Идеология левого экстремизма

История организованного левого экстремизма в России уходит своими корнями в XIX в. и связана прежде всего с террористической деятельностью организации «Народная воля», действовавшей с января 1878-го по март 1881 г. Программа «Народной воли», принятая в декабре 1879 г., провозглашала, что «только на социалистических началах человечество может воплотить в своей жизни свободу, равенство, братство, обеспечить общее материальное благосостояние и полное, всестороннее развитие личности, а стало быть, и прогресса»^[1]. Для этого народовольцы планировали «произвести политический переворот с целью передачи власти народу», а основным методом борьбы считали террор, полагая, что «террористическая деятельность, состоящая в уничтожении наиболее вредных лиц правительства, имеет своею целью подорвать обаяние правительственной силы, давать непрерывное доказательство возможности борьбы против правительства, поднимать, таким образом, революционный дух народа и веру в успех дела и, наконец, формировать годные и привычные к бою силы»^[2].

Реализуя свою программу народовольцы в августе 1878 г. убили генерала Мезенцева, шефа Третьего отделения, раннее Вера Засулич стреляла в генерал-губернатора Петербурга. Ну, а пиком террористической деятельности «Народной воли» можно считать подготовку к покушению на императора Александра II, который в сентябре 1879 г. был «приговорен к смерти» революционным трибуналом «Народной воли». После покушения на царя 1 марта 1881 г. организация была разгромлена и прекратила сколько-нибудь активную террористическую деятельность, переключившись на организационную и литературно-просветительскую работу в эмиграции. Таким образом, организация «Народная воля» фактически являлась родоначальницей организованного левого экстремизма в России.

Вообще, конец XIX в., как впрочем, и начало XX в. в России было отмечено вспышкой террористической деятельности как левоэкстремистских, так и правоэкстремистских организаций и групп. Однако наибольшую известность получила «Боевая организация партии социалистов-революционеров», созданная по инициативе Г. А. Гершуни в 1901 г. Деятельность Г. Гершуни, а впоследствии Е. Азефа и Б. Савинкова привела к широкомасштабному использованию террора в политической борьбе в начале XX в. Жертвами «Боевой организации» были генералгубернаторы, градоначальники, прокуроры, полицмейстеры, генералы и адмиралы, присяжные поверенные и прочие должностные лица Российской Империи.

Мы не случайно обратились к истории левого экстремизма конца XIX — начала XX в., поскольку экстремистская деятельность боевых организаций народовольцев, эсеров, анархистов разительно отличается от «демонстрационного терроризма» левых экстремистов конца XX — начала XXI в. И отличие здесь не только в «кровавости» или жестокости терактов, совершенных, например, «Боевой организацией партии социалистов-революционеров», но и в идеологической обоснованности использования методов политического насилия.

К современным левоэкстремистским организациям, действовавшим в России в 1990;х гг. и активно использовавшим теракты как средство политической борьбы, можно отнести «Новую революционную альтернативу» (НРА) и «Революционный военный совет» (РВС). Кроме них в подготовке терактов участвовали отдельные представители (одиночки) РКСМ (б), АКМ ТР (Авангард красной молодежи движения «Трудовая Россия»), анархистской группы под названием «ФАК» («Федерация анархистов Кубани»),.

Обращает на себя внимание, во-первых, малочисленность (по «делу» НРА было арестовано 7 человек, по РВС — 6) представителей левого экстремизма 1990;х гг. в сравнении с их предшественниками конца XIX — начала XX в., что, безусловно, объяснимо исходя из социально-экономических, политических, духовных различий между эпохами. Во-вторых, из множества современных левых организаций, групп, сообществ выделились всего две организации.

(НРА и РВС), которые изначально создавались для осуществления экстремистской деятельности, тогда как РКСМ (б), АКМ и многие анархистские группы по пути экстремизма не пошли (и даже его осудили в своих официальных документах), оставшись хоть и маргинальными, но вполне легальными участниками российской общественно-политической жизни. В-третьих, террористические акты, осуществленные левыми экстремистами 1990;х гг., носили преимущественно демонстрационный характер (исполнители стремились по возможности избежать массовых жертв) и были направлены главным образом на повреждение или уничтожение материальных объектов (помещения военкоматов, памятники Петру I и Николаю И, общественная приемная ФСБ, мемориальная плита и т. д.).

Подробно проявления левого экстремизма, в том числе в деятельности НРА и РВС, мы рассмотрим в следующей главе, сейчас же проанализируем основные идеологические установки данных левоэкстремистских организаций.

В начале 1996 г. образовалась левоэкстремистская организация «Новая революционная инициатива» (НРА), в которую вошли представители от различных анархистских групп, главным образом входящих в «Ассоциацию движений анархистов» (АДА), а также несколько членов одного из поныне действующих «комсомолов» — РКСМ (б). До недавнего времени среди левых радикалов, публицистов, обществоведов велись споры об идеологической ориентации НРА, то есть являлась ли она организацией «новых левых» или какой другой более «традиционной» (комсомол, анархисты и т. д.) левой структурой. Однако исследование, проведенное Д. Е. Бученковым, позволяет утверждать, что в данной группе состояли преимущественно представители различных анархистских организаций, таких как «„Московский клуб анархистов“, „Ассоциация движений анархистов“, „Хранители радуги“, „Федерация анархистов Кубани“, „Иркутская организация конфедерации анархосиндикалистов“»^[3]. Представителей РКСМ (б), судя по письму одного из лидеров НРА А. Бирюкова, в рядах организации было всего трое^[4]. Таким образом, НРА была, по всей видимости, единственной в то время анархистской организацией, пытавшейся осуществлять регулярную экстремистскую деятельность на территории постсоветской России.

Идеология НРА в силу различных причин — относительно недолгий срок существования организации, нелегальный (закрытый) характер, предполагающий отсутствие теоретических дискуссий, отсутствие общепризнанного идеолога (или участника, ответственного за разработку идеологии) в группе, участие в деятельности организации представителей разных идеологических направлений (главным образом, анархо-коммунистов и сторонников марксизма-ленинизма) — приобрела четко выраженный эклектичный характер. Тем более что НРА создавалась изначально как экстремистская организация и поэтому не прошла этап трансформации леворадикальных идей в экстремистские. Но это не означает, что организация «Новая революционная альтернатива» вообще не имела никакой идеологической системы. Напротив, любая экстремистская деятельность всегда идеологически обоснована, другое дело, что для этого обоснования экстремисты используют своеобразный набор из различных, нередко плохо сочетаемых между собой учений, доктрин, теорий и т. д.

Большинство участников НРА (А. Бирюков, Л. Романова, О. Невская и др.) были сторонниками левого (антикапиталистического) направления в современном анархизме, представленного в организации анархо-коммунизмом и развитого в трудах П. А. Кропоткина и близких ему теоретиков, таких как Э. Малатеста, М. Букчин и др.

Целью анархо-коммунизма или либертарного коммунизма является установление безвластного общества, основанного на взаимопомощи и солидарности всех людей. Анархо-коммунизм исходит из идеи о том, что свободное общество должно состоять из самоуправляющихся коммун и общин, внутри которых действует принцип прямой демократии и в которых организовано коллективное использование средств производства. Подобно марксистам, анархо-коммунисты выступают за бесклассовое общество — коммунизм, в котором не будет частной собственности, государства, эксплуатации человека человеком. Однако в отличие от марксистов-ленинцев анархо-коммунисты против создания авангардной пролетарской партии и установления диктатуры пролетариата.

Следование анархо-коммунистическим идеям, отрицающим необходимость создания авангардной пролетарской партии, отразилось и на представлениях большинства участников о роли и месте НРА в революционном движении. Так, большинство членов НРА придерживалось анархистских взглядов и поэтому отвергло необходимость создания централизованной организации по типу политической партии со своим руководством, техническим аппаратом, иерархией участников, программными документами, уставом и т. д. По мнению Д. Е. Бученкова, организация НРА рассматривалась ее участниками, как прежде всего революционное сообщество, созданное для осуществления практической (террористической) деятельности в отличие от бесконечных разговоров о революции в среде российских леворадикалов^[5]. Поэтому задача НРА была не в том, чтобы возглавить революционное движение, а в том, чтобы своим примером показать возможность и необходимость революционной борьбы с правящим режимом в РФ. Тем более отвратительной для НРА была идея захвата власти ради власти, поэтому ее члены считали себя теми, «кому чужда борьба за власть и бездумная свара за лучшее место под солнцем»^[6].

Основой идеологии НРА была идея социалистической революции как необходимого способа для общественных преобразований, уничтожения государства, классов, наций и т. д. Однако представление об этой революции у членов организации было разным. У анархистской части НРА взгляды на осуществление революции так или иначе были связаны с теоретическим наследием П. А. Кропоткина. Он считал, что «наступление нового строя произойдет путем социальной революции, то есть посредством насильственного ниспровержения старого строя, которое хоть и совершится само собой, но подготовление к которому есть обязанность тех, которые предвидят ход развития»^[7]. Поэтому задачей всех тех, которые предвидят ход развития, должно быть подготовление умов к предстоящей революции. По мнению П. А. Кропоткина, это и есть задача тайных обществ и революционных организаций. Прежде всего «необходимо проповедовать цель революции и словом и делом, пока она ко дню восстания не станет вполне популярной; необходимо объявление войны современному обществу, попытки восстания, акты мести при которых один акт рождает другие…»^[8]. Нетрудно предположить, что под «актами мести» левые экстремисты понимали подготовку и осуществление террористических актов против институтов политической системы. Поэтому анархокоммунисты полагали, что осуществление экстремистских действий, главным образом демонстрационных терактов, как раз и будет пропагандой революции, воздействием на умы, примером для подражания и т. д.

Тогда как другая часть НРА, стоящая на позициях РКСМ (б) и разделяющая базовые положения марксизма-ленинизма, исходила из убеждения, что «единственный путь победы коммунизма — коммунистическая революция, первым этапом которой будет социалистическая революция, которая приведет рабочий класс к власти — диктатуре пролетариата как последней форме государства»^[9]. Поэтому сторонники марксизма-ленинизма рассматривали НРА как боевой авангард пролетариата, который хотя и не должен возглавить пролетариат, но должен попытаться развязать пролетарскую (социалистическую) революцию. Однако в отличие от большинства членов РКСМ (б) «комсомольцы» из НРА полагали, что пустыми обсуждениями, мирными митингами и шествиями пролетарскую революцию не развязать и поэтому остановились на заведомо экстремистских способах борьбы, что, по всей видимости, и привело их в ряды НРА.

В тоже время «комсомольцы» расходились во взглядах на осуществление социалистической революции с анархистским крылом НРА. Поскольку считали, что будущая революция не совершится сама собой, и поэтому ее необходимо тщательно организовать, придать необходимый импульс даже путем террористических актов. Таким образом, «комсомольцы» предполагали, что смогут с помощью демонстрационных терактов искусственно создать революционную ситуацию и побудить народ к осуществлению революции. Хотя классики марксизма предупреждали в свое время об ошибочности таких взглядов на революцию.

Однако в целом члены НРА предполагали революционным путем изменить политическую систему и соответствующими действиями доказать, что они выступают принципиально не только против всех институтов и органов классового врага, против государственных инстанций и спецслужб, но и против всех официальных представителей этих учреждений и организаций, против высших чиновников, судей, директоров, олигархов, «новых русских» и т. д.

Революция должна быть направлена прежде всего против «государственно-милитаристской системы» и поэтому «должна иметь не авторитарный, а справедливый характер», что действительно «приведет к установлению свободного общества»^[10]. Вообще, проблема борьбы с государством носит основополагающий характер для любой анархистской организации. Сторонники анархо-коммунизма и анархисты других направлений (например, правого анархизма) в НРА одинаково расценивали государство как препятствие для развития человечества, как «абсолютное Зло», и поэтому революция должна с первого дня уничтожить окончательно государство и все государственные учреждения. Тогда как сторонники марксизма-ленинизма (согласно теории) предполагали необходимым установление диктатуры пролетариата как последней формы государственного устройства. Тем не менее, как отмечал А. Бирюков, вопрос о судьбе государства широкого обсуждения в НРА не получил, поскольку мог привести к спорам и разногласиям, хотя позицию анархистов разделяло большинство членов организации^[11].

Объединительным началом между анархистами и «комсомольцами» в НРА было негативное отношение к так называемому «государственному милитаризму». А именно члены организации критиковали войну в Чечне, всеобщую воинскую повинность, неуставные отношения в армии и т. д. Большинство членов НРА оценивало войну в Чечне со стороны России как империалистическую и колониальную, определяя ее «не как внутрироссийский конфликт по усмирению взбунтовавшегося субъекта Российской Федерации, а как имперское завоевание пытающейся сохранить свой авторитет империи»^[12]. В силу чего члены НРА пытались обратить внимание общества на необходимость прекращения войны демонстрационными терактами в помещениях московских военкоматов в отличие от большинства левых организаций, собирающих немногочисленные митинги протеста или распространяющих агитационные материалы. Интересно, что после ареста активистов НРА, уже в ходе контртеррористической операции в Чечне в 2000;х гг., анархисты использовали сугубо мирные формы протеста — пикеты, митинги, граффити.

Любая экстремистская идеология определяет образ врага, который служит непреодолимым препятствием на пути к строительству светлого будущего и поэтому нуждается в четкой конкретизации и последующей изоляции или физической ликвидации. Безусловно, основной враг для левых экстремистов не только буржуазное государство, но и вся система капиталистических отношений. Однако такая точка зрения характерна не для всех сторонников анархистских взглядов. Среди участников НРА на антикапиталистических позициях стояли анархо-коммунисты и «комсомольцы», тогда как представители «Ассоциации движений анархистов» (АДА) имели собственную точку зрения, которую можно охарактеризовать как правый анархизм.

Правый анархизм, в отличие от анархо-коммунизма основывается на принципе естественных прав, признании свободных рыночных отношений, существовании частной собственности, которая была приобретена благодаря труду, торговле или получена в подарок. Поэтому основой правого анархизма является такое течение анархистской мысли, как анархо-капитализм, выражающийся в отрицании любой формы государственной власти, но в поддержке конкурентоспособного рынка как основного механизма для развития свободного общества.

По мнению Д. Е. Бученкова: «Правые анархисты делают больший акцент на персоналистском начале анархистского мировоззрения, в то время как левые чаще предпочитают говорить о „массах“, „пролетариате“, „классах“ — то есть о социальных группах»^[13]. Действительно, персонализм правого анархизма объясняется идеями анархо-индивидуализма (Штирнер М., Таккер Б., Ротбард М., Боровой А. и др.), отстаивающего положение о том, что «индивидуальная собственность и преследование личного интереса не должны быть ограничены никаким коллективом или органом государственной власти»^[14]. Поэтому анархо-индивидуалисты поддерживают идею сохранения частной собственности, в то время как анархо-коммунисты считают ее одной из причин существования эксплуатации и высказываются за ее уничтожение. Таким образом, правые анархисты видят своим идеалом мелкотоварное неиндустриальное общество и выступают за равное распределение частной собственности.

В тоже время данная точка зрения анархистов из организации «АДА» не являлась мнением большинства, и поэтому можно утверждать, что экстремистская идеология НРА была как антигосударственной, так и антикапиталистической.

В целом социально-экономические представления членов НРА, изложенные в «Заявлении № 1», были ограничены простым перечислением негативных явлений российского капитализма — затяжной экономический кризис, инфляция, обнищание населения вследствие «шоковой терапии» рыночных реформ, рост безработицы и социального неравенства, усиление эксплуатации трудящихся, коррупция и бюрократизация в обществе^[15]. По всей видимости, глубокий теоретический анализ экономических проблем России участниками НРА не осуществлялся, поскольку, на наш взгляд, во-первых, НРА создавалась как организация прямого действия и легально пропагандировать свои идеи в обществе не планировала. Во-вторых, особенностью практически всех экстремистских идеологий является сознательное упрощение своих мировоззренческих установок, придание им лозунговой формы в целях более яркого, доступного обоснования совершения тех или иных экстремистских действий.

В отличие от леворадикальных организаций и групп, НРА была нацелена на использование террористических действий, что, естественно, ставило вопрос о важности их обоснования, а также необходимости приятия именно таких действий всеми участниками этой организации. Как отмечал в своем письме А. Бирюков: «Будет правильным считать НРА организацией левой направленности, оказывающей сопротивление антинародной политике правящего режима, в том числе и террористической деятельностью»^[16]. Террористическую деятельность, согласно письму А. Бирюкова, участники НРА пытались обосновать, исходя из заимствования идей виднейших представителей анархистской мысли — М. Штирнера и Ж. Сореля.

Согласно М. Штирнеру: «Преступление есть насилие отдельного человека, и только посредством преступления отдельный человек уничтожает насилие государства, когда он полагает, что не государство должно быть выше его, а он — выше государства. Теоретическая борьба не может дать места полной победе, и святая сила мысли подчиняется насилию эгоизма»^[17]. В борьбе с государством и его институтами М. Штирнер оправдывал всякое средство, ничуть не считаясь с нормами общественной морали: «Ни перед каким делом я не остановлюсь только потому, что в нем будто бы живет дух безбожия, безнравственности, несправедливости, точно так же, как святой Бонифаций не отказался из-за религиозных соображений от срубления языческого дуба»^[18]. Фактически об этом (об использовании всяких средств в борьбе) пишет и А. Бирюков: «Мы боремся с государством, с режимом своими средствами, а он борется своими. Мы сознательно вели и ведем войну с государством, и с точки зрения государства далеко не невинные агнцы»^[16][20].

Не менее важную роль сыграли в обосновании насильственных действий взгляды французского философа, теоретика революционного синдикализма Жоржа Эжена Сореля. Сорель в политической борьбе отдавал предпочтение прямому действию: насилие, бойкот, саботаж, забастовка и т. д. Причем политическое насилие понималось как насилие во имя великой цели, не знающее при этом никаких моральных преград — это делало идеи Сореля привлекательными для всех, кто стремился к быстрым и крайним средствам борьбы.

Вершиной апологии насилия является его знаменитое произведение «Размышления о насилии», впервые опубликованное в 1906 г. и принесшее Сорелю мировую известность. В книге Ж. Сорель с большой силой выразил идеи пролетарского насилия и героической морали, теорию мифа и философию пессимизма. Сорель отверг парламентский социализм, превративший классовую борьбу в орудие торга ради достижения мелких материальных выгод. Классовая борьба и пролетарское насилие имеют более высокое назначение — тотальное обновление общества путем прямого действия пролетариата. По мнению Ж. Сореля: «Насилие пролетариата не только обеспечивает грядущую революцию, но и представляет собой, кажется, единственное средство, которым европейские нации, отупевшие от гуманизма, располагают, чтобы вновь ощутить в себе прежнюю энергию»²'⁹.

Насилие у Ж. Сореля обладает чисто этическим и творческим измерением, свойственным и его социализму. Социализм — это моральная революция, интеллектуальный, духовный переворот. Насилие формирует и подготавливает этот переворот в душах людей. Социализм без насилия это не социализм. Только использование насилия обеспечивает позитивную революцию. Подлинное насилие должно наделить социализм благородством, возвысить его, обеспечить ему подлинность, аутентичность. Нужно выступить против всей Системы в совокупности, независимо от ее масок и самоопределений. Таким образом, в своем труде Ж. Сорель с энтузиазмом воспевал высокую моральную ценность пролетарского насилия, осуществляемого через революцию и террор против эксплуататорских классов, полагая, что «только борьба за высокие неутилитарные цели (социализм) может возродить нравственность в обществе, поскольку насилию социализм обязан теми высокими моральными ценностями, благодаря которым он несет спасение современному миру»^[21].

По всей видимости, члены НРА обосновывали свою террористическую деятельность, исходя из отрицания общечеловеческих норм морали, считая, что только их борьба за справедливое общество высокоморальна и поэтому обладает правом на создание новых нравственных устоев для всего общества. Отсюда убежденность в том, что только насилие, вооруженная борьба — единственное средство преобразования окружающего мира. Как утверждала одна из активисток НРА Л. Романова: «Можно сломать много копий в спорах о политических убеждениях, верных методах политической борьбы и моральных принципах. Но невозможно, на примере нашего дела, отрицать главное: в этой стране установился режим правового беспредела и политической расправы. И нет иного пути сопротивления, кроме революционного. И нет иного выхода из сложившейся ситуации, кроме вооруженной борьбы»^[22].

Таким образом, по нашему мнению, идеология организации «Новая революционная инициатива» носила экстремистский характер. Несмотря на то, что идеологические установки НРА отличались эклектичностью, ее основой стали преимущественно анархистские идеи и установки.

В 1997 г. в Москве главный редактор газеты «Молодой коммунист», член Российской коммунистической рабочей партии (РКРП) И. В. Губкин и его ближайшие сподвижники основали подпольную коммунистическую организацию под названием «Революционный Военный Совет Российской Советской Федеративной Социалистической Республики» (РВС РСФСР), провозгласившую курс на «подготовку и осуществление вооруженного восстания с целью свержения буржуазного режима и установления диктатуры пролетариата в форме Советской власти»^[23].

По мнению А. Батова: «Вступив в РКРП, И. Губкин попытался взять под свой контроль членов Революционного коммунистического союза молодежи — РКСМ (б), молодежной организации, действовавшей при РКРП. А также в своих газетах „Молодой коммунист“ и „Болыневикъ“ развязал пропагандистскую кампанию, смысл которой состоял в том, что достижения РКРП в области рабочего движения не имеют значения, а заниматься партия должна терроризмом»^[24].

Кроме того, И. Губкину удалось установить тесное взаимодействие с редакцией газеты «Бумбараш», центрального печатного органа РКСМ (б). Благодаря чему будущий лидер РВС получил возможность публиковать свои революционные призывы и обращаться напрямую к членам РКСМ (б) в регионах. Кстати, в газете «Бумбараш» будут впоследствии опубликованы все программные положения и прочие документы РВС.

Деятельность И. Губкина и его товарищей привела к формированию в РКСМ (б) двух течений — «проэрвээсовского» и «антиэрвээсовского». «Проэрвээсовское» течение выступало за немедленную подготовку и осуществление вооруженного восстания, тогда как «антиэрвээсовское» поддерживало курс РКРП на кропотливую, повседневную работу по организации рабочего движения. После ареста в 1997 г. И. Губкина и членов РВС состоялось заседание ЦКК РКСМ (б), которое осудило деятельность РВС, а также «проэрвээсовские» публикации в газете «Бумбараш»^[25].

В тоже время следует отметить, что организация РВС никогда не была структурой РКСМ (б) и поэтому РКСМ (б) не может на основании только деятельности группы И. Губкина быть причисленным к экстремистским организациям, как считают некоторые исследователи политического экстремизма^[26]. Дело в том, что ЦК РКСМ (б) никогда не принимал решений, связанных с оказанием поддержки группе Губкина или с оправданием необходимости совершения терактов, тем более что деятельность РВС была осуждена и до сих пор считается «провокаторской»^[27], направленной на дискредитацию российского коммунистического движения.

В связи с чем деятельность организации РВС РСФСР является самостоятельной, основанной на определенных идеологических установках, позволяющих отнести данную организацию к политическому экстремизму. По нашему мнению, организация «Реввоенсовет» строилась подобно НРА уже изначально как экстремистская, взявшая за основу подготовку и осуществление террористических актов. Поэтому идеология РВС создавалась для обоснования применения насилия и носила вполне выраженный экстремистский характер. В отличие от НРА члены РВС были сторонниками советского марксизма-ленинизма и пытались с помощью отдельных теоретических положений «классиков» обосновать осуществление терактов для достижения определенных политических целей. Однако нельзя однозначно утверждать, что идеология РВС — советский марксизм-ленинизм, скорее, И. Губкин и его соратники пытались революционизировать, а точнее подвергнуть определенной ревизии советскую версию марксизма-ленинизма, чтобы приспособить эти идейные положения для своих целей.

Так, в отличие от классического марксизма, уделявшего подготовке и осуществлению пролетарской революции довольно много внимания, разработавшего целую концепцию социалистической революции, участники РВС считали, что революция есть вооруженное восстание, втайне подготовленное группой заговорщиков без наличия каких-либо необходимых для этого условий (обострение противоречий, массовые выступления трудящихся и т. д.). Причем для осуществления вооруженного восстания предназначался «отдельно взятый регион России — Брянская область с учетом ее географического и экономического положения, а также связей и возможностей организации»^[28]. Победа «революции» в отдельном регионе должна была по «цепочке» распространиться на другие регионы, где отделения РВС с опорой на местные комитеты коммунистических партий возглавят вооруженное восстание для свержения правящего буржуазного режима и установят диктатуру пролетариата.

Подобная трактовка революции сближает идеолога и руководителя РВС И. Губкина не с представителями марксизмаленинизма, а, скорее, с взглядами одного из идеологов революционного народничества — П. Н. Ткачева. В своей теории социальной революции П. Н. Ткачев призывал к немедленному вооруженному восстанию. Ткачев отрицал необходимость пропаганды для подготовки революции, преуменьшал значение объективных факторов, утверждая, что важнее субъективный фактор в виде влияния на народ революционного меньшинства или революционной интеллигенции. По мнению П. Н. Ткачева: «Ни в настоящем, ни в будущем народ, сам себе предоставленный, не в силах осуществить социальную революцию. Только мы, революционное меньшинство, можем это сделать…»^[29].

На основе идеи о революционном меньшинстве П. Ткачев предлагал строить революционную организацию, которая должна была осуществить политический переворот при помощи тайного революционного заговора. А чтобы быть движущей силой революции тайная организация должна обладать следующими чертами: «1) централизация власти и децентрализация функций революционной деятельности, 2) иерархическая подчиненность и безусловная дисциплина членов организации, 3) сохранение в строжайшей тайне революционной деятельности каждого из членов организации»^[30].

Примерно таким же образом строился «Реввоенсовет», предполагавший жесткую централизацию и иерархическую подчиненность членов организации. Так, согласно Положению о «Реввоенсовете»: «РВС РСФСР образует собственные региональные отделения. Члены региональных отделений РВС организационно подчинены РВС РСФСР»^[31]. Твердая дисциплина в РВС устанавливалась на основе «торжественной Присяги на верность трудовому народу», согласно которой член РВС «должен быть бдительным революционером, твердо хранить революционную тайну, выполнять беспрекословно, точно и в срок приказы и распоряжения Реввоенсовета, твердой рукой карать отступников от дела революции…»^[32]. Таким образом, И. Губкин вслед за П. Ткачевым считал, что только дисциплинированная, боевая, централизованная организация способна бороться с государственным аппаратом. Поэтому в отличие от марксизмаленинизма, требовавшего кропотливой, просветительской и организационной работы с пролетариатом, РВС РСФСР сразу приобрел черты экстремистской группировки, нацеленной на подготовку и немедленное осуществление вооруженного восстания с целью свержения конституционного строя РФ.

Победа вооруженного восстания, согласно идейным установкам РВС, должна была, во-первых, привести к установлению в РСФСР диктатуры пролетариата в форме Советской власти, во-вторых, воссоздать СССР в границах августа 1991 г., в-третьих, построить мировую систему социализма^[33]. Вопрос об установлении в современной России диктатуры пролетариата в форме Советской власти — один из центральных практически для любой коммунистической партии, опирающейся на доктрину марксизмаленинизма (например, РКРП — РПК, ВКПБ и т. д.). Другое дело, что, в отличие от легальных российских компартий, РВС планировал добиться установления диктатуры пролетариата путем осуществления вооруженного восстания. Тем более что попытка «воссоздания СССР в границах августа 1991 г.» неминуемо привела бы к росту вооруженных локальных конфликтов с бывшими советскими республиками, а ныне суверенными государствами. Построение же «мировой системы социализма» выглядело в сложнейших социально-экономических и политических условиях, сложившихся в России к середине 1990;х гг. по меньшей мере обыкновенной демагогией и шарлатанством. Неслучайно данные идеи в программных документах РВС и в последующих статьях и публикациях И. Губкина никак не комментировались и не конкретизировались. Поэтому не представляется возможным увидеть, какой смысл вкладывал именно руководитель РВС И. Губкин в эти довольно абстрактные конструкции. Можно предположить, что эти положения в экстремистской идеологии РВС служили лишь для воздействия на чувства участников, сторонников организации, должны были вызвать боль от утраты некогда великой державы — СССР и, естественно, побудить к борьбе за восстановление порушенных идеалов и ценностей.

Одной из особенностей идеологии РВС было отрицание общеустановленных правовых норм, которые считались «буржуазными», и поэтому члены организации должны были действовать, «исходя из собственного коммунистического правосознания, и нести ответственность… лишь перед товарищами по совместной революционной борьбе»^[25]. Фактически, с точки зрения И. Губкина, «коммунистическое правосознание» должно было подменить собой и правовые и моральные нормы. Вообще, традиция оправдания любого аморализма, если он служит интересам революции, восходит еще к знаменитому «Катехизису революционера» С. Г. Нечаева и затем прослеживается на протяжении всей последующей истории русского революционного движения. Так, согласно С. Г. Нечаеву, революционер — тот, кто «в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира»^[35]. Полвека спустя после написания «Катехизиса революционера» лидер большевиков В. И. Ленин в своей речи отметил: «Нравственность — это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов»^[36].

Таким образом, антиправовые и антиморальные установки в идеологии РВС имели устойчивую традицию, идущую от леворадикальных сообществ разных эпох. Провозглашение и закрепление в программных документах РВС подобных идей создавало определенный психологический настрой в организации, выражавшийся в довольно легком отношении к использованию насилия для достижения своих целей. Поскольку если правосознание членов отдельно взятой организации признается главенствующим в обществе, единственно верным и правильным, то тогда все остальные — враги, противники, оппоненты, просто равнодушные, к которым возможно применение различных способов политического насилия.

Проблеме подготовки членов РВС к применению насилия посвящено большинство «приказов» по организации. Вообще, РВС РСФСР создавался изначально как «самодостаточное военно-политическое образование»^[37], что предполагало наличие военизированной основы или подразделения для решения определенных политических задач. Согласно программным документам, РВС создавал для подготовки и осуществления вооруженного восстания «собственные функциональные подразделения», что предполагало вооруженное противостояние с защитниками режима и, естественно, вело к использованию незаконного давления и принуждения. Следовательно, экстремистские идеологические установки РВС были направлены на обоснование применения правоотрицающего политического воздействия против вероятных политических врагов и оппонентов.

В целях подготовки вооруженного восстания РВС «формирует основную ударную силу вооруженного восстания — Рабоче-Крестьянскую Красную Армию», которая непосредственно подчиняется Реввоенсовету и назначаемому им «Главнокомандующему РККА»^[38]. Причем каждый гражданин России, вступающий в ряды РККА, должен был принять Присягу на верность трудовому народу, в которой утверждалось, что воин РККА обязан «положить все силы, … не пожалеть самой жизни для совершения социалистической революции; твердой рукой карать отступников от дела революции. ,»^[39]. Такую же «присягу» принимали и члены создаваемого РВС органа революционной диктатуры пролетариата — Народного Комиссариата Внутренних Дел (НКВД РВС), в функции которого как раз и входило проведение карательной политики против классовых врагов, оппонентов, изменников и т. п.

Таким образом, программные документы РВС были направлены на создание незаконных вооруженных формирований (НВФ) для осуществления вооруженного восстания и вероятного применения незаконного давления и принуждения как против «врагов трудового народа», так и против малодушных, трусов, предателей — «отступников от дела революции». Все это подчеркивает отличие экстремистской организации «Реввоенсовет» от леворадикальных организаций и групп, например, того же РКСМ (б) или РКРП — РПК. Так, например, в партийной программе РКРП — РПК, хотя и подчеркивается ее приверженность к осуществлению социалистической революции, но в тоже время говорится о «желательности мирных, бескровных форм борьбы за власть рабочего класса и его союзников»^[40]. И тем более не предполагается создание вооруженных и карательных формирований для подготовки и осуществления революции.

Кроме того, программные положения РВС предусматривали прекращение деятельности организации только в одном случае в результате победы вооруженного восстания. РВС не мог быть распущен по собственной инициативе членов организации, если не совершено вооруженное восстание, как и в случае гибели представителей центральных и региональных руководящих органов РВС. В случае их гибели, «оставшиеся в живых сотрудники РВС самостоятельно выдвигают новые составы центральных и региональных органов РВС»^[41]. Указанные положения свидетельствовали, что организация «Реввоенсовет» изначально создавалась как экстремистская, предусматривающая отсутствие права выбора у своих членов (особенно неофитов) на участие или неучастие в деятельности РВС, поскольку нормативные документы РВС РСФСР (Положение, Присяга, различные Приказы по организации) требовали от членов «Реввоенсовета» беспрекословного выполнения порученных заданий и обязательного участия во всех акциях, осуществляемых организацией. Все несогласные, отказавшиеся от участия в деятельности РВС, являлись нарушителями Присяги сотрудника РВС и должны были караться за отступничество от дела революции.

Вместе с тем подготовка вооруженного восстания в идеологических установках РВС прямо увязывалась с организацией и осуществлением террористических актов демонстрационного характера. Такой «теракт-демонстрация», предполагавший отсутствие возможных жертв, должен был свидетельствовать о наличии определенной политической силы, которая могла бы стать авангардом вооруженного восстания и своим примером воодушевить леворадикальное сообщество на совершение решительных действий.

Обоснованием для совершения первых демонстрационных терактов И. Губкин впоследствии назвал «развернутую в средствах массовой информации кампанию по вопросу перезахоронения тела В. И. Ленина и разрушения Мавзолея»^[42]. Однако какова бы ни была впоследствии приведенная аргументация, совершение индивидуальных терактов лежало вне русла марксистсколенинской традиции и сближало организацию И. Губкина скорее с народовольцами или эсерами. Так, например, А. И. Ульянов, автор программы террористической фракции партии «Народная воля» (1886 г.), писал: «Террор поднимает революционный дух народа. Поэтому мы считаем полезной не только террористическую борьбу с центральным правительством, но и местные террористические протесты против административного гнета»^[43], тогда как.

B. И. Ленин считал террор не самостоятельным действием, а лишь одним из средств борьбы, которое может быть полезно только в совокупности с другими действиями и в прямой, непосредственной связи с массовым движением, например, в ходе вооруженного восстания.

Таким образом, в отличие от классической марксистсколенинской традиции, И. Губкин считал необходимым совершение индивидуальных террористических актов не в ходе массового движения того же пролетариата, борющегося за власть, а как раз для доказательства возможности революционной борьбы и пропаганды ее в массах.

В целом комплексный анализ идеологических установок РВС, на наш взгляд, позволяет поставить под сомнение самоидентификацию организации как «учрежденную коммунистами-ленинцами». По всей вероятности, РВС РСФСР нужно рассматривать как левоэкстремистскую организацию с соответствующей идеологией, носящей эклектичный характер.

Как свидетельствует практика современного политического экстремизма, представители российских левоэкстремистских организаций в своих взглядах обращаются, как правило, к идеям марксизма и других левых течений, главным образом к различным направлениям анархизма, революционного народничества и т. п. Причем идеологическое обоснование использованию, например, терактов, левые экстремисты пытаются найти в трудах классиков марксизма-ленинизма, что позволяет представителям СМИ, правоохранительных органов, общественных кругов нередко рассматривать террористическую деятельность левоэкстремистских организаций как реализацию марксистско-ленинских установок в современной политической практике. На наш взгляд, вопрос этот не так однозначен, как кажется на первый взгляд, и поэтому требует теоретического пояснения.

Диалектический подход к вопросу о применении политического насилия в марксизме предполагает разграничение революционного насилия и остальных его форм (контрреволюционное насилие, индивидуальный террор и т. д.). К. Маркс и Ф. Энгельс придавали особое значение революционному насилию организованных масс пролетариата, тем более, если оно имеет необходимый характер, например, направлено против реакционного насилия свергнутых классов. Так, по мнению Ф. Энгельса: «Признается, что насилие играет и революционную роль, притом лишь в качестве вынужденной обороны от реакционных внешних врагов»^[44]. Иными словами, если массы стихийно поднимаются на борьбу с применением вооруженного насилия, борьбу, формы и динамика которой выражают тенденцию исторического развития в данную эпоху, организация революционеров должна поддержать это движение, попытаться привести его к победе или, по крайней мере, сделать его «точкой роста» дальнейшей революционной борьбы, воспитать на нем массы, подготовить их к новым битвам. Таким образом, с точки зрения классиков марксизма, насилие приобретает необходимый характер в ходе революционной борьбы за преобразование старого общественного строя.

Развивая марксистскую теорию насилия, В. И. Ленин, основываясь на опыте международного и российского революционного движения, считал: «Есть условия, при которых насилие и необходимо и полезно, и есть условия, при которых насилие не может дать никаких результатов. Бывали примеры, что это различие не усваивалось всеми, и об этом говорить надо»^[45]. То есть, по мнению В. И. Ленина, марксисты не могут поддерживать ориентацию на вооруженное насилие, принятую любым стихийно вспыхнувшим антикапиталистическим движением. Тем более это не означает, что марксисты толкают на вооруженную борьбу антикапиталистически настроенные массы, когда последние не готовы к ней и когда не созрели еще объективные условия для нее.

В тоже время негативно оценивается в марксизме такая форма нелегитимного насилия, как индивидуальная террористическая деятельность, не связанная с организованной борьбой широких народных масс. В. И. Ленин отмечал по этому поводу в 1916 г.: «В России террористы (против которых мы всегда боролись), совершили ряд индивидуальных покушений, но в декабре 1905 года, когда дело, наконец, дошло до массового движения, до восстания… тогда-то как раз „террористы“ и отсутствовали. В этом ошибка террористов»^[46]. Однако террор может использоваться как одно из средств революционного насилия против свергнутых классов — данное положение марксизма подтвердила история Октябрьской революции и Гражданской войны в России.

Таким образом, по нашему мнению, некорректно идеологические установки левоэкстремистских организаций определять как марксистско-ленинские, огульно навешивая ярлык «политический экстремизм» на деятельность различных леворадикальных организаций в современной России. Так, например, авторы информационно-справочной брошюры «Экстремизм — угроза обществу», изданной Прокуратурой Чувашской Республики, утверждают: «Следует отметить также и леворадикальные объединения, в первую очередь — Революционный коммунистический союз молодежи (большевиков) и Авангард красной молодежи (АКМ), которые возникли после раскола РКСМ (Российского коммунистического союза молодежи). Данные организации объединяют молодых людей прокоммунистической ориентации и имеют выраженную экстремистскую направленность»^[47].

В тоже время следует отметить, что, по всей видимости, развитие идеологии левого экстремизма в современной России будет во многом определяться устойчивой традицией, связанной как с трансформацией леворадикальных идей в экстремистские (по этому пути идут «осколки» некогда единого АКМ, ряд отделений «Левого фронта», «Союз революционных социалистов» и т. п.), так и с созданием группировок с четко выраженной левоэкстремистской идеологией. Причем в России на современном этапе по второму пути идут организации с преобладающим влиянием анархистских взглядов. Так, сравнительно недавно заявила о себе группировка под названием «Анархическая герилья», предоставившая свои материалы журналистам «Газета.Ru». Согласно видеоролику, группировка объединяет участников на основе лишь крайне левых взглядов, полнейшей анонимности и стремления участвовать в акциях силового протеста. Также там говорится, что их борьба направлена против «угнетательских структур», к которым они относят «государственные органы, политические партии, бизнес, эксплуатирующий труд и природу, фашистские организации», отмечая, что «страной десятки лет, если не сотни, правит режим коррумпированных бюрократов с диктаторскими полномочиями», поэтому в борьбе против режима допускается «самый широкий спектр методов — созидательных и разрушительных, мирных и боевых»^[48]. Таким образом, организация «Анархистская герилья» не имеет четко сформулированной идеологии, но, по всей видимости, функционирует на основе соединения различных леворадикальных идей (преобладают — анархистские), которые в дальнейшем, вероятно, оформятся в левоэкстремистскую идеологию.

По мнению одного из исследователей левого экстремизма в современном мире И. Л. Морозова: «Классические левоэкстремистские группировки, использующие военизированное политическое насилие (терроризм) как основу своей стратегии, если и будут возникать в России в будущем, то прогнозируются организационно неустойчивыми, не способными к быстрому наращиванию кадрового состава, хронополитический период их эффективной активности будет ограничен, поскольку благоприятные условия, способствующие успеху таких группировок, остались в прошлом»^[49]. По нашему мнению, с данным предположением можно согласиться лишь отчасти. Скорее всего, действительно, левоэкстремистские группировки будут организационно неустойчивыми и неспособными к быстрому наращиванию кадрового потенциала, что объяснимо прежде всего общими тенденциями развития экстремистских движений на данном этапе: отсутствие уставов, строгой иерархии, «видимых» лидеров, сетевой принцип организации, строгая конспиративность, объединение рациональных и иррациональных компонентов в идеологических установках и т. д. Однако что касается условий для их появления и роста, то они, наоборот, будут способствовать возникновению различных левоэкстремистских организаций и групп. Это, например, продолжающееся социальное расслоение общества, рост безработицы в условиях «новой» волны мирового кризиса, снижение участия государства в регулировании социальной сферы, усиление деятельности правоэкстремистских организаций, продолжающаяся в левых кругах пропаганда экстремизма, в том числе опыта германской «Фракции Красной армии», итальянских «Красных бригад», деятельности Э. Че Гевары, субкоманданте Маркоса и др.

Тем более деятельность левоэкстремистских организаций в России связана с распространением взглядов о том, что для осуществления идеалов необходимо использование насилия, а выступление масс (вооруженное восстание) приведет к их немедленному осуществлению — революции. Простое решение назревших проблем, как правило, способствует привлекательности подобных идеологий. Поскольку, вопервых, они носят популистский характер, излагая свои обещания и лозунги простым и понятным для масс языком. И, во-вторых, они обещают быстрое, коренное решение всех проблем в интересах широких народных масс. Все это может привести к ситуации, когда эти экстремистские идеи могут быть подхвачены возбужденными массами, не согласными со своими духовными и материальными условиями жизни в данный период и считающими, что руководство страны проводит нечестную и несправедливую внутреннюю политику.

Кроме того, немаловажным условием, способствующим возникновению и росту экстремистских взглядов и группировок в России, являются особенности русского национального характера. Так, по мнению некоторых исследователей, русский национальный характер отличается крайней противоречивостью^[50].

С одной стороны, русские проявляли удивительную пассивность, терпение, конформизм по отношению к деспотическим режимам в дореволюционной и послереволюционной России. И сейчас большинство россиян терпеливо переносит лишения, связанные с ухудшением материального положения, ростом безработицы, снижением социальной защищенности и т. д. Однако, с другой стороны, русская психология отличается страстностью, стремлением к абсолютному совершенству. Русский человек словно не признает середины, определенной меры во всем. Если он во что-то верит (в Бога, царя и отечество, светлое коммунистическое будущее и т. д.), то готов отдать этому делу всего себя без остатка. Так возникает фанатизм веры, который сочетается в русской психологии с нетерпимостью к чужим взглядам. По мнению Н. О. Лосского, абсолютные ценности могут привести к фанатизму, «откуда возникает ненависть к инакомыслящим и суровая борьба против них»^[51]. Поэтому вера в особую миссию, нетерпимость к «чужим» ведут к жестокости, насилию по отношению к тем, кто мешает ее осуществлению.

Утрата веры в какие-то идеалы приводит к бунтам против всего того, во что русский человек верил еще вчера (например, русские революции в XX в.). Н. О. Лосский утверждал, что если русский усомнится в абсолютном идеале, то он может дойти до крайнего скотоподобия или равнодушия ко всему; он способен прийти от «невероятной законопослушности до самого необузданного безграничного бунта»^[52]. По всей видимости, для психологии российских граждан исторически характерно сочетание комплексов верноподданного и бунтаря-революционера.

В целом российская политическая жизнь с древнейших времен до наших дней в полной мере отражает социокультурные и психологические свойства русского народа: долгие периоды стабильного авторитаризма сменяются непродолжительными, но всегда жестокими периодами смут и потрясений. В силу чего при определенных благоприятных условиях будут возникать правые и левые организации и группы, основывающие свою деятельность на тех или иных экстремистских идеологических установках.

Таким образом, проанализировав особенности идеологии политического экстремизма, можно сделать следующие выводы:

• 1. Социальные сдвиги, происходящие в условиях критически сложившейся исторической ситуации и нарушающие равновесие стратификационной системы, вызывают недовольство и сопротивление определенных групп, которые в рамках данной политической системы не могут найти иных способов выражения и защиты своих интересов кроме экстремистских. Поэтому экстремистская идеология обосновывает закономерную, исторически обусловленную, но неадекватную реакцию представителей той или иной социальной группы на сложившееся критическое положение, связанное с дальнейшим существованием, выживанием или самосохранением определенной социальной группы.
• 2. Экстремистская идеология, являясь своеобразной теоретической конструкцией, оправдывает необходимость применения нелегитимного политического насилия для преодоления острого конфликта между интересами определенной социальной группы и ее оппонентов. Причем возможность заключения компромисса между враждующими сторонами отрицается полностью. Поэтому экстремистские организации стоят на бескомпромиссных позициях, а их деятельность не имеет умеренных форм.
• 3. Экстремистскую форму в чрезвычайных социальноисторических условиях может принять любая радикальная идеология (любой социальной группы). Однако становление экстремистской идеологии, по нашему мнению, может происходить двумя путями: во-первых, путем трансформации — приобретения экстремистских черт (апологетика насилия) любой радикальной идеологией. Во-вторых, путем создания «новой» экстремистской идеологии на основе своеобразной теоретической эклектики с привлечением разного рода идей, концепций, учений. Различные теоретические концепции, идеи и установки используются современными экстремистами для обоснования не только какойто глобальной стратегической цели — изменение всего общества, но и как оправдание использования экстремистских методов для решения тактических задач (дестабилизация общественной жизни, подрыв деятельности государственных институтов, эскалация социальных, национальных и прочих конфликтов).
• 4. Исследование феномена правоэкстремистской идеологии позволяет рассматривать правый экстремизм как достаточно сложное политическое явление, проявляющееся в двух основных видах: светский и религиозно-политический экстремизм. Светский правый экстремизм позиционирует себя в связи с той или иной национальной идеей, выраженной в достаточно крайних формах неприятия «чужих» культурных, национальных, духовных и прочих норм и ценностей. Такой вид экстремизма основан на националистических, расистских и неонацистских (неофашистских) взглядах. Другой разновидностью правого экстремизма является религиознополитический экстремизм, который базируется на сочетании религиозной доктрины с правоэкстремистскими идеологическими установками. В идеологическом аспекте религиозно-политический экстремизм необходимо рассматривать как разновидность правого экстремизма, проявляющуюся в соединении религиозной нетерпимости с политической деятельностью в отличие от светского правого экстремизма, имеющего другую мотивацию.
• 5. На сегодняшний день в российском светском правом экстремизме можно выделить два направления, связанных с различными исторически обусловленными формами экстремизма, которые можно условно обозначить как «нацистское» и «консервативно-революционное». Нацистское направление связано с подражанием идеологии и политической практике Третьего рейха, национал-социалистического государства, имевшего четко выраженную расовую доктрину, направленную на утверждение превосходства «высшей» арийской расы. Консервативнореволюционное направление исходит из стремления представить Россию как уникальную самобытную цивилизацию, духовного лидера всего человечества (миссия России), возрождение которой возможно лишь на путях русской консервативной революции и восстановления традиционных, преимущественно русских культурных норм и ценностей. Тогда как в религиозно-политическом экстремизме доминирующую роль играет исламский экстремизм при наличии устойчивой тенденции формирования в ближайшей перспективе православного и неоязыческого направлений в современном российском правом экстремизме.
• 6. В отличие от правого политического экстремизма, левый экстремизм — определенный вид деятельности отдельных организаций, социальных групп или индивидов, стремящихся уничтожить господствующую политическую систему и руководствующихся при этом своеобразным набором левых экстремистских идеологических установок, взглядов и идей. На современном этапе развитие идеологии левого экстремизма будет во многом определяться устойчивой тенденцией, связанной как с трансформацией леворадикальных идей в экстремистские на базе уже существующих леворадикальных организаций (АКМ, «Левый фронт» и т. д.), так и путем создания группировок с ярко выраженной левоэкстремистской идеологией. Причем левоэкстремистская идеология той или иной группировки (организации) будет носить эклектичный характер, основываясь на различных, главным образом, заимствованных идеях, теориях, взглядах представителей марксизма, анархизма, революционного народничества и т. д.

• [1] Революционное народничество 70-х годов XIX века. М., 1965. Т. 2. С. 170.
• [2] Будницкий О. В. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов н/Д, 1996. С. 113.
• [3] Бученков Д. Е. Анархисты в России в конце XX века. М., 2009. С. 130.
• [4] См.: Бирюков А. Письмо политзаключенного Александра Бирюкова в редакцию анархистского бюллетеня «Права и воля» // Права и воля. 2001. № 7. С. 3.
• [5] См.: БученковД. Е. Указ. соч. С. 131.
• [6] Заявление № 1. Новая революционная альтернатива // Д. Е. Бученков. Анархисты в России в конце XX века. М., 2009. С. 131.
• [7] ш Эльцбахер П. Анархизм. Суть анархизма. М., 2009. С. 169.
• [8] Там же. С. 176−177.
• [9] Программное заявление Революционного Комсомола — РКСМ (б) // Сб. материалов по молодежной политике. М., 2008. С. 7.
• [10] См.: Заявление № 1. Новая революционная альтернатива. С. 131.
• [11] См.: Бирюков А. Указ. соч. С. 3.
• [12] Бученков Д. Е. Указ. соч. С. 61.
• [13] 2,2 Там же. С. 98.
• [14] К анархо-индивидуализму… // Винтовка. Ярославль. 2001. № 1. С. 2.
• [15] См.: Заявление № 1. С. 131.
• [16] Бирюков А. Указ. соч. С. 4.
• [17] Цит. по: Эльцбахер П. Указ. соч. С. 112.
• [18] Там же. С. 113.
• [19] Бирюков А. Указ. соч. С. 4.
• [20] Сорель Ж. Размышления о насилии. URL: http://www.syndikalist.narod.ru/sorcl/sorcl2.htm (дата обращения: 22.01.2013).
• [21] Там же.
• [22] Романова Л. Та реальность, которая нас объединит // За волю. 2005. № 3. С. 1. 177
• [23] Реввоенсовет. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/PeBBoeHCOBer (организация) (дата обращения: 17.02.2013).
• [24] 225 Батов А. История РКСМ (б). URL: http://rksmb.org/rksmb_history.php (датаобращения: 20.03.2013).
• [25] Там же.
• [26] См.: Сазонов И. А. Указ. соч. С. 109.
• [27] См.: Сарматов В. Коммунисты и вооруженная борьба. URL: http://rksmb.org/get.php?4639 (дата обращения: 05.04.2013).
• [28] Реввоенсовет. URL: http://www.zavolu.info/538.html#comments (дата обращения: 17.02.2013).
• [29] Цит. по.: Айрапетов А. Г., Юдин А. И. Западноевропейский и русскийутопический социализм нового времени. М., 1991. С. 192.
• [30] Там же. С. 193.
• [31] Положение о Революционном Военном Совете РСФСР (РВС РСФСР) //Бумбараш. Молодой коммунист. 1997. № 4 (44). С. 3.
• [32] Приказ № 3 Реввоенсовета РСФСР // Бумбараш. Молодой коммунист.1997. № 4. С. 4.
• [33] См.: Положение о Революционном Военном Совете РСФСР (РВСРСФСР). С. 3.
• [34] Там же.
• [35] 2,4 История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов н/Д, 1996. С. 48.
• [36] 225 Пении В. И. Задачи союзов молодежи // Поли. собр. соч.: в 55 т. Т. 41. С. 311.
• [37] 2,6 Положение о Революционном Военном Совете РСФСР (РВС РСФСР). С. 3.
• [38] См.: Приказ № 1 Реввоенсовета РСФСР // Бумбараш. Молодой коммунист. 1997. № 4 (44). С. 4.
• [39] Приказ № 3 Реввоенсовета РСФСР. С. 4.
• [40] Программа Российской коммунистической рабочей партии — Российскойпартии коммунистов. М., 1998. С. 15.
• [41] Положение о Революционном Военном Совете РСФСР (РВС РСФСР). С. 3.
• [42] Реввоенсовет. URL: http://www.zavolu.info/538.html#comments (дата обращения: 17.02.2013).
• [43] История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. C. 157.
• [44] Энгельс Ф. Подготовительные материалы к «Анти-Дюрингу» // Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В. И. О коммунистической общественной формации: в 4 т.Т. 2. М" 1988. С. 404.
• [45] Ленин В. И. Поли. собр. соч. 5-е изд. Т. 38. С. 43.
• [46] Ленин В. И. Указ. соч. Т. 49. С. 313.
• [47] Экстремизм — угроза обществу: информ.-справ. брошюра. Чебоксары.2009. С. 9−10.
• [48] См.: «Анархическая герилья», взорвавшая пост ДПС в Москве, впервыерассказала о себе. СМИ: новых радикалов «взрастила власть». URL: http://www.newsru.com/russia/20jul2011/guerilla.s.hlml (дата обращения: 18.03.2013).
• [49] Морозов И. Л. Левый экстремизм как политический феномен второй половины XX — начала XXI веков: эволюция стратегии и тактики: автореф. дис. …докт. полит, наук. Саратов, 2010. С. 37.
• [50] См.: Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 15 ;Федотов Г. П. Судьба и грехи России: в 2 т. Т. 1. СПб., 1992. С. 178.
• [51] Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М., 1991. С. 330.
• [52] Там же. С. 243−244.