Ответственность ученого в условиях системы «наука—техника»

Соотношение научно-технического прогресса и нравственности стало одной из проблем XX в. История этого столетия подвергла серьезным сомнениям уверенность в том, что научные достижения всегда являются благом для человека и человечества. Создание на основе науки невиданного по своей разрушительной силе оружия массового поражения, экологические проблемы, возможность использования достижений генетики, кибернетики, лазерной техники и других научных открытий в антигуманных и антиобщественных целях — все это как никогда остро поставило вопрос о нравственной ответственности ученых перед обществом.

Однако не только рост могущества человека, обусловленный научно-техническим прогрессом, стал причиной обострения проблемы ответственности. Следует учесть, что в прошлые эпохи наука и техника существовали изолированно друг от друга. Научные достижения не были прямо и непосредственно связаны с техническими, не ученый, а другие люди решали, как и в каких целях будет использовано то или иное научное открытие. Научное изучение природы оправдывалось познавательным интересом. Поэтому вопрос об ответственности ученого мог и не возникать или, во всяком случае, не стоял так остро. Формирование единой системы «наука—техника» существенно изменило ситуацию. В условиях этой системы наука и техника сливаются воедино, и порой трудно сказать, где кончается наука и начинается ее техническое применение. Контексты открытия и изобретения утратили четкую грань, в значительной мере совпали между собой. Теперь ученые в большинстве случаев отчетливо осознают, в каких целях может быть практически использовано научное открытие, а во многих случаях прямо участвуют в его технической реализации. Так было, например, при создании ядерного оружия, при освоении космоса и во многих других случаях.

Следует учесть и тот факт, что со второй половины XX в. колоссальное значение научно-технических достижений стало очевидным. Поэтому сегодня они привлекают внимание всего общества, в том числе бизнесменов, политиков, а также различного рода авантюристов и террористов. Практически любое человеческое сообщество (будь то государство в лице правительства, торговопромышленный концерн или, наконец, преступная группировка) стремится заполучить в свои руки новейшие научно-технические достижения. В современном мире идет ожесточенная борьба за обладание новейшими научно-техническими идеями и проектами, а следовательно, борьба за их авторов — ученых. Широкое развитие получил процесс, названный «утечкой умов». Он означает не что иное, как признание факта, что человеческая мысль, идея стала одной из важнейших сил общественного развития.

В условиях системного единства науки и техники ученый оказывается в гуще переплетения и столкновения различных, часто противоположных интересов. Характерным примером могут служить работы по созданию ядерного и термоядерного оружия.

Весной 1943 г. правительством СССР было принято решение о советском ядерном проекте. Руководителем его стал И. В. Курчатов. Решающим толчком к принятию такого решения были агентурные сведения о работах, активно ведущихся по данному направлению в США. В июле 1945 г. Соединенные Штаты осуществили первое испытание атомной бомбы, а в августе того же года атомные бомбы были сброшены на японские города Хиросиму и Нагасаки. 20 августа 1943 г. в СССР был образован Специальный комитет под руководством Л. Берии. Этим было положено начало полномасштабным работам по реализации советского атомного проекта.

Рассекречивание в середине 90-х гг. документов по советскому проекту ядерного оружия обнаружило значительную роль, которую сыграли в создании советской атомной бомбы сведения агентов, задействованных в американских разработках и сообщавших секретную научно-техническую информацию советской стороне. Роль агентов была широко освещена отечественными средствами массовой информации. На фоне крушения многих представлений об истории советского периода сведения о полученных советскими физиками агентурных данных при создании ядерного оружия были восприняты в искаженном свете: получалось, что даже то, чем привык гордиться советский человек, — создание ядерного щита, — даже это, наряду с другой информацией о советской истории, было ложью. У некоторых сложилось впечатление, что советская бомба целиком «слизана» с американской и, следовательно, роль советских ученых в ее создании ничтожна. Однако в дальнейшем более глубокая и детальная информация о советском ядерном проекте позволила судить об этой проблеме объективно.

Агентурная информация в действительности сыграла значительную роль, но главным образом только на первом этапе осуществления советского проекта. Работавшему в американском Лос-Аламосе специалисту по ядерной физике немецкому антифашисту Клаусу Фуксу и ряду других, работавших независимо от него, агентов удалось передать ведомству Берии почти полную информацию о конструкции атомной бомбы, сброшенной американцами на Японию. Поэтому испытанная в 1949 г. советская бомба была едва ли не точной копией американской. Однако после этого ход событий резко изменился. Фукс успел сообщить лишь о том, что в Америке начались работы по созданию оружия практически неограниченной мощности — термоядерного. Резко активизировавшейся американской контрразведке удалось перекрыть практически все каналы утечки информации. Работу над термоядерной бомбой (или, по-другому, водородной, поскольку в ней задействованы изотопы водорода) советские ученые осуществили совершенно самостоятельно.

• 12 августа 1953 г. был испытан первый советский термоядерный заряд. Его мощность в 20 раз превосходила мощность атомного, испытанного в 1949 г. и аналогичного, имевшегося у американцев. Решающий вклад в его создание внесли академики Курчатов, Зельдович, Тамм и многие другие. Основная идея была предложена и разработана А. Д. Сахаровым, который и был вскоре избран академиком за свой вклад в создание нового оружия. Он был награжден звездой Героя Социалистического Труда (первая из трех) и стал лауреатом Сталинской премии.
• 1 марта 1954 г. на атолле Бикини в Тихом океане американцами было произведено испытание термоядерного устройства под кодовым названием «Браво». Его мощность значительно превышала мощность советского. Кроме того, из-за ошибок в расчетах мощность взрыва значительно превысила планировавшуюся, поэтому последствия взрыва распространились на гораздо большую территорию, чем рассчитывали разработчики. Радиоактивными осадками было поражено японское рыболовецкое судно, находившееся за сотни километров от эпицентра взрыва. Факты невозможно было скрыть. Испытание, вопреки желанию американского правительства, авторов и разработчиков, было рассекречено.
• 22 ноября 1955 г. в Советском Союзе было произведено первое в мире испытание термоядерной бомбы в атмосфере. Мощность заряда приблизительно равнялась мощности заряда планируемой американской и могла быть теоретически и практически увеличена многократно. В отличие от первого советского термоядерного заряда (1953), в котором собственная энергия термоядерного синтеза в силу конструктивных особенностей бомбы использовалась только на 20%, в новом устройстве она была использована практически на все 100%. Это было достигнуто в результате открытия совершенно нового принципа обжатия (имплозии) термоядерного заряда. Автором этого принципа стал академик А. Сахаров.

Гонка ядерных вооружений, развернувшаяся между США и СССР, требовала колоссальных средств и ресурсов. Особенно тяжела она была для еще не полностью восстановившейся после войны экономики Советского Союза, да и в целом экономический потенциал СССР значительно уступал американскому. При создании оружия, невиданного по своей разрушительной силе, советским ученым приходилось в сложнейших условиях решать массу не только научных, но и нравственных задач.

Многих удручал и настораживал уже тот факт, что курирование работ со стороны правительства было поручено такому человеку, как Берия. Так, академик П. Л. Капица отказался от участия в ядерном проекте, в частности, именно по этой причине. Однако более глубоким и важным был вопрос о нравственной ответственности ученого перед человечеством, вопрос о том, насколько ученый вправе поставить науку на службу не созидательным, а разрушительным целям. Физики, работавшие в Арзамасе-16 и в ФИАНе (Физическом институте Академии Наук), где осуществлялись основные разработки, постоянно задумывались над этим вопросом. До достижения ядерного паритета он решался ими так: в силу обстоятельств на время приходится стать солдатами и, подобно солдатам, защищать свою родину, но не с оружием в руках, а силой своих знаний и таланта. Такое объяснение основывалось на том, что США тайно приступили к работе над ядерным оружием еще тогда, когда были союзниками СССР по антигитлеровской коалиции, затем подвергли ядерной бомбардировке японские города, необходимость которой в военном отношении отнюдь не была очевидной. Активность американской стороны в разработке средств массового поражения не могла не вызывать тревоги и беспокойства, тем более после Фултонской речи Черчилля (1946), в которой США и их союзники, с одной стороны, и СССР — с другой, были открыто провозглашены стратегическими противниками.

Драматизм ситуации осложнялся и внутренним положением в СССР. После 1937 г. партийно-государственный и идеологический контроль над всеми сферами жизни общества стал тотальным. В 1948 г. состоялась печально знаменитая сессия ВАСХНИЛ (Всесоюзная Академия сельскохозяйственных наук имени Ленина), на которой была окончательно разгромлена генетика, а вместе с ней практически и вся биологическая наука. В том же году началась подготовка Всесоюзного совещания физиков, которое, несомненно, предназначалось для аналогичного разгрома физики. Уже готовились доклады и выступления, появлялись статьи в печати с обвинениями в адрес физиков в отходе от диалектического материализма, в низкопоклонстве перед буржуазной западной наукой, в так называемом «физическом идеализме». Однако это совещание было отменено. Очевидно, не последнюю роль для принятия на «самом верху» решения об отмене разгромного совещания сыграл атомный проект, благодаря чему были спасены и те разделы физики, а также химии и других наук, которые не были прямо связаны с созданием ядерного оружия.

Впрочем, сам факт военного значения ядерной физики имел тот положительный резонанс, что повлиял на возникновение более трезвого, свободного от идеологии отношения высшего сталинского руководства к науке. Ученым, которые приносили очевидную практическую пользу, была дозволена некоторая свобода в суждениях и оценках.

Приведенный пример свидетельствует о том, сколь тесно переплетаются в условиях системы «наука—техника» научно-техническое творчество и нравственные аспекты деятельности ученого. Решение нравственных проблем является делом личной совести каждого человека, в том числе, конечно, и ученого.

«Русский ученый призван вносить в свое исслсдоватсльство начала сердца, созерцательности, творческой свободы и живой ответственной совести», — писал русский философ-эмигрант И. А. Ильин (Ильин И. А. О русской идее // Русская идея. М, 1992. С. 442). Впрочем, эти слова могут быть отнесены ко всем ученым, независимо от национальности. Ильин был убежден, что никакой внешний контроль не может заменить человеку контроля со стороны собственной совести. Это положение он распространял и на деятельность ученого. По мысли Ильина, ученый должен сверять свою деятельность со свободным велением сердца, поскольку благая воля и чистое сердце суть необходимые условия познания истины. Никакие внешние обстоятельства — ни стремление получить результат как можно быстрее, ни получение материального вознаграждения, ни престиж и слава — не должны влиять на процесс научного исследования. Совесть, поверенная глубоким размышлением, будет неустанно напоминать ученому об его ответственности перед обществом, перед человечеством.

Под «созерцанием» Ильин понимал мысленное рассмотрение предмета в его целостности. Разумеется, он не отвергал значения ни эксперимента, ни наблюдения, ни других методов эмпирического исследования. Но «наука, не ведающая ничего, кроме чувственного наблюдения, эксперимента и анализа, есть наука духовно слепая: она не видит предмета, а наблюдает одни оболочки его; прикосновение ее убивает живое содержание предмета; она застревает в частях и кусочках и бессильна подняться к созерцанию целого» (Там же). Напомним, что греческое слово «теория» в буквальном переводе означает «созерцание». Имеется в виду мысленное созерцание, умозрение. В понимании Ильина созерцание и есть теория, но теория, постоянно расширяющая предмет своего рассмотрения. Таким образом, Ильин настаивал на том, чтобы ученый, занимаясь экспериментом, не забывал и о теории, постоянно возвращаясь к ней и внося в нее соответствующие коррективы. Более того, созерцание для Ильина — это постоянное соотнесение результатов и направленности исследования со всем широким фоном, на котором оно протекает. В этот фон входят знания из других наук, состояние общества, страны, а в предельном случае — человечество и мироздание в целом. Соотнесение научного исследования в данной предметной области с судьбами общества, человечества, мироздания становится источником социальнонравственной ответственности ученого. Оно формирует его гражданскую позицию.

Ярким примером высокой нравственности и гражданственности ученого явилась жизнь и деятельность академика А. Д. Сахарова. Конечно, Сахаров вряд ли был знаком с трудами философаэмигранта Ильина, на которого советской пропагандой и не без помощи ряда диссидентских кругов был навешен ярлык ярого реакционера, а труды замалчивались или фальсифицировались. Однако идейное развитие советского ученого во многом шло тем путем, о котором писал И. Ильин.

С юности Сахаров был страстно увлечен физикой и математикой. Блестящие способности позволили ему стать одним из ведущих разработчиков советского ядерного оружия. Будучи убежденным в необходимости и нравственной оправданности создания «ядерного щита» в условиях холодной войны между СССР и США, он верил в потенциальные возможности советского строя к совершенствованию в сторону обеспечения прав и свобод личности, повышения жизненного уровня людей. Он полагал также, что паритет в ядерной области будет способствовать стабилизации международной обстановки, сближению двух противоположных общественно-политических систем. Однако глубокое разочарование в политике советского руководства, наступившее после внимательного изучения природы партийно-государственной системы, ведущей к усилению глобальной конфронтации, к дальнейшему ущемлению прав и свобод личности, заставило Сахарова выступить с публичной критикой советской политической линии. Он понимал, что это неминуемо повлечет за собой отстранение от любимой профессии, от занятия физической наукой, не говоря уже о возможных репрессиях. Однако обостренное чувство нравственности не позволяло ему продолжать заниматься любимой наукой при одновременном отчетливом понимании того, что ее результаты будут использованы в антигуманных целях. Сахаров решительно вошел в ряды правозащитного движения, вскоре став одним из его признанных лидеров.

В постперестроечное время многие политические проекты Сахарова по реформированию страны и всей системы международных отношений обнаружили свою нереалистичность и утопичность. Однако исключительная нравственная высота и чистота помыслов этого замечательного человека сомнению не подлежат. В основе всей его жизни, научной и политической деятельности лежали нравственно-гуманитарные принципы. Именно они составляли сердцевину его личности и как ученого, и как человека. (О жизни и деятельности А. Д. Сахарова более подробно см.: Горелик Г. Андрей Сахаров: наука и свобода. М.—Ижевск, 2000.).

В современном обществе сам характер научно-технических разработок крупного масштаба ведет к своеобразному распределению, «дроблению» ответственности за ее виды и подвиды на отдельных индивидов. Происходит разветвление ответственности, связанное с тем, что в осуществлении научно-технического проекта задействуется значительное количество различных общественных структур — научно-технических, производственных, политических, государственных. Это стало очевидно уже на примере ядерных проектов США и СССР, о которых мы говорили выше. Не менее показательным примером явились и космические проекты двух супердержав, в которых был задействован едва ли не весь экономический потенциал в 60—70-е гг. XX в. В наше время участие в осуществлении научно-технических разработок комплексных, многоплановых и разветвленных производственных и иных структур стало общим правилом. Общим правилом стало и то, что мы назвали дроблением (распределением) ответственности.

Современная ситуация реализации научно-технических проектов дает повод для рассуждений о «коллективной ответственности». Но так называемая «коллективная» ответственность на практике оборачивается не чем иным, как всеобщей безответственностью. На самом деле каждый участник сложной и многоуровневой структуры несет свою долю ответственности, ибо ответственность может быть только личной, персональной. Разумеется, особое значение имеет деятельность тех людей, которым доверено принятие решений. Но и все другие участники разработки комплексных проектов и программ несут свою долю ответственности в зависимости от выполняемой функции. Во многих случаях речь может идти и о прямой и непосредственной личной ответственности представителей администрации и органов государственной власти.