Первая модель. 
Военные преступления

Криминализация военных преступлений без отнесения их к преступлениям против мира и безопасности человечества, и соответственно применение к ним норм об общеуголовных или воинских преступлениях. Так, показательное юридическое значение имеет Закон СССР от 25 декабря 1958 г. «Об уголовной ответственности за воинские преступления"1, где с учетом международно-правовых обязательств, вытекающих из участия СССР в Женевских конвенциях о защите жертв войны 1949 г.^[1][2], были криминализованы следующие серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г.: насилие над населением в районе военных действий (ст. 31); дурное обращение с военнопленными (ст. 32); незаконное ношение знаков Красного Креста и Красного Полумесяца и злоупотребление ими (ст. 33). Данные нормы были также включены в УК РСФСР 1960 г. (ст. 267—269)^[3].

В настоящее время аналогичного подхода придерживается КНР. УК КНР, принятый в новой редакции 14 марта 1997 г., в гл. 10 «Преступления военнослужащих против служебного долга» закрепил нормы об уголовной ответственности не только за воинские преступления, но и также собственно военные преступления^[4], а именно за: умышленное оставление раненых и больных на поле боя при отягчающих обстоятельствах в отношении лиц, несущих непосредственную ответственность; неоказание в военное время медицинской помощи тяжелораненым военнослужащим лицами, несущими обязанности по ее оказанию; причинение вреда гражданским лицам или захват их имущества в военное время в районе ведения боевых действий; жестокое обращение с пленными.

Под военным временем в указанной главе УК КНР понимается: объявление государством военного положения; получение войсками приказа о ведении боевых действий или внезапное нападение противника, а также период выполнения войсками задач по введению особых ограничительных мер или по улаживанию внезапно вспыхнувших волнений^[5].

Заметим также, что в ряде стран криминализация отдельных серьезных нарушений Женевских конвенций 1949 г. была проведена именно в военно-уголовном законодательстве (либо в комбинированном варианте, с параллельным процессом криминализации в УК).

Так, в ряде случаев государства принимают либо специальные законы об уголовной ответственности военнослужащих (Австрия, Греция, Дания, Корея, Турция, Норвегия, Швейцария, Италия, Испания и др.), либо кодексы военной юстиции (Франция, США, Канада, Австралия, Португалия и др.), в которых закрепляется уголовная ответственность военнослужащих за нарушение ими законов и обычаев ведения войны¹. Исследователи обращают внимание на то, что требования ст. 49 I Женевской конвенции 1949 г. относительно введения в действия законодательства, необходимого для обеспечения эффективных уголовных наказаний лиц, совершивших или приказавших совершить те или иные серьезные нарушения Конвенции, исполнены, к примеру, Мексикой, посредством включения соответствующих положений в Военный судебный кодекс (ст. 209,215) и Военный уголовный кодекс (ст. 324). Положения ст. 130 III Женевской конвенции 1949 г. относительно серьезных нарушений отражены, к примеру, Грецией в Военном уголовном кодексе (ст. 160, 161,163,164), а также в Уголовном кодексе Греции (ст. 299, 309, 310, 372, 375); Республикой Корея — в Уголовном кодексе (ст. 125, 164—167, 172, 177—179, 185—188, 250—265, 273, 366—369), а также в Уголовном кодексе Вооруженных сил (ст. 82—84); Норвегией — в Военно-уголовном кодексе (поправки в разд. 108 Военно-уголовного кодекса во исполнение Закона от 12 июня 1981 г.)^[6][7].

Военно-уголовный кодекс Швейцарии (п. 1 ст. 109) содержит бланкетную норму, в которой говорится об уголовной ответственности за нарушения предписаний международных договоров о ведении войны и о защите лиц и благ, других общепризнанных законов и обычаев войны (при условии ведения объявленной войны или других вооруженных конфликтов между государствами (п. 1 ст. 108)). Как не без оснований отмечает В. Н. Русинова, это означает, что нарушение общей ст. 3 Женевских конвенций и Второго Дополнительного протокола не охватываются действием Военного уголовного кодекса Швейцарии, и они могут преследоваться только в той степени, в какой эти нарушения охватываются общеуголовными составами преступлений^[8].

Впоследствии, данный подход был модифицирован (в том числе в связи с присоединением ряда государств к Римскому статуту МУС).

В законодательстве некоторых государств военные преступления (серьезные нарушения МГП, запрещенные средства и методы ведения войны) как таковые не выделены, в связи с чем уголовная ответственность за их совершение может наступать на основе норм, устанавливающих уголовную ответственность за схожие деяния (умышленное убийство, лишение свободы и т. д.). Между тем в этом случае могут возникать обусловленные возможными значительными пробелами национального уголовного законодательства проблемы, связанные с взаимодействием государств и представляющих их органов национальной уголовной юстиции между собой, а также с органами международной уголовной юстиции¹. Главное же состоит в том, что в действующем международном праве концептуально оформлен подход к оценке военных преступлений в контексте преступлений против мира и безопасности человечества^[9][10], что, в свою очередь, предопределяет пространственные и темпоральные особенности уголовного преследования и наказания лиц, их совершивших (о чем выше было сказано). И в связи с этим иное их понимание национальным законодателем, очевидно, не в полной мере согласуется с международно-правовыми обязательствами государства, не способствует эффективности мер по их пресечению, уголовному преследованию и наказанию лиц, совершивших такие деяния^[11].

Сказанное, тем не менее, не отрицает важной роли военно-уголовного законодательства государств и значимости отражения в нем тех нарушений МГП, которые не являются достаточно серьезными для отнесения к военным преступлениям, а также деяний, не посягающих на охраняемые МГП интересы, но направленные в первую очередь на интересы военной службы в условиях военного времени или ведения боевых действий. В современной науке военно-уголовного права обосновывается отнесение преступлений против безопасности ведения боевых действий в военное время к преступлениям против военной службы, а также значимость учета норм МГП (права вооруженных конфликтов) в практическом применении положений уголовного законодательства, устанавливающих уголовную ответственность за совершение деяний в военное время и в боевой обстановке^[12].

• [1] Закон СССР от 25 декабря 1958 г. «Об уголовной ответственности за воинскиепреступления» (в ред. от 15 декабря 1983 г.) // Свод законов СССР. Т. 10. 1990. С. 547.
• [2] Были подписаны СССР с оговорками и ратифицированы в 1954 г. См.: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 17 апреля 1954 г. «О ратификации Женевских конвенций от 12 августа 1949 г. о защите жертв войны» // Сборник законов СССР и УказовПрезидиума Верховного Совета СССР. 1938—1975. Т. 2. М.: Известия Советов депутатовтрудящихся СССР, 1975. С. 249—250.
• [3] Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1960. № 40. Ст. 591.
• [4] См.: Уголовный кодекс Китайской Народной Республики / под ред. А. И. Коробе-ева; пер. с кит. Д. В. Вичикова. СПб., 2001. Также см. об этом: Трикоз Е. Н. Преступленияпротив мира и безопасности человечества. С. 386.
• [5] См.: Трикоз Е. Н. Преступления против мира и безопасности человечества. С. 386.
• [6] См.: Додонов В. Н., Капинус О. С, Щерба С. П. Указ. соч. С. 486.
• [7] См.: Белый И. Ю. Международное уголовное судопроизводство. С. 85.
• [8] См.: Русинова В. Н. Нарушения международного гуманитарного права: индивидуальная уголовная ответственность и судебное преследование. М., 2006. С. 75—76.
• [9] См. об этом, напр.: Верле Г. Указ. соч. С. 164—165. К этому вопросу автор вернетсяв гл. 3 пособия.
• [10] См. об этом, напр.: Аделъханян Р. А. Военные преступления как преступления против мира и безопасности человечества: дис. …д-ра юрид. наук. М., 2003; Иногамова-Хегай Л. В. Международное уголовное право. М., 2015. С. 56—57; Лобанов С. А. Современные тенденции кодификации института ответственности за военные преступления[Электронный ресурс] // Военно-юридический журнал. 2010. № 4. С. 5. Доступ из СПС"КонсультантПлюс"; Лукашук И. И., Наумов А. В. Международное уголовное право.С. 114—115; Трикоз Е. Н. Формирование концептуальной модели преступлений противмира и безопасности человечества // Государство и право. 2007. № 8; и др.
• [11] На данное обстоятельство обращает внимание В. Н. Русинова. См.: Русинова В. Н. Нарушения международного гуманитарного права: индивидуальная уголовная ответственность и судебное преследование. М., 2006. С. 73—74.
• [12] См. об этом более подробно, напр.: Кудинов М. А. Уголовная ответственностьза преступления против военной службы, совершаемые в военное время и в боевойобстановке. С. 117—118; Шулепов Н. А. Правовые основания и формы реализации уголовной ответственности военнослужащих в Российской Федерации. М., 2001. С. 79—86.