Год. 
Внешняя политика

ДОКЛАД НА ПЛЕНАРНОМ ЗАСЕДАНИИ ВЦИК (Договор с Эстонией) 4 февраля 1920 г.

Мирный договор с Эстонией является результатом продолжительной дипломатической работы, сложной борьбы и имеет целую историю. Уже летом, когда выяснилось, что мы недостаточно сильны для того, чтобы одновременно бороться против наступающих Деникина и Колчака и одновременно помешать Антанте создать ряд буржуазных республик на нашем западном фронте, уже тогда нам стала ясна необходимость прийти к мирному соглашению с этими республиками Наша первоначальная мысль, когда начинались эти переговоры, больше чем шесть месяцев тому назад, заключалась в том, чтобы обезопасить наш западный фронт, чтобы хотя бы в одном пункте предотвратить грозящую нам опасность и оставить идущий против нас натиск врагов. Но с течением времени вместе с развитием всей нашей внешней политики по отношению к Антанте этот первоначальный смысл переговоров с Эстонией значительно расширился и углубился.

Наш договор с Эстонией превратился, так сказать, в генеральную репетицию соглашения с Антантой, превратился в первый опыт прорыва блокады и в первый эксперимент мирного сожительства с буржуазными государствами.

В тот момент, когда мы начинали переговоры, эти перспективы вырисовывались перед нами только в отдаленном будущем. В июле перед нами была задача непосредственного предотвращения грозящей нам отовсюду опасности, и я должен отметить громадную заслугу эстонских товарищей-коммунистов, которые абсолютно отодвинули на задний план свои местные интересы, приняли во внимание исключительно интересы революции в целом. Они первые обратили внимание наше на то, что в широких массах Эстонии господствует жажда мира, что в случае нашего мирного предложения эти массы будут оказывать самое серьезное давление на правительство и что в самой буржуазной среде Эстонии имеется сильное течение в пользу мира.

Первый шаг наш должен был заключаться в том, чтобы успокоить эстонскую буржуазию относительно якобы опасности нашего вторжения и наших якобы попыток силой раздавить Эстонию. Нас ложно обвиняли в том, будто бы мы собираемся раздавить Эстонию и уничтожить ее независимость. Это было главным орудием, посредством которого эстонская военная партия поднимала против нас как эстонскую буржуазию, так и те крестьянские и частью рабочие массы, которые боялись нашего вторжения и нашествия. Поэтому 21 июля по совету эстонских коммунистов мы заявили через Реввоенсовет республики, что наши войска не переступят границ прежней эстляндской губернии, и это сообщение было послано по радио в Ревель. Это был первый подготовительный шаг к переговорам.

В течение августа происходило нечто в роде предварительного нащупывания почвы через посредство приехавшего к нам английского профессора Гуда^[1], который указал нам, что как те круги английского правительства, которые настроены компромиссно по отношению к Советской республике, так и буржуазные круги Эстонии особенно дорожат установлением нейтральной зоны между Эстонией и Россией.

Итак, в тот момент еще абсолютно не было речи о прорыве блокады: наоборот, речь шла об установлении нейтральной зоны, которая успокоила бы эстонскую буржуазию и компромиссные элементы Англии по вопросу о якобы военном или мирном наступлении со стороны большевиков. После этого, 31 августа, мы послали наше первое мирное предложение Эстонии, в котором предложили вступить в мирные переговоры с тем, чтобы установить границы эстляндского государства, нейтральную зону и способ управления ею на базисе признания независимости Эстонии. Тут мы впервые заговорили о признании ее независимости. Этой нашей принципиальной позицией мы могли побить наших противников Колчака и Деникина.

4 сентября мы получили ответ эстонского правительства, где оно нам заявляло, что со стороны эстонского правительства нет препятствий к ведению переговоров о прекращении военных действий и урегулировании взаимных отношений между обеими республиками.

Этот ответ сейчас же значительно расширил содержание предстоявших переговоров. Речь шла уже не только о прекращении военных действий и установлении нейтральной зоны, а об урегулировании взаимных отношений в будущем, что могло заключать выработку полного мирного договора. Таким образом, в сентябре наша задача уже расширилась настолько, что мы стояли перед серьезными переговорами с Эстонией.

Положение уже в тот момент было таково: в Эстонии широкие крестьянские и рабочие массы жаждали мира, боялись нашего нашествия, но известие о нашем мирном предложении и мирных переговорах окончательно лишало их всякого желания и готовности вести войну. Эстонские солдаты в своей массе сражались только потому, что считали, что они якобы защищают свою независимость, защищают свой семейный очаг, свое хозяйство. Раз эта опасность устранилась, у солдат исчезло всякое желание вести войну. Этим создавалось очень сильное давление на эстонское правительство. Однако это давление было недостаточно. В политических правительственных кругах Эстонии мы имели перед собой так называемые социалистические соглашательские партии, которые все время стояли и стоят на почве требования заключения мира с Советской Россией. Но они настолько нерешительны в своей политике, что, когда представители буржуазных партий вышли из соглашательского министерства, это привело к тому, что после некоторого колебания это министерство вышло в отставку, и в Эстонии снова создалась коалиция с буржуазией, которая фактически играет в ней первую скрипку. На другом фланге была военная партия во главе с главнокомандующим Лайдонером, который категорически заявил в интервью, что он стоит абсолютно против всякого соглашения с Россией. Но в конце концов он оказался недостаточно сильным для того, чтобы помешать заключить мир с нами. Решающей силой оказалась эстонская буржуазия, которая одна выдвинула политически зрелые элементы, способные руководить эстонским буржуазным государством, и которая была представлена в переговорах с нами в лице Поска и Пийпа. Итак, наши переговоры свелись к сделке с эстонской буржуазией. Широкие массы были недостаточно сильны, чтобы одним принудить правительство к миру; соглашательские партии были также недостаточно сильны, эстонская же буржуазия ради заключения мира требовала предоставления выгод для себя.

Двумя вещами мы приобрели возможность сделки с ней: это, во-первых, полное абсолютное признание эстонской независимости и, во-вторых — предоставление эстонской буржуазии выгод. Вот почему в этом договоре вы находите 15 миллионов золотом^[2], и в течение всего января переговоры, которые происходили секретно, касались тех выгод, которые эстонская буржуазия получит от нас. Но на этих вопросах эстонская политика переплелась с мировой. Именно на вопросе об Эстонии больше, чем где бы то ни было, разошлись две линии — линия Франции и Англии. Оба крыла в Англии, как компромиссный Ллойд Джордж, так и непримиримый Черчилль, сходились в том, чтобы создать полосу независимых государств на западных окраинах России. И тем, что мы пошли на мирные переговоры вообще с этими государствами и приняли эту программу создания кордона прибалтийских государств, мы пошли навстречу английской программе и тем самым создали твердую почву вообще для компромиссов с английской политикой.

На эстонском вопросе абсолютно разошлись Англия и Франция. Англия — это мировая политика, Франция — это континентальная европейская политика. Англия — это сливки капиталистического общества, верхи капиталистического общества с самым широким кругозором и далекими перспективами. Франция — это банкир, нажившийся мелкий буржуа, заботящийся о своих прибылях и своих сбережениях. Но, кроме того, политика Франции диктуется также вечным страхом перед возрождением Германии. Политика Англии диктуется соображениями мировой политики, интересами капиталистического общества в целом, между прочим и по отношению к развивающейся социальной революции. Английские капиталистические господствующие слои — это классическая среда компромисса, доведшая до величайшего совершенства понимание того, какие назревают новые исторические силы и как надо обезвредить их компромиссами. Слова Ллойд Джорджа, что лучший способ борьбы против большевизма есть хлеб, являются глубочайшей формулировкой стремлений Англии идти на компромиссы. Конечно, Англия представляет явление сложное, в Англии есть своя военная партия, свои шарфмахеры^[3], но в ней есть группа дальновидных политиков, стремящихся к предотвращению грозящей нынешнему обществу опасности, Франция — это стремление к абсолюту, к доведению принципа до конца в абсолютной форме. Клемансо как папа Пий IX, который провозглашал анафему всякому, кто объявит, что возможно соглашение между святейшим отцом и либерализмом, прогрессом и современной цивилизацией. Так и Клемансо объявляет анафему всякому, кто признает возможным соглашение с Советской Россией, анафему Эстонии, если она пойдет на соглашение с нами. Англия идет на компромисс со всякой силой, которая есть сила: Деникин, Колчак нас бьют — Англия перестает говорить о соглашении с нами. Мы усиливаемся — Англия идет опять на компромисс с нами. Главное, чего Англия добивалась специально в данной области, было создание полосы независимых государств. Другое дело Франция: она ни в коем случае не хотела на это идти. Франция отвергает это, как отвергают это Колчак и Деникин.

И вот между этими двумя мировыми контрастами находилась буржуазия маленькой Эстонии. Она выбрала очень простой путь: везде во всем с Англией. Но, с другой стороны, Франция играет большую роль в Верховном союзном совете. Сама Англия имеет несколько политик, одновременно друг другу противоречащих, и те же Пийп и Поска не всегда были уверены, верно ли они разгадывают желания Англии. В течение последних месяцев они получали противоречивые инструкции. Ллойд Джордж заявил: Англия не мешает примирению Эстонии с Россией. С другой стороны, Вертело заявил: Верховный союзный совет примет меры против Эстонии, если Эстония заключит мир с Советской Россией. В английской прессе это противоречие освещалось в оппозиционной печати, и писатели левого крыла указывали на его неразрешимость. Ллойд Джордж заявляет: мы не мешаем; а Вертело заявляет: мы примем меры, если Эстония заключит мир. Дело в том, что и в самой Англии есть не одна политика, а несколько различных политик. Английские политики не желали себя связывать в одном направлении. Прислушивающиеся к их голосу последователи вроде эстонского правительства с трудом могли разбираться, серьезно ли разрешает Англия, или не разрешает примирения с Россией.

В этой очень сложной международной обстановке происходили переговоры. К этому нужно прибавить еще то, что Франция представляет известные выгоды тем, которые следуют велениям ее политики. В частности, в Латвии, где французские офицеры создавали и создают теперь, может быть, добровольческие белогвардейские отряды, с этим связываются всевозможные выгоды, подряды и т. д. Перед эстонской буржуазией стоял вопрос: если она пойдет по пути Франции при неясной выжидательной политике Англии, то, может быть, она через эти подряды получит больше чем-то, что мы ей предлагаем. С этим нам тоже приходилось считаться.

Мы все время считались с тем, что происходит как бы генеральная репетиция соглашения с Антантой. Раскрывая широкие перспективы выгод для буржуазии от соглашения с нами, мы тем самым эти перспективы раскрывали не перед одной эстонской буржуазией, а перед внимательно следившей за этими переговорами английской буржуазией. Каждое слово, произносившееся в Юрьеве^[4], имело свой резонанс на берегах Темзы, и во время этих переговоров мы говорили и о тех концессиях, которые могут быть предоставлены иностранным капиталистам, и о возможности широкого товарообмена, посылки сырья за границу, доставки машин из-за границы. Все это привело к тому, что юрьевские переговоры сыграли гораздо большую роль, чем могло казаться на первый взгляд. Такова была обстановка, которая постепенно развивалась, но в своих основных чертах стояла перед нами уже в сентябре.

Ко всему этому присоединяются сложные взаимоотношения между балтийскими республиками. После того как 4 сентября мы получили тот ответ, который я сообщил, мы на основании этого удачного результата предприняли наш следующий шаг по пути того, что в западной печати было названо «мирной оффензивой». Военной оффензиве Антанты мы противопоставили нашу мирную оффензиву.

11 сентября мы обратились с мирными предложениями к Финляндии, Латвии и Литве. Когда 17 сентября открылась мирная конференция в Пскове, мы прежде всего поставили вопрос о перемирии. В этот момент для нас это перемирие было первейшей потребностью. На это эстонцы ответили, что сначала должны быть выяснены некоторые предпосылки, а такой предпосылкой является — будем ли мы заключать мир и с соседними балтийскими госудурствами. Мы в ответ огласили мирные предложения, отправленные 11 сентября соседним государствам. Эстонские делегаты снеслись с правительством и ответили, что желают отложить продолжение мирных переговоров до получения ответа от других балтийских государств. Таким образом, первая встреча, происшедшая 17—18 числа в Пскове, кончилась ничем. Соглашения и попытки соглашений с балтийскими государствами происходили в целом ряде конференций в Юрьеве, Ревеле, Риге и недавно в Гельсингфорсе. В сентябре и начале октября было три таких конференции, после которых нам официально были поставлены вопросы, — теперь уже можно об этом сообщить ввиду того, что мир с Эстонией сделался уже фактом:

Согласимся ли мы на создание нейтральной зоны, которая должна была быть в распоряжении нейтральной державы? Соглашаемся ли мы на признание этнографических границ и, наконец, на прекращение революционной агитации и пропаганды?

Мы заявили, что мы готовы отказаться от агитации и пропаганды официальной, то есть руками нашего правительства, ничего не возражаем против нейтральной зоны и этнографической границы. Об условиях управления нейтральной зоны мы ничего не сказали. Все это дало нам возможность вести дальнейшие переговоры. Конференция с тремя государствами была назначена на 25 октября.

Но 25 октября нам было сообщено, что Латвия занята борьбой против Вермонта, а Литва согласна вести переговоры только о перемирии.

• 17 ноября в Юрьеве была конференция т. Литвинова с Эстонией. Латвией и Литвой об обмене заложников и гражданских пленных и одновременно произошли его переговоры с Эстонией, которые создали базу для наших дальнейших переговоров.
• 5 декабря началась юрьевская конференция, результаты которой представляются ЦИК здесь. 31 декабря было заключено перемирие и парафированы соглашения о независимости Эстонии, границах и военных гарантиях. Для нас главным вопросом были военные гарантии. На их выработку было потрачено много времени. Границы были проведены несколько восточнее прежней эстляндской губернии. Была постановлена нейтрализация спорных местностей на два года.

Итак, путь был расчищен. Весь январь прошел в переговорах об экономических отношениях. Мы с самого начала стали на твердую позицию: пусть будут установлены в договоре основные принципы, все детали должны быть выработаны потом. Эстония, наоборот, стремилась к тому, чтобы как можно больше деталей внести в мирный договор. Мы выдвигали принцип: никаких взаимных расчетов, на всех взаимных претензиях должен быть поставлен крест. Если бы мы стали вдаваться в расчеты, наша работа была бы бесконечной, и в конце концов это было бы невыгодно для самой Эстонии. Эстония согласилась на словах принять этот принцип, но рядом оговорок она его уничтожала, Эстония различала местное и центральное государственное имущество. В Эстонии было местное имущество, и она отказывалась от доли в местном имуществе по всей России. Но, кроме этого, было и имущество еще центральное, из которого она требовала себе доли, в частности, из золотого фонда. Еще в середине декабря возник вопрос о золотом фонде. Мы согласились ради заключения мира сделать исключение из нашего принципа «никаких расчетов». Но это должно было носить характер только уступки относительно Эстонии, но ни в коем случае не отказа от принципа или прецедента для других государств.

Однако эстонцы настаивали на том, что это их право, и в начале января не удалось найти в этом вопросе такой формулы, которую можно было бы огласить. Поэтому в течение января переговоры приходилось вести секретно, и только в конце была выработана та формула, которая внесена в договор и которая дала возможность огласить переговоры о предоставляемых Эстонии выгодах.

В первую половину января, когда Эстония еще не подозревала, что предстоит близкое снятие блокады, она потребовала, между прочим, преимущества на получение из России сырья и преимущественного права на доставку России товаров, причем это преимущество должно было быть дано на 5 лет. Это требование было выставлено за 5 дней до снятия блокады.

Снятие блокады повело к тому, что целый ряд требований эстонцев был взят обратно. Но оставалось требование о концессиях. Тут пришлось пойти на уступки. Мы дали им 15 миллионов золотом и вручили ноту относительно лесной концессии, причем окончательные условия концессии должны будут быть выработаны потом, но некоторые условия пришлось зафиксировать и в этой ноте. После этих двух уступок сделалось возможно подписание мира.

Почему мы пошли на эти уступки? Пред нами сейчас стоят величайшие, всемирно-исторические задачи. Пред нами стоит задача нашей строительной работы, причем эта задача не только внутренняя, а мировая. Перед всем миром стоит задача экономического восстановления после той разрухи, в которой находится мир, и победа будет за тем, кто сумеет вывести общество из разрухи. Когда Ллойд Джордж говорит, что большевизм можно победить хлебом, — это значит, что английские капиталисты надеются справиться с разрухой и требованиями рабочего класса. В этом мировом поединке победит тот, кто победит на строительной работе. И вот, имея в виду эти безбрежные задачи, мы пришли к заключению, что можно заплатить 15 миллионов золотом и дать концессию на 50 тысяч десятин леса. На эти конкретные уступки пришлось пойти, чтобы сделать возможной ту работу, которая нам теперь предстоит.

«Вестник НКИД» № 3, февраль 1920 г., стр. 1—6.

• [1] Английский педагог и общественный деятель Гуд приехалв Советскую Россию в 1919 г. как корреспондент влиятельной буржуазной газеты «Манчестер гардиан». Был принят В. И. Лениным. Возвратившись на родину, активно выступал против антисоветской интервенции.
• [2] В соответствии с советско-эстонским мирным договором РСФСРпередала Эстонии 15 млн руб. золотом.
• [3] Шарфмахеры (от нем. scharfmachen) — экстремисты, сторонники крайних действий.
• [4] Речь идет о советско-эстонских мирных переговорох 1920 г. в Юрьеве (ныне Тарту).