Речь в структуре социального взаимодействия и коммуникации

В психолого-антропологических исследованиях коммуникативных процессов подчеркивается важная конструктивная роль языка в осознании и моделировании ситуаций социального взаимодействия, его первостепенная значимость в кодификации и трансляции всех перечисленных ранее их составляющих. Необходимость найти психические и социальные корреляты построения речи в таких ситуациях всегда признавалась как важная задача психологической антропологии, этнологии речи. Как отмечал Э. Сэиир, «если мы хотим, чтобы грамматика внесла существенный вклад в наше понимание человеческого поведения, то необходимо, чтобы ее определения, категории и классификации могли быть переформулированы в терминах социальной психологии, где… предпринимается смелая попытка вернуть все модели культуры в живой контекст, от которого они абстрагировались, прежде всего в их социальную матрицу»^[1]. Таким образом, признается значимость соотнесения дискурсивных практик с социокультурным контекстом коммуникативной ситуации.

Язык и речь. Не менее важная задача возникает в связи с оценкой способности индивидов к передаче и восприятию информации, необходимой для осуществления взаимодействия, в вербальной форме. Для обозначения их адекватности в коммуникативной ситуации, готовности к четкому и понятному выражению в языке содержания сообщений применяются понятия, предложенные Н. Хомским, «компетенция» и «компетентность». «В то время как понятие „компетенция“ включает в себя способность говорящего порождать грамматически правильные предложения, коммуникативная компетентность означает его способность выбирать из доступных ему совокупностей грамматически правильных выражений те формы, которые соответствуют нормам поведения в конкретных актах взаимодействия»^[2].

Начиная с Малиновского, языку в рамках антропологии придавалось важнейшее значение порождающего культурную реальность фактора. Он рассматривается как главная форма человеческого взаимодействия. При разделении понятий «язык» и «речь» язык рассматривается как обобщенная, абстрагированная из реальности норма речевой практики человека. В то же время изучение коммуникативных процессов предполагает тщательный анализ самой этой практики, рассматриваемой в контексте реальных ситуаций социокультурного взаимодействия.

Структура коммуникаций в системе социального взаимодействия. Концепция такого контекста как ключа к пониманию культурных функций языка была разработана известными лингвистами Д. Хаймсом, Р. Ферсом, Э. Сэпиром, Р. Якобсоном и другими. В качестве отправного пункта при анализе вербальной коммуникации принимаются не структура или система языка, языковой код, а речевой коллектив, речевая субкультура или другая категория, выделяющая социокультурный контекст. Хаймс, утверждая примат речи над языком, функции над структурой, контекста над сообщением, изучал взаимосвязи между этими категориями, обозначающими коммуникативные ситуации^[3]. Структура дискурса рассматривается как обусловленная ситуацией социокультурного взаимодействия; прослеживается ее связь с культурными стереотипами и межличностными отношениями, придающими речи смысл и организованность.

В отличие от Хомского, считавшего компетенцию врожденной способностью человека, Хаймс и ряд его последователей рассматривают ее как навык, формирующийся во взаимодействии, и обусловленный коммуникативным опытом индивида, с одной стороны, и побуждениями, порождающими обмен информацией, — с другой. Она определяется четырьмя параметрами: грамматическая правильность (но Хомскому), реализуемость, приемлемость, встречаемость. Правильность означает способность порождать предложения, соответствующие признанным в культуре грамматическим правилам. Реализуемость указывает на психологические факторы, ограничивающие размер и смысловую глубину грамматически правильных высказываний (память, понимание, восприимчивость и др.). Приемлемость определяется соответствием высказывания конкретной ситуации социального взаимодействия. Встречаемость означает частоту, вероятность употребления языковой единицы. Таким образом, считается, что компетенция, с одной стороны, детерминирована способностями человека, а с другой — обусловлена характером совместной активности людей.

При анализе речевых событий или коммуникативных актов в типичных ситуациях социального взаимодействия важно обращать внимание на такой значимый конструктивный фактор, как смысловая доминанта при организации обмена информацией. Принято выделять следующие факторы такого рода: экспрессивный (ориентация на коммуникатора), директивный (ориентация на адресата), контактный (ориентация на канал), металингвистический (ориентация на код), контекстуальный (ориентация на обстановку), стилистический (ориентация на форму сообщения), референциальный (ориентация на содержание сообщения), метакоммуникативный (ориентация на ситуацию в целом)^[4].

Основания культурно-антропологической трактовки речевой коммуникации можно выделять из теоретических работ на эту тему. В качестве отправного пункта для изучения вербальных форм, существующих в культуре, принимаются общности или группы со специфичными для них дискурсами. Стандартные ситуации взаимодействия, как было показано ранее, определяют конкретные формы обмена сообщениями. Соответствующие речевые модели построены на множестве коммуникативных функций употребляемых языковых единиц, каждая из которых характеризуется особыми ракурсом и организацией в отношении ситуативно значимой информации. Устойчивые связи между «означаемыми» и «означающими», сложившиеся в структурах социального взаимодействия, делают используемые языковые элементы и сообщения понятными для членов сообщества. Вариативность используемых здесь речевых образцов обусловлена как функциональными характеристиками совместной активности, так и особенностями вербальной коммуникации как таковой.

Эмпирические исследования социальной обусловленности дискурсивных практик посвящены изучению функционального использования языка в типичных ситуациях социального взаимодействия^[5]. Как уже отмечалось, они определяются нормами, ценностными ориентациями, представлениями, типами контактов и совместных действий определенной социокультурной группы, а также ролевыми предписаниями характерных для нее социальных позиций. В этих случаях можно фиксировать определенные коммуникативные сети и соответствующие им речевые ресурсы, которые актуализуются участниками взаимодействия благодаря использованию отдельных информационных каналов и кодов для трансляции взаимоприемлемых и понятных им сообщений. Таким образом, в рамках психологической антропологии речи в отличие от лингвистики акцент помещается на обмен информацией, а не на язык.

Влияние культурного контекста на коммуникативные акты и модели определяется через установление зависимости между характером социокультурных институтов, их ролевой структуры; ценностей и верований; представлений, специфичных для изучаемой общности людей, с одной стороны, и совокупностями выразительных средств, применяемых ее членами в процессах обмена информацией — с другой. В то же время принимается во внимание, что одни и те же языковые средства могут использоваться для достижения различных коммуникативных результатов, а один и тот же результат достигается различными языковыми средствами. Соответственно то, что в лингвистике трактуется как отклонение от норм языка, в культурной антропологии изучается как вариации или изменения речевых образцов, обусловленные внелингвистическими, социокультурными ситу ати вн ы м и факторам и.

• [1] Sopir Е. The emergence of the concept of personality in a study of Culture //Journal ofSocial Psychology. 1934. Vol. 5. P. 410.
• [2] Gumperz J. Sociolinguistics and communication in small groups // Sociolinguistics. Harmondsworth, 1975. P. 205.
• [3] Ilymes D. The ethnography of sreacking // Anthropology and Human Behavior. Washington (D. C.),' 1962.
• [4] См.: Jacobson R. Concluding statement: linguistics and poetics // Style in Language. Cambridge (Mass.), 1960; Hymes D. The ethnography of sreacking //Anthropology and HumanBehavior / ed. by T. Gladwin, W. C. Sturtevant. Washington, D. C., Anthropological Society ofWashington. 1962. P. 13−53.
• [5] См.: Пачев A. T. Теория «этнографии речи» в американской социолингвистике. М., 1982.