Этические традиции врачебной профессии в России

Медицина в Древней Руси имела свои исторические особенности. В языческий период медицинскую помощь оказывали знахари, волхвы, знатьцы. После принятия христианства возник новый тип врачевателя — лекарь-монах. Как утверждают историки, монастырская и светская медицина сосуществовали мирно, а знахарство и кудесничество преследовались и властями, и Церковью.

Врачевание было почетным и даже прибыльным занятием. Это привлекало врачей-иностранцев, привносивших в практическую деятельность свою медицинскую культуру, разнообразие концепций и способов лечения. Некоторые иноземные врачи, приближенные ко двору, сказочно разбогатели, а кто-то трагически завершил свою жизнь. Так, были казнены лекарь Леон Жидовин после смерти сына Ивана II и врач Антон Немчина — за неудачное лечение царевича Каракача. В качестве специфики оказания медицинской помощи в Древней Руси следует также отметить рано наметившуюся узкую специализацию врачевания, допуск женщин в профессию и, в отличие от Западной Европы, высочайший почет и уважение к хирургии и хирургам.

Устав князя Владимира Святославича (996) возлагал на церковные власти строительство больниц и безвозмездное оказание помощи. А в «Изборнике Святослава» прописано указание монастырям: принимать нс только богатых, но и бедных больных. Естественно, монастырские власти были заинтересованы в первую очередь в зажиточных клиентах, которые могли отблагодарить монастырь щедрым пожертвованием; бедный человек мог лишь отработать свое выздоровление в монастырском хозяйстве в качестве акта воздаяния Богу за исцеление.

Патерик (летопись Киево-Печерского монастыря, XI—XIII вв.) содержит сведения о развитии монастырской медицины, признании светских врачей, а также о высоких требованиях к моральным качествам врача. Ему полагалось быть человеколюбивым вплоть до самопожертвования; ради больного выполнять самые черные работы, быть терпимым и сердечным по отношению к нему; делать все для излечения больного и не заботиться о собственном обогащении и профессиональном тщеславии. В «Киево;

Печерском патерике" упоминается о монахах, известных своим врачебным искусством и человеколюбием. Это «пречудный лечец Антоний» и его ученик, «преподобный Агапит», исцеливший внука Ярослава Мудрого (будущего князя Владимира Монамаха). Агапит был щедро награжден, но раздал дары княжеские неимущим.

Встречались на Руси и другие «врачеватели», также вошедшие в анналы истории, в частности, голландец Елисей Боммель, доставленный из Англии ко двору Ивана Грозного. Этого «целителя» историк Н. М. Карамзин назвал «негодяем и бродягой» за то, что он, вместо того чтобы отдаваться своей благородной профессии, втерся в доверие к царю и предложил ему истреблять ненужных людей с помощью ядов, которые изготовлял столь искусно, что отравляемый «издыхал в назначаемую тираном минуту». За свои интриги и предательство Боммель был публично казнен в Москве в 1580 г.

На Руси получили широкое распространение знания о медицине и врачебной этике зарубежного происхождения. Так, в XV—XVI вв. большой популярностью пользовалась книга «Тайная тайных, или Аристотелевы врата», в которой медицинская часть была написана на основе трудов Гиппократа, Аристотеля, Галена, Авиценны, Маймонида и других классиков. Поэтому образ врача как профессионала получил глубокое и яркое воплощение на страницах этого произведения. Ему предписывалось быть добрым, отзывчивым, а самое главное — постоянно работать над своим совершенствованием; для него одинаково важны как теоретическая образованность, так и клинический опыт. Во враче все должно быть прекрасным: и мысли, и тело, и одежда.

Перспективная идея

Через несколько столетий созвучную мысль выскажет великий русский писатель и врач А. П. Чехов, но уже в более широком смысле — о человеке вообще. Думается, это не случайно: медицина исторически явилась цитаделью гуманизма с высокими м о рал ь н ы м и идеалам и.

С развернутой программой биоэтического содержания выступил великий русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов (1711 — 1765). Самым важным для России делом он считал сохранение и размножение народа — именно в этом заключается величие и могущество государства. Для этого необходимо развивать отечественную медицину; увеличивать число врачей, лекарей и аптек; проводить специальные мероприятия по снижению детской смертности, в том числе и издание доступной литературы для повивальных бабок. Особое внимание Ломоносов уделял проблеме преодоления вредных для здоровья обычаев и обрядов, укоренившихся в народной среде. Его идеи были поддержаны передовыми российскими врачами того времени. С конкретными разработками и рекомендациями выступили Н. М. Амбодик-Максимович (1744—1812), С. Г. Зыбелин (1735—1802), Д. С. Самойлович (1744—1805).

Знаменательным событием, говорящем о становлении научной социалгигиенической мысли в России, стала защита Иваном Лукиановичем Данилевским (1751 — 1807) диссертации на степень доктора медицины «Государственная власть — самый лучший врач». Автор убедительно доказывает, что правильная государственная политика в большей степени способствует исцелению населения от болезней и искоренению их причин, чем непосредственная профессиональная деятельность врачей и аптек. Новаторская работа русского врача вызвала огромный интерес в Западной Европе.

Еще более известной личностью в Европе в тот период стал русский врач и ученый, основоположник отечественной эпидемиологии Данила Самойлович Самойлович (Сушковский) (1744—1805), избранный почетным членом 11 медицинских академий. Отважный врач-исследователь, занимаясь борьбой с эпидемиями чумы, не только лечил заболевших и разрабатывал новые способы защиты от этой особо опасной инфекции, но и ставил на себе эксперименты, проверяя эффективность собственных новаций. Данила Самойлович как «истинный Гиппократ» (по определению князя Потемкина) высказал свои представления о личности врача и его призвании. Высшим назначением врача он считал служение народу, Родине. Настоящим врачом может стать только исключительно порядочный человек, обладающий такими качествами, как высокая личная культура, глубокие и обширные знания, способность к профессиональному творчеству, а также милосердием, сочувствием к пациенту и простотой в общении с ним. Самыми позорными для врача пороками Д. С. Самойлович считал жадность и корыстность, при этом сам жил весьма скромно, а порой даже бедствовал.

Фундаментальный вклад в развитие врачебной этики в России внес своими трудами и личной деятельностью основоположник отечественной клинической медицины Матвей Яковлевич Мудров (1776—1831). Он первым перевел на русский язык труды Гиппократа, посвященные врачебной этике, а в собственных работах и публичных выступлениях не только пропагандировал, но и развивал идеи основоположника. Будучи деканом медицинского факультета Московского университета, ом на торжественных университетских актах произнес две поистине фундаментальные с точки зрения врачебного гуманизма речи: «Слово о благочестии и нравственных качествах гиппократова врача» (1814) и «Слово о том, как учить и учиться Медицине Практической, или деятельному Врачебному Искусству при постелях больных» (1820).

Мудров утверждал, что врачебное дело должно быть основано на человечности и бескорыстии и только в этом случае оно будет иметь престиж в глазах общества. Первейшее нравственное качество врача, по Мудрову, — любовь к человеку. Именно этим определяется его отношение к больному: готовность к помощи во всякое время, приветливость и услужливость, снисхождение к погрешностям больных, спокойствие лица и духа при опасностях больного, веселость без шуток и смеха при счастливом ходе болезни, сохранение врачебной тайны. Также человеколюбием и желанием помогать больным определяется постоянная устремленность настоящего врача к профессиональному росту, совершенствованию своего врачебного мастерства. «Во врачебном искусстве нет врача, окончившего свою науку» — этот афоризм М. Я. Мудрова прочно вошел в золотой фонд врачебной мудрости.

Перспективная идея

Сегодня дсонтологичсское требование к врачу — обновлять и пополнять свои знания — стало не только делом его совести, но и обязательным условием возможности заниматься клинической практикой, только систематически проходя курсы повышения квалификации.

Опираясь на свой клинический опыт, М. Я. Мудров утверждал требование индивидуального подхода к каждому больному — «лечение не болезни, а самого больного». Все назначения врача, от лекарственных средств до диетического режима, должны быть строго индивидуальны. Другая прогрессивная деонтологическая мысль великого клинициста заключалась в распространении понятия врачебного долга на отношение врача к здоровым людям, которых «должно брать на свои руки для предохранения от болезней», ибо «легче предохранить от болезней, нежели их лечить»¹.

Мастер общения с больными, М. Я. Мудров раскрывает всю сложность взаимного контакта врача и пациента: «Теперь ты испытал болезнь и знаешь больного; но ведай, что и больной тебя испытал и знает, каков ты. Из сего ты заключить можешь, какое нужно терпение, благоразумие и напряжение ума дабы выиграть всю его доверенность и любовь к себе, а сие для врача всего важнее»^[1][2]. Развивая эту тему, М. Я. Мудров указывает на существование «душевных лекарств» психологического свойства, которые всегда связаны с правильным этическим поведением врача, его умением поговорить с больным, успокоить его и внушить надежду на выздоровление.

Обличая коллег, недостойных профессии, Мудров в первую очередь называет посредственного врача, который приносит больше вреда, чем пользы: больные, оставленные этим врачом, могут выздороветь, а пользованные им умрут. Также он считает бесчестным врача, который не оказывает помощи тому, кто не в состоянии за нее заплатить. Бесчестен и врач, который разглашает врачебную тайну, так как из-за болтливости не может обуздать язык свой, «сей малый, но дерзкий уд». Сам же М. Я. Мудров всей своей деятельностью, до самого последнего дня, утверждал благородство врачебной профессии. Он ушел из жизни в 1831 г. после многомесячной героической борьбы с эпидемией холеры в Поволжье, а затем в Петербурге.

Особо подчеркнем, что понимание М. Я. Мудровым существа врачебной этики было значительно глубже, чем в тексте Факультетского обещания^[3], которое давали российские врачи XIX в., вступая в профессию. На первый план в нем выдвигались не интересы пациента, а честь врачебного сословия и этика взаимоотношений внутри него.

Другим великим московским врачом, посвятившим свою жизнь страдающим людям, был Федор Петрович Гааз (1780—1853), которого называли «святым доктором». Гааз не оставил работ по врачебной этике, но вся его жизнь была воплощением высочайшего гуманизма. Во время Отечественной войны 1812 г. работал в качестве хирурга в Русской армии, прошел вместе с ней путь от Москвы до Парижа и добросовестно и самоотверженно лечил больных и раненых, как наших, так и военнопленных. По его глубокому убеждению, каждый страдающий человек достоин сочувствия и медицинской помощи.

После войны, вернувшись в Москву, Ф. П. Гааз отдавал больным не только все свое время и врачебный и организаторский талант, но и все свои средства. В Москве, на Петровке, на его личные средства и пожертвования благотворителей была открыта бесплатная «больница для бесприютных». Только за последнее десятилетие жизни доктора в ней получили лечение около 30 тыс. больных. Федор Петрович лелеял каждого пациента, и чем тяжелее было состояние онкологического или холерного больного, тем больше доброты и заботы он получал от «святого доктора». Став членом Московского тюремного комитета и главным врачом московских тюрем, он самоотверженно боролся за улучшение участи заключенных и ссыльных, против жестокости и унижений, царивших в тюрьмах в то время. Сделать удалось многое: была построена тюремная больница, оборудованы помещения для личной гигиены, открыта школа для детей арестантов, облегчен режим, отменены многие унизительные процедуры. Гааз добился освобождения от кандалов старых и больных заключенных, а для остальных сконструировал облегченный вариант кандалов и после испытаний на себе внедрил его в жизнь.

Исторические параллели

В конце XVIII столетия французские врачи Ж. Гильотен и А. Луи сумели убедить власти использовать для казни приговоренных к высшей мере наказания гильотину в качестве более быстрого и менее жестокого способа по сравнению с другими, существовавшими в те времена во Франции. В начале XX в. известный немецкий хирург Л. Бир, проведя исследование характера ранений, получаемых солдатами в область головы и шеи, участвовал в разработке стального шлема (каски) для солдат, который минимизировал количество и качество поражений.

Когда доктор Гааз умер, тысячи москвичей шли за гробом, провожая в последний путь великого гуманиста. Он похоронен на Введенском (тогда Немецком) кладбище в Москве, на могильном камне высечены слова, бывшие его жизненным девизом: «Спешите делать добро». Памятник Ф. П. Гаазу установлен в Москве, в Малом Казенном переулке, во дворе НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков (в то время Александровская больница, бывшая Полицейская, т. е. тюремная больница, открытая Гаазом). Символично, что скульптор Н. А. Андреев отказался от вознаграждения за свою работу.

Если говорить о вкладе Ф. П. Гааза в биоэтику, то своей деятельностью и борьбой за человечное отношение к заключенным и военнопленным он на несколько десятилетий опередил авторов принятых впоследствии международных документов о гуманном обращении с военнопленными и заключенными и об их правах.

Многогранной деятельности Николая Ивановича Пирогова (1810— 1881), великого хирурга, ученого, организатора здравоохранения и просвещения, посвящены многочисленные статьи, книги и монографии. Мы сделаем акцент на его идеях профессионально-этического содержания.

Во-первых, разносторонняя и плодотворная деятельность Н. И. Пирогова полностью соответствовала его представлениям о враче как об общественном деятеле: «Врач уже в силу своего призвания — непременно общественный деятель»^[4].

Во-вторых, Н. И. Пирогов совершил мужественный для врача поступок, который возвел в нравственный принцип: не скрывать своих ошибок, учиться на них самому и учить других. Он обнародовал все свои ошибки и неудачи и обратился к коллегам: «чистый перед судом моей совести, я смело вызываю мне показать: когда и где я утаил хотя бы одну мою ошибку, хотя бы одну мою неудачу?». Выход в свет работы «Анналы Дерпгской хирургической клиники» В. В. Вересаев назвал «откровенностью гения».

Перспективная идея Николай Иванович Пирогов заложил деонтологи ческу ю традицию в отечественной медицине — всесторонние «покаянные» разборы деятельности клиник. Одними из первых его последователей стали Сергей Петрович Боткин (1832—1889), Григорий Антонович Захарьин (1829—1898), Алексей Александрович Остроумов (1844—1908).

В-третьих, участвуя в Крымской войне (1853—1856), Н. И. Пирогов разработал и внедрил в практику принципы сортировки раненых по степени тяжести: 1) требующие срочных операций; 2) легкораненые, переправляемые в лазареты для долечивания; 3) не требующие срочных операций; 4) умирающие, нуждающиеся в последнем уходе (медицинская сестра) и предсмертных утешениях (священник). Такой подход важен не только в технологическом, но и в этическом плане, позволяет достичь максимально возможного благоприятного результата. Великий хирург нашел удачный, совершенно оправданный в подобных случаях переход с позиций деонтологической этики на этику утилитаристскую. Новация Н. И. Пирогова, которую тоже следует назвать блестящей идеей, получила мировое признание.

В-четвертых, отметим, что Н. И. Пирогов был убежденным сторонником привлечения женщин в медицину. В период Крымской войны, организуя деятельность сестер милосердия и сердобольных вдов по уходу за ранеными, он пришел к выводу, что «никто лучше женщин не может сочувствовать страданиям больного и окружить его попечениями».

Ведущие клиницисты России XIX в. придерживались традиции врачебного патернализма — поддерживать веру больного в успех лечения даже в безнадежных случаях. Так, великий русский клиницист и ученый С. П. Боткин заявлял: «Я считаю непозволительным врачу высказывать больному сомнения о возможности неблагоприятного исхода болезни Лучший тот врач, который умеет внушить больному надежду: во многих случаях это является наиболее действенным лекарством»¹. С ним был полностью солидарен не менее известный московский профессор Г. А. Захарьин, который также считал, что для успеха лечения необходимо «ободрить больного, обнадежить выздоровлением» и даже в тяжелых случаях по крайней мере указать «на те хорошие стороны состояния больного, которые последний в своем мрачном состоянии не ценит»^[5][6].

Однако в вопросах гонорара за лечение корифеи расходились во взглядах. Боткин, лечивший неимущих бесплатно, всегда служил примером бескорыстия. Не случайно именно Боткин добился постройки бесплатной больницы, открытой в 1882 г. (позднее названной его именем). В то же время все знали, что лечиться у Г. А. Захарьина очень накладно для пациента среднего достатка. Сам же профессор в ответ на упреки о высокой стоимости его врачебного мастерства ссылался на баснословные гонорары адвокатов, спасающих от каторги заведомых подлецов и мошенников, — а он спасает людей от смерти.

Неоценимую роль в создании высоконравственной профессиональной атмосферы и развитии медицинской этики сыграла газета «Врач», основанная в 1880 г. учеником С. П. Боткина — Вячеславом Авксентьевичем Манассеиным (1841 — 1901). Искуснейший клиницист и талантливый ученый, непревзойденный лектор, обращаясь к ученикам и коллегам, он всегда подчеркивал нравственную составляющую врачевания — профессии, которой следует отдаваться «всей душой, бескорыстно, с любовью и самоотвержением». И сам, прозванный «рыцарем врачебной этики», полностью соответствовал этому идеалу. Более того, говоря современным языком, его с полным основанием можно назвать также «рыцарем биоэтики». Манассеин был принципиальным противником смертной казни и телесных наказаний, абортов и контрацепции и призывал коллег поддержать его позицию; активно выступал против половых, национальных и сословных ограничений в получении медицинского образования и доступа к врачебной и преподавательской деятельности. Будучи сторонником абсолютной врачебной тайны, он аргументировал свою позицию не только деонтологической этикой, но и соображениями утилитарного характера, ссылаясь на злободневную для того времени проблему лечения сифилиса: больные должны быть уверены в конфиденциальности, иначе они не обратятся к врачу и «сделаются рассадниками сифилиса в самых обширных размерах».

Журнал «Врач» освещал актуальные этические проблемы того времени: бесстыдную, лживую медицинскую рекламу и саморекламирование врачей; барское отношение некоторых профессоров к своим сотрудникам; забвение древнего врачебного обычая — лечить коллег бесплатно. (Сам В. А. Манассеин не только коллег, но и малоимущих пациентов принимал бесплатно, а нетоварищеские отношения врачей на почве зависти или конкуренции называл «омерзительными поступками».) По его инициативе был организован фонд — «Капитал для выдачи пособий нуждающимся врачам и их семьям». «Манассеиновский рубль», как называли его медики тех лет, помог многим из них, а также их близким, попавшим в беду. Эта взаимопомощь, организованная человеком, неравнодушным к товарищам по профессии, и есть пример настоящих коллегиальных отношений.

Следует особо отметить, что в тот период «Врач» был единственным в мире изданием, бескомпромиссно выступающим против экспериментирования на пациентах в интересах науки. Вполне закономерно, что и учитель В. А. Манассеина С. II. Боткин был противником экспериментов над пациентами, аргументируя свою позицию уровнем развития медицинской науки, не позволяющим достаточно точно предвидеть степень опасности для испытуемых. Иными словами, пока, по мнению ученого и клинициста, экспериментировать было безнравственно.

К дискуссии о характере врачебной тайны, развернувшейся в России, присоединился известный адвокат Анатолий Федорович Кони (1844—1927). Он был противником абсолютизации врачебной тайны и считал, что в случае угрозы здоровью других людей, интересам общества врач имеет право нарушить профессиональный обет ее неразглашения. В частности, выступая в 1893 г. на заседании Общества сифилидологов и дерматологов, он заявил, что если больной сифилисом угрожает своим поведением заразить другого человека, то «из-под оболочки врача должен выступить гражданин».

Кони не оставил без внимания и другую спорную этическую и правовую проблему. Предвидя развитие общества в обозримом будущем, он сформулировал обязательные условия, при которых может быть нравственно и юридически оправдана активная эвтаназия.

• 1. Осознанная и настойчивая просьба больного.
• 2. Несомненность в безысходности диагноза, единогласно подтвержденная коллегией врачей.
• 3. Невозможность облегчить страдания больного.
• 4. Предварительное уведомление органов прокуратуры.

Перспективная идея

Дальнейшее практическое развитие этой проблемы подтвердило прозорливость Л. Ф. Кони: именно на основе подобных условий в ряде стран стала законодательно вводиться добровольная активная эвтаназия.

В начале XX в. в России развернулись бурные дискуссии о миссии врача в обществе и его нравственной жизненной позиции. Идеологический конфликт этих дискуссий был резко обозначен позициями авторов двух книг: «Записки врача» Викентия Викентьевича Вересаева (1867—1945) и «Врачебная этика. Обязанности врача во всех отраслях его деятельности» немецкого врача Альберта Молля (1862—1939) (на русский язык, кстати, переведена самим Вересаевым). По мнению А. Молля, высокие задачи, такие как стремление к общему прогрессу, — совсем не дело врача; его дело — быть честным с конкурентами и отстаивать корпоративные экономические интересы, достигаемые через свободное соглашение относительно гонорара с пациентом, которого правильнее именовать «клиентом». Вересаев понимал миссию врача иначе: «Врач — если он врач, а не чиновник врачебного дела — должен прежде всего бороться за устранение тех условий, которые делают его деятельность бессмысленною и бесплодною». Медицина, по его мнению, должна заботиться о здоровье всех людей, а не только богатых и свободных. Утверждая право каждого человека на квалифицированную медицинскую помощь, Викентий Викентьевич формулирует требование, которое Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) выдвинет в документе «Повестка дня для современной биоэтики» в 90-е гг. XX в.

Разрабатывая так называемые «проклятые вопросы» медицины (острые проблемы этического содержания), В. В. Вересаев начинает с собственного опыта — «синдрома недееспособности молодого врача», который характерен для первых лет самостоятельной практики, когда доктор, по сути, набивает руку на пациентах, вся беда которых, кроме болезни, в том, что они попали на прием к начинающему врачу. Но эта проблема меркнет рядом с той, которую обнаружил Вересаев как исследователь. Он собрал огромный фактический материал о проведении экспериментов на людях в интересах науки в различных странах. Врачи проводили эксперименты на не подозревающих об этом пациентах либо на тех, кто был не в состоянии понять, что стал объектом исследований (дети, слабоумные, умирающие): их заражали венерическими болезнями, наблюдали, испытывали новые методы лечения — и оправдывали себя тем, что полезный для науки и человечества результат стоит страданий нескольких людей. Вересаев отвергает подобный ценностный подход и приходит к выводу, что «вопрос о правах человека перед посягающею на эти права наукою неизбежно становится коренным, центральным вопросом врачебной этики»^[7].

Перспективная идея Бурное развитие биомедицинской этики в XXI в. — яркое свидетельство гениальной прозорливости В. В. Вересаева в отношении ее центральной проблемы: права человека в медицинской науке и практике.

Книга «Записки врача» вызвала сильный резонанс в российском обществе. Сам император России Николай II откликнулся на выход книги — приказал разобраться и прекратить опыты на людях. У автора появились многочисленные сторонники и противники. Последние писали Вересаеву гневные письма и предлагали сжечь книгу.

Своей смелой и откровенной книгой российский врач и писатель поднял биоэтическую проблему экспериментов на человеке, которая станет центральной для медицинской науки в середине XX в. и потребует принятия многочисленных международных документов (Нюрнбергский кодекс, Хельсинская декларация и др.).

После Октябрьской революции 1917 г. в России начались радикальные преобразования в области организации медицинской помощи населению. В июле 1918 г. был учрежден Народный комиссариат здравоохранения Российской Республики под руководством Николая Александровича Семашко (1874—1949) — первое в мире общенациональное министерство здравоохранения. Медицина стала государственной, а жизнь и здоровье человека соответственно рассматривались не только как личная собственность, но и как общественная ценность. В связи с этим охрана здоровья и оказание медицинской помощи стали государственным и общественным делом. Благодаря самоотверженной работе медиков, а также энергичной и последовательной деятельности, но просвещению народных масс удалось добиться существенных результатов в борьбе с заболеваемостью и оздоровлении населения. Впоследствии такие важные формы деятельности в здравоохранении, как общая профилактическая направленность, борьба с заболеваемостью туберкулезом и организация скорой медицинской помощи, будут признаны ВОЗ как образцовые для других стран. Яркие страницы в историю медицины будут вписаны советскими врачами, помогавшими решать проблемы здравоохранения в других странах. Например, было буквально спасено население Монголии, где до прихода наших медиков каждый второй житель болел туберкулезом, а каждый третий — сифилисом. Советские ученые и врачи так плодотворно помогли Кубе в организации медицинской науки и практики, что в марте 2012 г. ВОЗ заявила, что Куба представляет собой страну с лучшей на планете системой здравоохранения и является образцом качества в этой сфере.

Но вернемся к развитию медицинской этики в России в послереволюционные годы. Развернулись дискуссии, в ходе которых был поставлен вопрос, не является ли профессиональная этика врача буржуазным пережитком прошлого, с которым нужно расстаться, поскольку на смену пришла универсальная коммунистическая мораль. «Этика советского врача — это этика своей социалистической Родины, это этика строителя коммунистического общества, это коммунистическая мораль», — так заявил нарком здравоохранения Н. А. Семашко, считавший, что вопросы врачебной этики диаметрально противоположно решаются в Советской России и капиталистическом обществе.

В силу временно воцарившегося профессионально-этического нигилизма и революционного радикализма последовали соответствующие действия:

• — отменено Факультетское обещание врача;
• — требование врачебной тайны признано устаревшим, так как болезнь не вина, а беда, постигшая человека;
• — разрешение абортов было признано актом освобождения женщины от социального гнета.

Кроме того, стало обычным делом поколотить не понравившегося врача как выходца из буржуазной среды.

Легализация активной эвтаназии по просьбе больного в Советской России в 1922 г. была также революционным поступком, а не результатом длительных раздумий и дискуссий о праве человека на достойный уход из жизни. Об этом свидетельствует и отмена данного права, последовавшая через несколько месяцев после его введения.

Однако мораль рождается и утверждается на базе социальной практики и конкретных человеческих отношений, а не по желанию или решению отдельных лиц. Реальная врачебная практика, взаимоотношения медиков с пациентами и между собой убедительно доказывали, что государственная медицина не отменяет профессиональную этику и не может заменить ее коммунистической моралью. К месту вспомнили и мудрые слова основоположника марксизма Ф. Энгельса: «Каждый класс и даже каждая профессия имеют свою собственную мораль». Впоследствии II. А. Семашко, уже не будучи главой отечественного здравоохранения, признал, что отрицание врачебной тайны в 1920;е гг. было ошибкой, а в статье «Об облике советского врача» (1945) вернулся к понятию врачебной этики.

Ведущую роль в реабилитации медицинской этики в нашей стране сыграл известный хирург-онколог Николай Николаевич Петров (1876— 1964), который в 1939 г. опубликовал статью «Вопросы хирургической деонтологии», а в 1944 г. — книгу с таким же названием. Книга оказалась настолько актуальной, что неоднократно переиздавалась. Автору удалось убедительно показать специфику нравственных взаимоотношений в хирургии, особенно в вопросах информирования хирургического больного и получения согласия на операцию. По сути, профессор Петров концептуально обосновал правило добровольного информированного согласия. Но значение работы не ограничивалось этим: хирург-онколог вдохновил и побудил врачей и ученых других медицинских специальностей на подобные исследования в своих областях деятельности.

В советской медицине широким фронтом развернулась работа по освоению деоптологической проблематики. Результатами этой многогранной деятельности явились Первая Всесоюзная конференция по проблемам медицинской деонтологии (1969) и двухтомник «Деонтология в медицине» (1988). Лишь некоторые работы того периода выходили за рамки ставших традиционными деонтологических исследований — например, публикации академика Ивана Тимофеевича Фролова (1929—1999) о перспективах развития человека в свете научного прогресса.

Новый этап преобразований в российской медицине и исследований по биоэтической проблематике начался уже в 1990;е гг. Были созданы научные и организационные центры по проблемам биоэтики, стали издаваться монографии, сборники и учебники по биоэтике отечественных авторов. Происходящие в медицине перемены получили законодательную базу. В 1992 г. были приняты закон Российской Федерации «О трансплантации органов и тканей» и закон Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях граждан при ее оказании», а в 1993 г. — «Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан». В ноябре 1994 г. Ассоциацией врачей России был принят Этический кодекс российского врача. Все эти документы официально утверждали в стране биоэтическую модель врачевания. Принятие 21 ноября 2011 г. Федерального закона № 323-ФЗ на смену предыдущих законов подтвердило преемственность избранного страной курса развития отношений в медицине.

• [1] Мудрое М. Я. Избранные произведения. М.: Изд-во АМН СССР, 1949. С. 237.
• [2] Там же. С. 232.
• [3] Факультетское обещание врача — торжественное обязательство честно выполнять врачебный долг, дававшееся при окончании высшего медицинского учебного заведения в дореволюционной России; берет свое начало от клятвы Гиппократа.
• [4] Цит. по: Яковлев В. М., Иванов Л. JI. Врачебная этика и деонтология в клинике внутренних болезней. Омск: ОГМИ, 1983. С. 15.
• [5] Боткин С. П. Курс клиники внутренних болезней и клинические лекции. Т. 1—2. М. :Медгиз, 1950.
• [6] Захарьин Г. Л. Клинические лекции и избранные статьи. 2-е изд., доп. М. :Печатня А. И. Снегиревой, 1910.
• [7] Вересаев В. В. Записки врача. СПб.: Типография А. Е. Колинского, 1902.