Шерлок Холмс и (псевдо) дедуктивный метод

Ситуации профессиональной интерпретации действия возникают, в частности, при расследовании преступления и поимке преступника. Рассмотрим следующий пример [94, р. 273]. В таком-то месте в такое-то время была убита женщина, имеющая такую-то группу крови. Гражданина N видели в это время на этом месте, на его одежде обнаружена кровь той же группы. Следовательно, он — преступник.

Это типичное абдуктивное умозаключение. Интуитивно оно убедительно. Следователь, которому улики против гражданина N кажутся неоспоримыми, будет неустанно работать в соответствующем направлении, пока, наконец, не добьется «признания».

Это признание требуется ему обязательно, ибо только оно дает возможность облечь квазилогическую абдуктивную гипотезу в «наряд» стройных и логически необходимых дедуктивных заключений.

Разумеется, ответственному следователю, подлинному профессионалу, будет недостаточно одного признания. Он сформулирует дедуктивные следствия из своей гипотезы, попытается опровергнуть их экспериментально. Но, если подозреваемый — действительно убийца, вся дополнительная работа не прибавит абсолютно ничего к содержанию первоначальной гипотезы. По мысли Пирса, для того чтобы понять что-то, нужна абдукция. Добавим: для того чтобы это что-то стало понимаемым и убедительным, нужно признание, позволяющее придать изложению дедуктивную форму. На этом и основывается печально знаменитый афоризм: «Признание — царица доказательств». Связанная с этим выводом правовая идеология имеет, как видим, определенные основания в структуре экспертной деятельности.

Фактически каждое расследование предполагает момент озарения, выдвижения абдуктивной гипотезы. В этом смысле любой самый мудрый и знаменитый сыщик в ходе следствия мыслит так же, как героиня «Пигмалиона» Б. Шоу: «Кто шляпку спер, тот и тетку пришил», и пользуется дедукцией только для проверки гипотез. Полностью дедуктивный характер носит лишь рассказ о том, что и как происходило «на самом деле». Это показано и в детективных романах, где сыщик обязательно рассказывает аудитории о ходе расследования, когда дело завершено. Сообразительному Шерлоку Холмсу для этой цели служил доктор Ватсон, которому Холмс в дедуктивной форме излагал «настоящий» ход событий. Знаменитый Ниро Вульф, о котором много (и с удовольствием) можно прочитать у Рекса Стаута, собирал для этого всю заинтересованную публику. Практически в любом детективе расследование обязательно завершается рассказом о том, как и что случилось. Без этой заключительной части читатель многого не сможет понять, но она скрывает абдуктивные гипотезы, благодаря которым в действительности было раскрыто преступление.

Конечно, в рамках нашей темы важна не структура детективного романа, а тот факт, что логика повседневного понимания и логика профессиональной экспертной интерпретации в сущности своей тождественны на начальной стадии разрешения проШерлок Холмс и (псевдо)дедуктивный метод

блемной ситуации, когда решается важнейшая задача — первоначальная типизация фактов, событий, лиц, причастных к ситуации. Эксперт-профессионал и первый встречный во многом одинаково судят о мире.

Но существуют и различия, причем очень важные. Когда первоначальная типизация проведена и природа ситуации выяснена, участник повседневного общения следует стандартной схеме, жанру (в терминологии Бахтина) до тех пор, пока не возникнет что-то новое, неожиданное, не укладывающееся в рамки привычного и нормального.

Эксперт-профессиошьл строит свою деятельность по-другому. Для него расследование (в методическом смысле) начинается только после того, как сформулирована абдуктивная гипотеза. Приняв (условно) созданную в результате абдукции картину явления, он производит на ее основе дедуктивные следствия, которые испытывает эмпирически, делает индуктивные обобщения имеющегося материала. Е этом ему помогает и логика в строгом смысле слова, и «логика* самой сферы деятельности, в которой он выступает как эксперт. Например, в сфере права эта логика воплощена в законодател1"стве, в правилах проведения следствия, в учебниках криминалистики и т. п.

Однако все это не меняет существа дела: в ключевые, кардинально важные моменты своей деятельности эксперт-профессионал полагается либо на суждение некомпетентных лиц, либо на свои выводы, основанные на некритическом повседневном знании. Это — не личный недостаток того или иного эксперта, а универсальная черта его профессиональной деятельности, где она соприкасается с миром повседневности. Можно сказать, что наше доверие к экспертам часто преувеличено. Оно — следствие ауры, окружающей профессионала в глазах дилетантов, и порождается ритуальными чертами специализированной экспертной работы.

Эксперт может располагать лишь собственным богатым жизненным опытом. Но, как правило, экспертиза —* это исследование, связанное с применением специальных научных знаний. Поэтому вопрос о соотношении повседневного понимания и экспертизы естественным образом перерастает в вопрос о соотношении повседневного понимания и науки.

Изучение «врожденной» связи социальных наук с повседневным пониманием должно играть особую роль. Их нынешний отрыв от социальной практики можно рассматривать, с одной стороны, как продукт идеологии прежних времен, когда «передовая теория» занимала позиции непогрешимого учительства по отношению к повседневности, не заслуживающей серьезного внимания ученых, а с другой — как результат недостаточной рефлексии ученых по отношению к основаниям собственной научной деятельности, корни которой — в повседневности. Исследование этих оснований, в частности изучение связи науки — ее методов, понятий и теорий, с повседневным пониманием и с обыденными представлениями об обществе — поистине благодарная задача, решение которой помогло бы многое понять не только в природе сегодняшнего состояния наук об обществе и культуре, но и относительно перспектив их развития.