Политические партии в современной России

Политические партии играют исключительную роль в функционировании не только стабильных представительных систем, но и в процессах политической трансформации и формирования гражданского общества. Прежде всего партии проводят отбор, приводят в систему и объединяют интересы групп гражданского общества.

В 1990;е гг. в России партии действовали в неструктурированной социальной среде с разрушенными старыми и не до конца сформировавшимися новыми связями, с крайне низким уровнем гражданского самосознания и социального участия, потому осуществление функции агрегирования интересов можно приписать им с очень большой долей условности. У большинства россиян не было четко выраженных и осознанных экономических интересов, поэтому структурирующую функцию частично выполняли этническая, региональная, профессиональная и другие идентичности. Сами политические партии представляли собой по преимуществу узкие элитарные группы, действующие, однако, в эпоху массовой политики и всеобщего избирательного права, потому они отчуждены от общества и вытеснены на периферию общественного сознания граждан. В результате политические интересы массовых категорий граждан не находили политического выражения и представления.

Современная политическая наука давно сформулировала почти аксиоматическое положение — когда агенты политического пространства не имеют голоса в системе и не могут удовлетворить свои насущные интересы, они предпочитают выход из этой системы (т.е. прибегают к антисистемным действиям). Исследователи подчеркивают важную роль партий в решении данной проблемы. В переходный период именно последние выдвигаются на ведущие роли, созыв и проведение выборов «высвечивают» их способность синтезировать предпочтения тех или иных политических акторов. К сожалению, в России партии выполняют эту функцию не слишком эффективно.

Современная демократия функционирует в условиях многопартийности. Внешне в современной России с этим более чем благополучно. На федеральном уровне сегодня зарегистрировано множество политических партий. Часть из них участвовала в парламентских выборах, которые проводились на общефедеральном уровне уже шесть раз. Четыре партии — «Единая Россия», КПРФ, «Справедливая Россия», ЛДПР — представлены в нынешнем созыве Государственной думы Федерального собрания РФ. Практически везде зарегистрированы региональные отделения ведущих общефедеральных партий, есть данные об их численности, о лидерах, формах участия в региональной политике и т. п.

В то же время наличие большого числа партий не свидетельствует о растущей социальной дифференциации общества, которое по-прежнему атомизировано и фрагментировано — это скорее отражение особенностей политической институализации конкурирующих групп правящей элиты. Сегодня в партийной системе полностью доминирует партия власти («Единая Россия»), ее членами являются не только большинство депутатов Государственной думы Федерального собрания РФ, но и большинство глав регионов, а также многие администраторы более низкого звена системы государственного управления. Единственная партия России, которую можно с определенной натяжкой назвать массовой и народной, — это КПРФ. Однако она не дотягивает до статуса партии оппозиционной, поскольку не стала реальной альтернативой организованным группам правящей элиты, конкурирующим между собой в процессе принятия значимых решений.

Стремление походить на классические демократические образцы приводит к тому, что российские партии осуществляют пока вполне безуспешные попытки придать себе какой-либо идеологический облик, сформировать структуры массовой политической организации или хотя бы имитировать таковые. Однако в целом партии сторонятся выполнения задачи формирования общенациональных ценностей и стратегии развития страны. Большая часть отечественных партий функционирует как избирательные машины для лидеров, используя рыночные структуры и приемы в виде консалтинговых и рекламных фирм, политмаркетинга и менеджмента для проталкивания на политический рынок имиджей политиков, как отмечает российский исследователь. Партийная идеология в этой ситуации превращается во вспомогательную и не самую востребованную составляющую избирательного процесса.

Кроме того, в нашей стране существуют незарегистрированные партии. Невозможность обрести устойчивые позиции в избирательном процессе подталкивает эти партии к выражению недовольства в непарламентских и даже противоправных формах, побуждает искать нелегитимные способы борьбы против существующей власти, что делает их потенциально опасными для системы. Значительная часть из них может быть уверенно классифицирована в качестве экстремистских и антисистемных (РКРП, «Другая Россия» и др.).

Западный опыт показывает, что принадлежность к политической партии обеспечивает кандидату узнаваемость. Это существенно упрощает целый ряд проблем, прежде всего информационных. Партии призваны дать людям «ключ» для ориентации в сложном мире политики. Заявляя о своей принадлежности к политической партии, кандидат присваивает долю ее известности и популярности. Однако российские партии демонстрируют полную идеологическую эклектику, указывающую на отсутствие в их программах изначально принятой и продуманной идейно-ценностной базы, определенного места в политическом спектре, которые могли бы помочь избирателю в его выборе. В результате более или менее определенными идейными установками обладает не более трети российских избирателей. Поэтому зачастую победу на выборах в России обеспечивает не столько идеологическая идентичность партии или отражение интересов определенных групп населения, сколько административная поддержка (способная, по оценкам экспертов, принести до 25% голосов), личная известность лидеров партий и избирательные технологии.

Политические партии и регулярные выборы — это тесно взаимосвязанные и взаимозависимые институты демократической системы. Сменяемость власти в результате выборов — минимальный критерий демократичности политического режима. Учредительные выборы (первый цикл свободных выборов, проходящих после отказа от авторитарного правления) связываются с началом периода демократизации. По мнению большинства исследователей, в России на федеральном уровне учредительными были выборы декабря 1993 г. Однако смена политического режима произошла до них, в результате силового противостояния Верховного Совета и Президента РФ, и избирательная кампания проходила по сценарию, продиктованному президентской стороной, хотя и принесла не вполне ожидаемый результат (победа по партийным спискам партии В. В. Жириновского). В связи с этим некоторые авторы пишут о том, что учредительные выборы растянулись у нас на два этапа — 1993 и 1995—1996 гг. (в последнем случае включая президентские выборы). Предшествовавший выборам 1993 г. период может быть описан как процесс формирования организационных, идеологических и иных предпосылок к возникновению партий и партийной системы, и он был в целом неблагоприятен для становления партий.

Однако выборы могут и не стать способом демократического контроля над властью снизу, а служить целям мимикрии под демократию во имя самосохранения режима. Действительно, несомненным достижением прошедшего политического периода в России стала политическая адаптация элит к требованиям электоральной политики. Однако, став формой борьбы за власть, выборы пока еще не стали механизмом смены и, тем более, контроля власти. Их исход определяется, прежде всего, административной поддержкой, ресурсами финансово-промышленных кланов и политических сил, стоящих за кандидатами, профессионализмом их выборных команд и телевизионным временем, которое они способны купить, а отнюдь нс партийной принадлежностью.

В связи с этим исследователи отмечают доминирующее воздействие на функционирование формально-демократической системы «авторитарного наследия» (авторитарно-бюрократические практики правления) и сохранение у власти ключевых группировок старого правящего класса. Представители второго и третьего эшелонов советской номенклатуры успешно заняли ключевые политические позиции и органично встроились в новую властно-собственническую систему. Многие лидеры и активисты российских партий прошли политическую социализацию в структурах «партии-государства» и сохранили свои навыки и политические привычки. Структурные деформации партийной системы и второстепенная роль партий в российском политическом процессе — во многом следствие этих специфических особенностей российского транзита. Краткая и точная формула функционирования политического режима 1990;х гг. в нашей стране предложена Г. Г. Дилигепским: «Демократически избираемая и сменяемая авторитарная власть». Впрочем, для описания российского политического режима этого периода вполне применимы характеристики и «делегативной демократии» (Г. О’Донелл), и «авторитарной демократии» (Р. Саква), и др.

Теоретически, партии являются наиболее эффективным и легитимным инструментом борьбы за власть и участие в принятии значимых политических решений. Однако в России эта важнейшая функция партий в лучшем случае потенциальна.

Действительно, начиная с 1993 г. политические партии России активно участвуют в выборах на общефедеральном и региональном уровне, однако это скорее не их «заслуга», а следствие закрепленной в законе формулы голосования, так называемой смешанной несвязанной системы (действовала до 2007 г.). Избрание 225 депутатов Государственной думы Федерального собрания РФ по «партийным спискам» подталкивало элитные группы к созданию партий. В свою очередь избирателям предлагалось делать выбор из длинного списка партий и блоков, не располагая для этого никакими рациональными критериями — не зная ни партийных программ, ни стоящих за красивыми названиями партий людей, т. е. вслепую делегировать свои властные полномочия «темным лошадкам».

Между публичной политикой и реальными механизмами принятия значимых решений в Российской Федерации сохранялась «дистанция огромного размера». Партии же, выступающие главным инструментом публичной политики, были лишь декорацией политики реальной. Партии, представленные в Государственной думе Федерального собрания РФ, не имели и не имеют институциональных конституционных возможностей контролировать власть, формировать и сменять правительство и потому в отношениях с этой властью выступают, по преимуществу, как защитники своих корпоративных интересов, а не интересов общества.

Дж. Т. Ишияма не случайно применительно к посткоммунистическим странам пишет о «массовоподобных» и «кадровонодобных» партиях.

Как правило, «партийный век» в России недолог. Новейшая история партийного строительства в России двигается по развалинам множества организаций, которые провозглашали себя партиями и рассыпались при первом же столкновении с действительностью. Большинству из существовавших в 1990;е гг. партий было очень далеко до преодоления вожделенного 5%-ного рубежа, поскольку они не пользовались сколько-нибудь заметной поддержкой избирателей. Так, в парламентских выборах 1995 г. участвовали 43 избирательных объединения (блока). Лишь 15 из них смогли получить поддержку не менее 1,5% избирателей, а 16 не набрали даже тех 200 тыс. голосов, которые они собрали при регистрации. В то же время успехи партий по мажоритарным округам были более чем скромны (за исключением КПРФ). Зато в декабре 1999 г. в Государственную думу прошли 132 «независимых» кандидата, независимых от своих избирателей, но «зависимых» от групп интересов, «спонсировавших» их избрание в регионах.

Еще хуже дело обстояло с выполнением партиями функции рекрутирования политической элиты. Ряд авторов даже полагает, что в условиях переходного периода политические партии в России не могли выполнять функции артикуляции и агрегации интересов и политического рекрутирования элиты. Исполнительная власть, доминирующая и в центре, и в регионах, формируется без участия партий, появление в федеральном правительстве партийных представителей носит эпизодический характер и не делает «политической погоды». Ограниченность прав представительных органов власти как на общефедеральном, так и на региональном уровне имеет своим следствием и то, что влиятельные группы интересов не считают целесообразным добиваться представительства в парламенте. Формирующие его политические партии оказываются оторванными от реального процесса структурирования интересов и остаются преимущественно «машинами для голосования». Между тем реальные группы интересов ищут теневые пути представления и реализации своих целей и находят их преимущественно в установлении прямых и небескорыстных контактов с чиновниками в структурах исполнительной власти.

В 1990;е гг. сформировавшиеся почти во всех российских регионах неформальные «губернаторские партии власти» (ГПВ) или «политикофинансовые группировки» (ПФГ) вели борьбу за монопольное доминирование с такого же рода ПФГ, консолидированными либо вокруг мэра областного центра, либо (редко) вокруг главы регионального законодательного собрания. Реально вмешаться в эту борьбу могли не общефедеральные политические партии, а только московские финансовые кланы, имевшие экономические интересы в регионе, Правительство и Администрация Президента РФ, которые использовали финансовое давление и административные ресурсы для достижения своего интереса. В случае же победы парламентской партии на региональном уровне исполнительная власть, как правило, тут же включала партийных лидеров в систему патрон-клиеительных отношений, что в свою очередь создавало дополнительное препятствие развитию партий как институтов представительства интересов граждан.

Таким образом, можно говорить о том, что в 1990 гг. произошла почти полная монополизация общественной жизни экономическими и административными элитами. Одновременно во многих регионах губернаторы препятствовали становлению отделений общенациональных партий (кроме «партии власти»). В регионах партии не играли «первую скрипку», что являлось одним из двух главных институциональных препятствий на пути консолидации российской демократии. Не имея собственных финансовых и организационных ресурсов, немногочисленные партийные активисты либо примыкали перед выборами к более сильному общефедеральному избирательному блоку (партии), становясь его региональной структурой, что позволяло вести на деньги «спонсора» более или менее активную избирательную кампанию, либо входили в губернаторскую партию власти на правах младшего партнера.

Значительная часть общефедеральных и региональных партий и избирательных блоков в действительности являлась клиентелами влиятельных или популярных в обществе (регионе) политиков, обладающих значимыми политическими ресурсами. Отношения между лидером и «соратниками» строились не столько на программной общности, сколько на принципе «обмена услугами».

Российские партии плохо справляются и с функцией легитимации власти. Тем более что легитимность формально демократических режимов легко может быть поставлена под сомнение. Несмотря на то что демократический опыт России невелик по сравнению с опытом стран Запада, безразличие и цинизм в отношении демократической политики, институтов и политиков здесь, пожалуй, гораздо выше.

Выборы представительных органов власти считаются, как правило, главным инструментом легитимации политической власти. Однако говорить о наличии веры в эффективность российской демократии у массового избирателя, в пестовании которой немалая роль отводится именно партиям, и в легитимность демократических институтов может сегодня только оптимист. Так, по данным ВЦИОМ, при оценке результатов, достигнутых в процессе перестройки, самое негативное отношение у респондентов вызывают многопартийные выборы. Среди политических институтов партии, несмотря на относительно высокий уровень партийной идентификации избирателей, устойчиво продолжают относиться к числу пользующихся наименьшим доверием.

Западные транзитологи утверждают, для того чтобы «…партийная система выступала в качестве консолидирующего фактора, партии должны обладать более или менее устойчивым электоратом, т. е. доля избирателей, меняющих свои партийные предпочтения от выборов к выборам, должна быть незначительной или хотя бы средней».

Однако на выборах 1995 г. только 21,6% избирателей проголосовали за выбранную партию потому, что верили, что она «отражает интересы таких людей, как они», остальные — из симпатии к лидеру, потому что так голосовали знакомые или потому что про эту партию они, по крайней мере, что-то слышали, тогда как про другие — ничего. Летом 1997 г. всего 1% респондентов заявили о полном доверии партиям, в то время как недоверие высказали 76%. В 1998 г. респонденты ВЦИОМ, даже признавая «полезность» партий в принципе, тем не менее весьма скептически отнеслись к действующим российским партиям: 38% «не видели никаких различий» между существующими партиями, а 58% считали, что «партии служат только интересам своих лидеров». В мае 2000 г., поданным общероссийского опроса, партиям и общественным движениям не доверяли 54,4% респондентов. Наконец, в 2008 г., оценивая по пятибалльной системе роль, которую играют российские политические институты, респонденты поставили партии на 15-ю позицию. Ниже оцениваются политическая роль и «вес» только российских «независимых» профсоюзов. Это и понятно, российские партии не решали и не решают одну из важнейших для демократических обществ задачу — защиты прав и свобод граждан от вмешательства государства.

В 1990;е гг. говорить о существовании в России партийной системы можно лишь с большой долей условности. Речь могла идти по преимуществу о конгломерате протопартий, не обладающих сколько-нибудь значительной социальной базой.

В 2000;е гг. были приняты энергичные меры по формированию партий и партийной системы с помощь институциональной инженерии. Прежде всего для преодоления недостатков российской партийной системы были приняты Федеральный закон от 11 июля 2001 г. № 95-ФЗ «О политических партиях» и Федеральный закон от 18 мая 2005 г. № 51-ФЗ «О выборах Депутатов Государственной Думы Федерального Собрания РФ», а также многочисленные поправки к ним, которые предусматривают:

• • ограничения на минимальную численность партии (до 1 января 2010 г. — не менее 50 000 членов) и ее региональных отделений (наличие таковых не менее чем в половине субъектов РФ, численностью не менее 500 человек);
• • требование фиксированного членства в партиях;
• • признание статуса партии лишь за общероссийскими обществен нополитическими объединениями;
• • запрет на создание политических партий по признакам профессиональной, расовой, национальной или религиозной принадлежности;
• • введение государственного финансирования партий;
• • переход с 2007 г. на пропорциональную систему выборов депутатов Государственной думы Федерального собрания РФ и введение 7%-ного «заградительного барьера»^[1], что фактически лишило представительства в парламенте различного рода «меньшинств» (региональных, этнических, конфессиональных и др.) и отняло у беспартийных граждан право быть избранными депутатами Государственной думы;
• • переход с 2003 г. на смешанную пропорционально-мажоритарную систему выборов законодательных собраний в регионах;
• • введение нормы об императивном мандате, запрещающей переход депутатов из одной фракции в другую под угрозой лишения депутатского мандата;
• • изъятие из бюллетеня для голосования графы «против всех» и отмену «порога явки» на выборы и др.

Все эти ограничения были призваны работать на создание в России мощных общенациональных партий, которые будут реально представлять в различных ветвях власти интересы своих избирателей. Целью провозглашались рационализация, упорядочение и «национализация» стихийно сложившейся в 1990;е гг. и не слишком эффективной и устойчивой партийной системы России путем усиления государственно-правового контроля и регулирования этого процесса при сохранении демократических «параметров» избирательной системы. Предполагалось, что в результате будет создана необходимая для развития российского гражданского общества составляющая — эффективная обратная связь общества и власти.

Подводя некоторые итоги реализации указанной политики, можно отметить, что сегодня заявленные цели во многом достигнуты:

• • сформирована «сверху» «партия власти» — «Единая Россия», пользующаяся поддержкой большинства избирателей практически во всех регионах России;
• • проверку «новыми правилами игры» сумели пройти и некоторые другие партии, получающие определенную электоральную поддержку на общенациональных и региональных выборах (КПРФ, ЛДПР);
• • закон «подтолкнул» к объединению целый ряд малых партий, что привело к появлению на политической арене новых общенациональных партий — «Справедливая Россия», «Патриоты России» и др.;
• • возникли условия для обеспечения стабильного правительственного большинства в Государственной думе Федерального собрания РФ, которого не хватало исполнительной власти в 1990;е гг. для принятия необходимых для осуществления реформ законов (особенно таких, которые в силу болезненности предлагаемых необходимых мер не могут пользоваться популярностью в обществе);
• • депутатский корпус стал более профессиональным и гомогенным, его члены теперь больше зависят не от региональных групп интересов и перипетий не слишком чистой борьбы в мажоритарных округах (как это было с депутатами-одномандатниками), а от партийных лидеров и фракционной дисциплины, на что, в частности, направлены нормы об императивном мандате депутатов;
• • сформировалась относительно устойчивая «полуторопартийная система», что позволило принять более либеральные правила регистрации новых политических партий;
• • принятые изменения законодательства о выборах позволили существенно уменьшить масштабы применения «черных» избирательных технологий, основанных на несовершенстве закона.

Однако российские партии так и не смогли стать тем универсальным «социальным посредником» между иародом-сувереном и государством, который помогает гражданскому обществу осуществлять свои интересы, каковыми являются их западные аналоги. Отношение населения России к партиям — эго проявление взаимного отчуждения общества и режимной системы, частью которой партии являются.

• [1] Выборы депутатов Государственной думы в 2016 г. снова будут проводиться по смешанной мажоритарно-пропорциональной системе.