Идеологический фронт геополитики

Центральной категорией геополитического анализа становится идеология — система концептуально оформленных представлений и взглядов на политическую жизнь, отражающая интересы определенного класса. Запад вооружился идеологией прав человека и начал неутомимую борьбу за расширение границ «свободного мира». Коммунистический Восток не менее решительно боролся за геополитическое пространство, прикрываясь лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» .

На первом этапе идеологического противостояния в холодной войне СССР имел решающие преимущества в виде детально разработанной классиками марксизма идеологии, лозунги которой были весьма привлекательны для всех угнетенных и обездоленных. Имея серьезный теоретический и практический опыт идеологической борьбы, СССР сумел в короткие сроки создать мировую систему социализма — геополитический лагерь своих сторонников в виде стран народной демократии. Одновременно почти во всех странах Африки, Азии и Америки возникли родственные коммунистические партии, которые подтачивали режим противника изнутри.

Однако США достаточно быстро постарались придать идеологии прав человека черты хорошо разработанной идеологической доктрины и использовали ее как идеологический лозунг в борьбе за расширение своих жизненных интересов. Во многом копируя идеологическую систему СССР, в США за короткие сроки были созданы идеологические институты и фонды, призванные обосновывать и распространять идеи демократии по всему миру. Победа США в идеологическом противостоянии с СССР во многом состоялась благодаря тому, что на рубеже 1948;1950 гг. американские аналитики наряду с идеологическим противоборством подключили тайные стратегии информационной войны, используя новейшие разработки спецслужб.

Цивилизационный анализ: вера, почва и кровь

После окончания холодной войны рухнул железный занавес, и геополитика оказалась перед необходимостью определения новой парадигмы, способной объяснить геополитическую картину мира. Это место заняла цивилизационная парадигма. Она пришла в геополитику из культурологии, где успешно развивалась в течение двух предшествующих столетий. Для методологии цивилизационного анализа ключевым является понятие цивилизации, появившееся в социально-политических исследованиях еще в XVIII в. Первоначально данное понятие означало «триумф и распространение разума не только в политической, но и в моральной и религиозной области», просвещенное общество в противовес дикости и варварству, прогресс науки, искусства, свободы и справедливости и устранение войны, рабства и нищеты. «Цивилизация означала в первую очередь идеал и, в значительной степени, идеал моральный» .

С течением времени к цивилизациям начинают относить целые страны и народы в их развитом состоянии. В 1819 г. слово «цивилизация» впервые употребляется во множественном числе, что говорит о признании многообразия в цивилизационном развитии народов. Французский историк и государственный деятель Франсуа Гизо (1787−1874) пишет «Историю цивилизации в Европе» (1828), затем «Историю цивилизации во Франции» (1830). Генри Томас Бокль (1821 — 1962) публикует двухтомную «Историю цивилизации в Англии» (1857−1861).

В геополитике цивилизационный анализ впервые был использован русским ученым Н. Я. Данилевским (1822- 1885) в работе «Россия и Европа», вышедшей в свет в 1869 г. Собственно Данилевский и разработал цивилизационную парадигму как геополитический метод, обратив внимание на то, что притяжение культуры является решающим в сфере геополитики. Он объяснил, что каждая цивилизация основана на какой-то исходной духовной предпосылке, «большой идее», «сакральной ценности» или первичном символе, вокруг которых в ходе развития формируются сложные духовные системы, а вслед за этим и материальная оболочка в виде государств, государственных объединений и союзов. Данилевский выдвинул идею «всеславянского союза» (панславизма) как цивилизацнонного синтеза, способного сыграть важную роль в геополитике.

Последователи Н. Я. Данилевского, среди которых А. Тойнби, П. А. Сорокин, О. Шпенглер, подчеркивали особую роль религии в формировании цивилизационной идентичности. Они утверждали, что цивилизации представляют собой тины человеческих сообществ, создавших уникальные формы религии, архитектуры, живописи, нравов, обычаев, и эти социокультурные притяжения — вера, почва и кровьдля народов, принадлежащих к одной цивилизации, являются более значимыми, чем любые экономические или политические выгоды в ситуации геополитического выбора.

Утилизационная парадигма предполагает, что в XXI столетии расклад сил на геополитической карте мира будет определяться принадлежностью к основным мировым цивилизациям. В современном мире выделяют пять сложившихся цивилизаций:

• — западно-христианскую (западное общество);
• — православно-христианскую, или византийскую (Юго-Восточная Европа и Россия);
• — исламскую (страны Северной Африки и Среднего Востока);
• — индуистскую (тропическая и субконтинентальная Индия);
• — конфуцианско-буддистскую (страны Азиатско-Тихоокеанского региона).

Таким образом, цивилизационный анализ в геополитике направлен на активизацию в сознании исследователей древней сакральной триады веры, почвы и крови, которая и сегодня многое может объяснить в притяжении и отталкивании государств и народов на геополитической карте мира. И здесь необходимо коснуться той интерпретации цивилизациоиной парадигмы в геополитике, которая вошла в современный дискурс как теория «столкновения цивилизаций» .

Модель «столкновения цивилизаций», разработанная американским политологом Сэмюэлем Хантингтоном (1927;2008), основана на том, что международная система, прежде состоящая из трех блоков («первого», «второго» и «третьего» мира), сегодня перестраивается и превращается в новую систему, состоящую из восьми главных цивилизаций: китайской, японской, индуистской, исламской, православной, западной, латиноамериканской и африканской. Хантингтон убежден, что состязающиеся силовые блоки в будущем станут отличать принадлежность к этим цивилизациям (а не к нациям и идеологиям, как было прежде), ведь «…в конечном счете для людей важна не политическая идеология или экономические интересы. Вера и семья, кровь и убеждение — это то, с чем люди себя идентифицируют и за что они будут биться и умирать. И поэтому столкновение цивилизаций заменит холодную войну как главный фактор глобальной политики» .

С точки зрения Хантингтона, различные цивилизации вырабатывают разные культурные ценности, которые гораздо труднее примирить, чем идеологический конфликт классов: «бархатный занавес культуры» разделяет народы значительно сильнее, чем «железный занавес» идеологий в период холодной войны. Хантингтон считает культурную приверженность людей первобытной, подсознательной, исконной. Он хочет, чтобы мы поверили, будто цивилизационный выбор строго ограничен традиционными ценностями данной культуры. Связывая воедино цепочку «вера — семьяубеждение — кровь», он подчеркивает, что культурные ценности неразрывно сделаны с этнической и конфессиональной идентичностью. И поскольку религиозные и этнические противоречия сложно свести к компромиссу («речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям»), то конфликт неминуем и столкновения неизбежны.

Фундаменталистское прочтение цивилизациоиной идентичности становится веским аргументом в пользу неразрешимости цивилизационных противоречий в современном мире. Например, западные идеи индивидуализма и демократии сталкиваются с религиозными верованиями незападных народов. Но даже если это так, возникает вопрос: почему несовместимые культурные ценности должны вызывать политические и военные столкновения?

Хантингтон пытается убедить нас в том, что современные цивилизации — это гомогенные образования, разделяющие единые исконные культурные ценности, и потому общества, которые объединились в силу исторических или идеологических причин, но разделены цивилизационно, либо распадаются, как это произошло с Советским Союзом. Югославией, Боснией-Герцеговиной и Эфиопией, либо испытывают огромное напряжение.

Однако современная культурная антропология опровергает такой примитивный взгляд на проблему. Вопреки представлениям адептов монолитности каждая цивилизация состоит из гетерогенных начал: именно это образует источник ее динамики. Внутреннее разнообразие является залогом повышенной жизнестойкости и адаптивности — способности приспосабливаться к изменениям среды. Проблема цивилизационной самоидентификации — это проблема высокосложных, рафинированных и оттого чрезвычайно хрупких синтезов в области культуры. Мировые религии объединяют каким-то высшим нормативным кодом множество подвластных им этнокультурных локусов, но при формировании этих религий в прошлом видную роль играл межконфессиональный диалог, о чем свидетельствует современное сравнительное религиоведение. Многие цивилизации являются поликонфессиональными, их питает напряженная энергетика разных религиозных полюсов: католического и протестантского (Запад), православного и мусульманского (Россия), буддистского и конфуцианского (Тихоокеанский регион).

Каждая цивилизация характеризуется устойчивым плюрализмом этнокультурных миров, что также является источником ее динамизма. Мировое сообщество сегодня состоит примерно из 180 государств и только 15 из них можно назвать нациями в том смысле, в котором большинство людей считает себя принадлежащим к этой нации, т. е. имеющими общих предков и культурную идентичность. Для государств естественно быть многонациональными, до 40% населения в таких государствах могут относиться к пяти или более четко выраженным нациям. Почти в трети случаев самая большая нация не составляет большинства в государстве. Но если это типично для многонациональных государств, то тем более характерно для цивилизаций: многие страны сегодня находятся одновременно внутри одной цивилизации и сами состоят из множества цивилизаций.

Сочетание гетерогенных этнических начал таит в себе немалые опасности. Разнородные цивилизационные основания даже в ходе длительного времени не сливаются в нечто единое, а образуют гибкие сочленения, поддержка которых требует творческих усилий, направленных на обновление прежних способов синтеза. Как замечает Л. Панарин, «напряжение, столкновение и новая гармония разнородных начал и являются пружинами драмы, называемой человеческой историей». Новое поколение сталкивается с необходимостью морального обновления цивилизационных синтезов, что требует высвобождения духовной энергии, активизации творческих возможностей, однако при этом всегда существует соблазн упрощения. Слабые характеры и примитивные умы, неспособные осилить напряженную энергетику интеллектуальных синтезов, тяготеют к процедурам линейного упрощения и выравнивания. Иногда им вторят взыскующие экзотики примитивизма интеллектуалы. Так рождаются опасные мифы, претендующие на новые «цивилизационные прозрения». С. Хантингтон хочет убедить нас в том, что традиционные ценности каждой культуры неизменны и незыблемы, а люди привержены им первобытно и подсознательно, но современные антропологи рассматривают культурные традиции и ценности как перманентно развивающиеся явления, которые постоянно включены в процесс социального и культурного цивилизационного строительства.

Культурные ценности и традиции развиваются в соответствии со сложными условиями исторической практики. Культурный материал цивилизаций настолько богат, многообразен и противоречив, что может быть использован в разных исторических условиях для создания широкого разнообразия альтернативных ценностей. Процесс образования культурных ценностей обусловлен не столько традициями, сколько потребностями времени и условиями, в которых развивается культура. Антрополог Найджел Харрис (Nigel Harris) в книге «Вера в обществе» пишет: «…культура — это не какая-то внешняя смирительная рубашка, это многослойная одежда, и отдельные ее слои человек может сбросить и сбрасывает, если они начинают мешать движению» .

Любое политическое определение культурных ценностей отражает выбор, сделанный современными политическими лидерами в ответ на возникшие проблемы. Давайте проанализируем, в чем заключается феномен современного исламизма. В значительной степени это явление XX столетия. Конечно, исламисты используют культурный материал, относящийся ко времени Пророка Мохаммеда. Но те обычаи и традиции, которые отбираются исламистами для оживления национальной культуры, зависят не от диктата древних устоев, а от понимания роли и значения этих традиций в современных условиях. Другая часть культурного материала — совершенно новая, она отражает сегодняшние достижения исламского мира: огромные доходы нефтяных компаний, экономические, политические, военные реалии исламского мира.

Сырой материал культурных традиций всегда использовался и будет использоваться политиками для обоснования своих целей, поэтому процесс формирования культурных ценностей продолжается сегодня, как и тысячелетия назад. Вопрос о том, грозит ли нам «столкновение цивилизаций» , — во многом вопрос осознанного выбора политическими лидерами и элитами своего ответа на вызов других культур. Современная политическая конфликтология справедливо считает, что конфликты на почве чисто культурных ценностей разрешаются значительно легче, чем экономические или идеологические. Хантингтон «ошибочно настаивает на их неразрешимости». Взаимное уверение и признание, терпимость значительно легче продемонстрировать, чем поступиться материальными интересами.

Культурные противоречия обостряются, когда в рамках существующей политической системы невозможно удовлетворить основные человеческие потребности для всех и начинается борьба за индивидуальное и коллективное выживание. Многие современные конфликтологи (Дж. Бартон, П. Сайтес, Р. Рубинштейн и Ф. Крокер) считают, что наиболее серьезные политические конфликты генерируются не столкновением ценностей, а именно неспособностью существующих систем удовлетворить основные потребности людей. Ни для кого не секрет, что в современном мире основные сражения происходят не вокруг культурных идеалов, а из-за экономических интересов: идет борьба за рынки сбыта и источники сырья.

Весьма спорным представляется и тезис Хантингтона о том, что усиление межцивилизационных контактов однозначно ведет к росту цивилизационного самосознания, а это, в свою очередь, обостряет «разногласия и враждебность». Взаимодействие между цивилизациями — сложный, неоднозначный, нелинейный процесс, в результате которого при определенных обстоятельствах действительно могут усиливаться рост цивилизационного самосознания и обостряться межнациональные противоречия. По достаточно часто происходит и другое: возрастает взаимопонимание и сотрудничество и даже происходит процесс сближения цивилизаций. Например, в XIX — начале XX в. Мексика идентифицировала себя через антитезу США, а сегодня эта страна активно сотрудничает с Америкой, участвует в Североамериканской зоне свободной торговли (ПАФТА) и даже стремится сблизить свою культуру с американской.

Многие оппоненты Хантингтона справедливо указывают на то, что рост религиозного самосознания нельзя однозначно воспринимать как источник повышенной конфликтности в современном мире. Проблемы фундаментализма сильно преувеличиваются западной общественностью. Исламский фундаментализм — это скорее жупел для Запада, в памяти которого сохранились татаро-монгольские и мусульманские набеги. В действительности феномен исламского фундаментализма — это свидетельство не столько возрождения ислама, сколько его паники и замешательства, может быть, даже ощущения вины за стирающиеся границы с другими цивилизациями. Нельзя забывать и о миротворческой роли церкви в современном мире.

Вызывает возражение утверждение Хантингтона о том, что «экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизаций». На деле братские узы поддерживаются тогда, когда это выгодно, в противном случае о них забывают. Многие современные региональные экономические союзы являются межцивилизационными: НАФТА объединяет США, Канату и Мексику; восточноазиатский экономический блок — Японию, Китай, Гонконг, Тайвань, Сингапур. Если следовать логике Хантингтона, то синдром «братских стран» означает, что нации в будущем станут сражаться за цивилизационные связи и верность культуре, однако на деле они скорее будут спорить о своей доле на рынке, учиться конкурировать в рамках мировой экономики.

В целом концепция С. Хантингтона очевидно направлена на то, чтобы доказать мировой общественности, что центральной осью геополитики в будущем станет конфликт между Западом и другими цивилизациями. «Запад против остального мира» — этот красноречивый заголовок одного из разделов статьи Хантингтона весьма подходит для названий всей работы в целом. Идеологический подтекст выступления автора очевиден: сплотить западный мир, дать ему новую консолидирующую идею.

Культурные ценности вполне могут стать основой для политической мобилизации масс. Чаще всего это происходит в ответ на действия. экзогенных факторов, когда существует агрессивный вызов других культур. Проблема заключается в том, чтобы не создавать такую ситуацию.

Сегодня, как и столетие назад, мир на планете во многом зависит от доброй воли и усилий разных народов и их политических лидеров. Концепция «столкновения цивилизаций» уводит геополитиков от перспективы разрешения международных конфликтов в сторону однозначной конкуренции и противостояния. Опасность такого подхода очевидна. Вопрос необходимо перевести в принципиально иную плоскость: цивилизационный анализ в геополитике должен стать основой диалога цивилизаций.