — общая трудоспособность, то есть способность к сохранению жизни и здоровья, благодаря которой возрастают жизнеспособность и продолжительность жизни конкретного индивидуума [6; 7; 180; 223].

В принципе можно утверждать, что человек «обречен» на долгую или короткую жизнь (исключая несчастные случаи) в той самой мере, в которой он является творческой и ответственной личностью. Опираясь на свою способность к самоизменению, человек тем самым становится способным самоопределяться (сам себе определять «пределы») во времени и в пространстве жизни. Явления свободного самоопределения людей при этом так многообразны и привлекательны, что и вне осознания их человек тем не менее интуитивно сверяет свою жизнь с ними.

Поэтому вряд ли чувство вины, муки совести, страхи смерти и депрессия, наркомания и другие формы девиантного поведения могут рассматриваться как вполне самостоятельные феномены, — скорее всего, они представляют собой симптомо-комплексы, в которых несвобода личности, ее дефектная самоответственность составляет сущность так называемой «комплексной» природы дефекта.

Системность дефекта, ограничивающего развитие человека не только качественно, но и в плане простой продолжительности жизни, состоит в системной, целостной ограниченности свободы личности, недостаточной духовной дееспособности человека и пониженной самоответственности. За исключением крайних (органически исключающих личностное развитие) форм недееспособности, все остальные ограничения свободы личности-это прежде всего различные формы САМОограничения развития человека.

Кроме того, неосознанное или сознательное переживание человеком собственной безответственности вызывает вторичные осложнения в содержании его активности, вплоть до суицидального поведения. Выходом из этой воронки несвободы является прежде всего всемерное перераспределение ответственности на субъекта в его отношениях с другими людьми и в его ценностных (социальных) ориентациях, — в том именно объеме, в котором еще сохранна спасительная способность к самоизменению [14; 28; 29; 68; 227].