Шизофрения. 
Психические заболевания в практике психолога

Шизофрения является хроническим прогредиентным (утяжеляющимся) заболеванием и характеризуется диссоциативностыо (расщеплением) психических функций с утратой единства между мышлением, чувствами и волей, нарастающими психическими изменениями в виде эмоциональной тупости, атактического мышления, абулии и парабулий с развитием специфического слабоумия.

Особые расстройства мышления, воли и эмоций (в условиях их диссоциации) придают специфический характер нарушениям психической деятельности, пронизывают все продуктивные синдромы при шизофрении. И все эти изменения происходят на фоне относительной сохранности памяти и формальных интеллектуальных функций. Шизофрения отличается от других протекающих прогредиентно ослабоумливающих процессов совершенно иным, только ей присущим — диссоциативным — направлением психических расстройств^[1].

Шизофрения в целом характеризуется существенными и специфическими нарушениями мышления и восприятия, а также неадекватным или сниженным аффектом. Расстройства, свойственные шизофрении, затрагивают психические функции, которые придают нормальному человеку чувство своей индивидуальности и неповторимости, определяют целенаправленность его деятельности.

Распространенность заболевания приближается к 1% в популяции. Причем на злокачественные формы, протекающие с выраженной психопатологической симптоматикой, приходится лишь 0,49 больного на 1000 населения, большинство больных (7—8 на 1000 населения) страдают вялотекущими формами. Распространенность заболевания среди мужчин и женщин почти одинакова, однако у женщин имеется тенденция к более позднему дебюту болезни.

В МБК-10 выделяют следующие группы симптомов, значимых для диагностики шизофрении (код расстройства с МКБ-10 — F20):

• а) эхо мыслей, переживание вкладывания или отнятия мыслей, их открытости;
• б) бред воздействия, отчетливо относящийся к движениям тела, мыслям, действиям или ощущениям; бредовое восприятие;
• в) галлюцинаторные голоса, представляющие собой текущий комментарий поведения больного или обсуждение его между собой; другие типы галлюцинаторных голосов, исходящих из какой-либо части тела;
• г) стойкие бредовые идеи другого рода, которые неадекватны для данного общества и совершенно нереалистичны, например идентификация себя с религиозными или политическими фигурами, заявления о сверхчеловеческих способностях (например, о возможности управлять погодой или об общении с инопланетянами);
• д) постоянные галлюцинации в любой сфере, которые сопровождаются нестойкими или не вполне сформированными бредовыми идеями без четкого эмоционального содержания, либо упорные сверхценные идеи;
• е) прерывание мыслительных процессов или вмешивающиеся мысли, которые могут привести к разорванности или несообразности в речи; неологизмы;
• ж) кататонические расстройства, такие как моторное возбуждение, застывания или восковая гибкость, негативизм, мутизм, ступор;
• з) «негативные» симптомы, такие как выраженная апатия, бедность речи, сглаженность или неадекватность эмоциональных реакций, приводящие к социальной отгороженности и снижению социальной продуктивности; должно быть очевидным, что эти признаки не обусловлены депрессией или психофармакотерапией;
• и) нарастающие качественные изменения поведения, проявляющиеся утратой интересов, потерей инициативности, бездеятельностью, погруженностью во внутренней мир и социальной аутизацией.

Для диагностики шизофрении согласно требованиям МКБ-10 необходимо наличие как минимум одного четкого симптома (или двух менее отчетливых симптомов), принадлежащего к группам а) — г), или двух симптомов из групп д) — и), которые должны отмечаться на протяжении большей части эпизода длительностью один месяц или более.

Выделяют следующие основные формы шизофрении:

• • простую;
• • гебефреническую;
• • кататоническую;
• • параноидную.

В практике психолога с наибольшей вероятностью могут встретиться первые три формы, в особенности простая.

Простая форма шизофрении. В подавляющем большинстве случаев простая форма шизофрении начинается в пубертатном возрасте (14—20 лет). Для нее характерно медленное, постепенное, скрытое течение. Такие ее особенности, как раннее начало и вялое течение, определяют частые промедления в обращении близких (родителей) заболевшего к специалистам.

С самого начала заболевания (это легко выяснить у родителей) отмечаются ослабление активности, приступы вялости, пассивности. Живой, деятельный, эмоционально отзывчивый дотоле подросток утрачивает стремление к общению, круг его интересов вдруг сужается, он начинает тяготиться учебой, перестает готовиться к занятиям, пропускает школу. Все это обычно воспринимается родными как обычная нерадивость и лень, трудности подросткового возраста.

Вместе с тем отмечаются и такие проявления, как «безразличие», «черствость», особенно в ближнем (домашнем) кругу. Искренняя заинтересованность родителей делами ребенка, их теплое участие наталкиваются на холодность, раздражительность, неприязнь, которые не поддаются разумным объяснениям. На фоне таких изменений эмоциональности (симптом эмоционального оскудения и эмоциональной тупости) иногда обращают на себя внимание эпизоды нелепого поведения, в отношении которых воспитательные меры, принятые в семье, оказываются несостоятельными.

Прогрессирование заболевания дает о себе знать усугублением отмеченных расстройств: подросток теряет контакт с близкими и друзьями, запускает школьные дела, становится безразличен к своей внешности, перестает заботиться об опрятности и в целом как бы опустошается, выхолащивается. Нарастающая эмоциональная тупость проявляется и в том, что родителям стоит большого труда заставить ребенка выполнять даже обычные гигиенические мероприятия (помыться, постричь ногти, переодеться в чистое белье).

Более отчетливыми становятся и расстройства мышления. Воспитатели и преподаватели замечают прежде всего снижение успеваемости и продуктивности: подросток вроде бы много времени проводит за учебниками, однако впоследствии обнаруживается, что он нс может разумно ответить на элементарные вопросы по изученному материалу. Нередко даже родители, не осведомленные в вопросах психопатологии, отмечают симптомы атактического мышления: резонерство, неологизмы (говорит много, будто бы и правильно, а понять о чем — невозможно).

Познавательные и эмоционально-волевые расстройства могут обнаруживать себя и в странных, вычурных увлечениях (чтение эзотерической, философской литературы), в склонности к пространным рассуждениям на отвлеченные темы (метафизическая интоксикация). Продуктивная симптоматика в ряде случаев наблюдается на начальных стадиях развития заболевания, однако обычно слабо выражена. При настойчивом расспросе самого больного можно выяснить, что ему знакомы такие переживания, как «наплывы» видений (зрительные галлюцинации), ощущения остановки мыслей (шперрунги), странные, внезапно возникающие мысли о преследовании или особом отношении окружающих (бред).

Простая форма шизофрении является наиболее злокачественной, всегда ведет к ослабоумливанию. Для ее распознавания наибольшее значение имеют сведения, получаемые от родителей. При этом важно различать то, что родители говорят в объяснение своих трудностей с ребенком, и то, что звучит в описании его поведения. Поскольку патологический процесс развивается медленно и как бы исподволь, родители постепенно привыкают к странностям ребенка и обращаются за помощью лишь в уже далеко зашедших случаях. Да и то часто не самостоятельно, а пользуясь знакомством со специалистами. Сомнение в психическом здоровье близкого, особенно ребенка, всегда является психотравмирующим переживанием, и поэтому мысль о психическом расстройстве отрицается так долго, как это только можно.

При расспросе родителей особое внимание следует уделить их впечатлениям об изменении эмоциональности ребенка (часто звучат жалобы на то, что ребенка будто подменили, он стал чужым, холодным, не реагирует на чувства и переживания близких), их обеспокоенности учебой (стал лениться, вроде бы и занимается, а ответить толком ничего нс может), рассказам об отношениях со сверстниками (никому не звонит, ни с кем не встречается, просиживает дома), отношении к собственной внешности (особенно характерно для родителей девочек).

Весьма информативны сведения о нелепом поведении или высказываниях подростка, непохожих на обычные шутки или шалости. Так, мальчик 15 лет на замечания мамы о том, что нужно делать уроки, заявляет вдруг: «Будешь приставать ко мне с этим… у меня здесь кнопка есть… взорву весь город вместе со школой и всеми вами…».

При очной консультации (на которой все-таки необходимо настоять) внимательное наблюдение за поведением подростка в непривычной для него обстановке позволяет заметить характерные признаки болезненного состояния: амимичность или неадекватную мимику при разговоре, «лишние движения» (гримасы, ухмылки, непонятные жесты), неопрятный внешний вид, слабое интонирование при разговоре (монотонность речи независимо от того, слышится в ней возбуждение или, напротив, апатия). Все эти признаки, доступные для простого наблюдения, могут свидетельствовать о болезненных изменениях в эмоционально-волевой сфере. Об этом же следует помнить и при странном игнорировании подростком чувства дистанции, отсутствии смущения при расспросе о вещах, которые обычно вызывают смущение (романтические отношения с противоположным полом, телесные проявления, гигиенические процедуры).

При беседе с больным также очень скоро чувствуется усталость от безуспешных попыток понять смысл его рассуждений. Несмотря на то что речь имеет грамматически правильные формы, смысл высказываний ускользает от понимания, умопостроения оказываются как бы беспредметными, бесцельными, безжизненными (резонерство, атактическое мышление).

Клинический пример

Показательным является случай, когда юноша находит причину всех своих несчастий в отце, который недостаточно занимался им в детстве. Теперь, как утверждает этот молодой человек в свои 19 лет, не прочитав должного количества книг, он нс вправе считать себя культурным человеком, а потому жизнь его теряет всякий смысл. На простой вопрос о том, что его беспокоит, юноша начинает возбужденный монолог о своей никчемности вследствие недостатка эрудиции. Каждое высказывание он начинает обращением «Понимаете ли…». Попытки перевести разговор на другие темы оказываются безуспешными. Речь юноши патетична, жестикуляция — театральна, на робкие попытки отца вмешаться в разговор он отвечает выразительным угрожающим жестом. Обращают на себя внимание стереотипии поведенческих паттернов (ритмичное воспроизведение одних и тех же «шаблонов» в движениях и мимике, речи, суждениях), нечувствительность к обстановке.

Расспрос ведется в присутствии студенческой группы, но эго никак не сказывается на рисунке поведения. Больной лишь слегка оживляется при обращении к нему слушателей, но ни задумчивости, ни смущения при этом не выказывает. На протяжении всей беседы он сохраняет напряженно повышенный тон, обнаруживает нечувствительность к поведению собеседника, его реакциям. При этом на простой вопрос об усталости отвечает с тем же подъемом — многозначительно и патетично.

При выявлении странных особенностей поведения не следует ограничиваться простой беседой. Симптомы заболевания можно выявить, активно расспрашивая больного о его необычных чувствах и переживаниях, наплывающих вдруг видениях или овладевающих побуждениях, нарушениях сна, затруднениях при умственной работе. Обычно такие явления знакомы больному, но, привыкая к ним, он не считает их чем-то необычным (отсутствие критики). Сталкиваясь же с вопросами об этих необычных переживаниях и их внятными, убедительными описаниями, больной может охотно подтвердить их наличие.

Так, подросток может согласиться с предположением, что иногда он испытывает непреодолимое побуждение совершить нечто запрещенное. Не в силах противиться охватывающему его побуждению, он повинуется ему, забывая на время о том, к каким последствиям это может привести (парабулии).

Полезным приемом для выявления расстройств мышления могут стать такие простые и доступные в условиях консультации пробы, как истолкование смысла пословиц и поговорок, обсуждение некоторых странностей в поведении или увлечениях.

Следует вновь подчеркнуть, что простая форма шизофрении именно из-за отсутствия или слабой выраженности позитивных симптомов является наиболее вероятной в практике психолога. Другие описанные далее формы заболевания характеризуются присоединением к отмеченной негативной симптоматике продуктивных симптомов и синдромов, по наличию которых они и определяются.

Гебефреническая форма шизофрении. Типичной для подросткового возраста является и гебефреническая форма заболевания. Эта форма развивается чаще до 18 лет, и начальные ее проявления — неустойчивость настроения, слабость, раздражительность, стремление к одиночеству — зачастую оцениваются близкими как издержки подросткового кризиса. При этом все же отмечаются характерные изменения эмоциональности, прежде всего охлаждение отношения к родным и близким. Такое состояние может затягиваться на несколько месяцев.

Затем обычно возникают состояния подавленности, прерываемые эпизодами веселого возбуждения с чертами ребячливости. Специфическими особенностями этой ребячливости (которая может наблюдаться и у здоровых подростков) является «деланность», искусственность: она представляется как бы неспонтанной и неэмоциональной. Подросток не корригирует свое поведение в соответствии с реакциями взрослых, «дурачится» как бы сам для себя без оглядки на свидетелей.

Изменяется речь подростка: она становится обильной, малоконкретной, с утратой четкости и потерей при рассуждении первоначальной темы. Постепенно на первый план выходит собственно гебефреническое поведение с картиной дурашливости, шаловливости, детскости.

Клинический пример Студент-медик на первом курсе обучения обкладывается старинными книгами по восточной медицине, предлагает сокурсникам пройти у него курс лечения иглоукалыванием. Позже сокурсники замечают, что он приносит в общежитие анатомические препараты, якобы для изучения, а уходя на занятия, прячет их в постель. При всей детскости и непосредственности поведения сокурсники не могут освободиться от чувства странности, непонятности такого поведения. Больной застывает в патетической позе в коридоре студенческого общежития и каждого проходящего мимо останавливает вопросом: «А скажи-ка, брат, ведь марксизм не догма?». При этом пытливо вглядывается, гримасничает, хихикает.

Для больных с гебефренической формой шизофрении характерны состояния двигательной расторможенности: они все время громко разговаривают, кричат, надрывно хохочут, нередко принимают вычурные позы, строят гримасы, вытягивают губы, говорят с сюсюканьем. Типичны импульсивные действия, нелепые шутки, грубость.

Следует отметить, что несмотря на выраженность в клинической картине примитивной дурашливости, определяющими симптомами и при этой форме остаются проявления эмоциональной тупости, атактические расстройства мышления, абулии и парабулии.

Кататоническая форма шизофрении. Если в клинической картине заболевания преобладают специфические нарушения двигательной сферы, говорят о кататонической форме заболевания. Она также чаще наблюдается в молодом возрасте — юности, по может начинаться и значительно позже. Доминирующими синдромами при этой форме заболевания являются аффективные (маниакальные или депрессивные эпизоды) и двигательные (кататоническое возбуждение, кататонический ступор). Эта форма редко попадает в поле зрения психолога, поскольку ее проявления выглядят очень уж болезненными.

Параноидная форма шизофрении. Параноидная форма шизофрении дебютирует позднее, чаще после 20—23 лет, развивается медленно, постепенно. Симптомы начального периода напоминают различные проявления невротических расстройств. Больные жалуются на усталость, тяжесть в голове, невозможность сосредоточиться, немотивированные опасения, раздражительность (астения, навязчивость, истероидные проявления). Развитие этих неврозоподобных состояний, как правило, сопровождает ослабление эмоционального контакта с близкими, сужение круга интересов, снижение побуждений. Позже к этой картине присоединяются эпизодические, но учащающиеся периоды галлюцинирования, отрывочные бредовые идеи.

Развернутая клиническая картина заболевания представлена параноидным синдромом, основным содержанием которого становится бессвязный, отрывочный, нелепый бред преследования, отравления, воздействия или величия. Бредовые идеи при этом лишены системности, с самого начала отличаются нелепостью вплоть до абсурда. Несмотря на очевидную болезненность такого состояния, родственники и в этих случаях нередко проявляют удивительную «анозогнозию», избегают обращения к психиатрам и ищут возможности парамедицинской помощи, посещая экстрасенсов, целителей, иногда — психологов.

Клинический пример

К консультанту обращаются родители, обеспокоенные состоянием своей 28-летней дочери. Они уже привыкли к странностям в ее поведении: девушка давно бросила университет, нигде не учится и не работает, целые дни проводит в своей комнате, окна которой занавешены черными шторами. Иногда она начинает истошно кричать, звать на помощь маму, просит защитить ее от «группы негодяев», забирающих из нее органы для своих «детенышей-пегодяев». По, собственно, не эти странности поведения служат поводом для обращения. Странности замечались и раньше: однажды, когда больной было 19 лет, она вдруг выскочила из дома совершенно обнаженной и побежала, но территории дачного поселка. Потом девушка была участницей и активной сотрудницей некоего кружка по «изучению магии». Университет, о котором она мечтала раньше, перестал ее интересовать, учебу она забросила, йотом охладела и к магии.

Отношения с пожилыми родителями и со старшей сестрой, пройдя стадию напряженности и непонимания, совершенно разрушились. Она давно не следит за своей внешностью, заставить ее принять ванну — серьезное испытание для всей семьи. По к этому всему родители привыкли и не стали бы обращаться, если бы не тяжелое заболевание отца семейства, которое потребовало мобилизации усилий всех членов семьи.

На беседу девушка явилась в домашнем халате, под который было одето старое спортивное трико, протертое до дыр. Вид у нее небрежный, неопрятный, взгляд подозрительный и вызывающий. Первым делом, не обращая внимания на консультанта, она двигается к окну и тщательно задергивает шторы. Ищет место подальше от света, наклоняет настольную лампу так, чтобы самой оставаться в тени, но видеть собеседника. Движения се стереотипны, резки, мимика застывшая, лицо имеет выражение напряженной злобности. Все поведение наводит на мысль о переживании больной ощущений воздействия (психический автоматизм), и вслед за прямым вопросом: «Чего они от тебя хотят?» — следует монотонный монолог о том, что члены той самой группы «магов», к которой она раньше принадлежала, в отместку за се уход используют различные приборы для вытягивания из нее жизненных сил, необходимых для того, «чтобы вдохнуть жизнь молодой и здоровой женщины в убогие тельца своих выродков». Речь сопровождается гримасой злобы, но патетически монотонна, жестикуляция обрывочная и манерная, в отношении к консультанту чувствуется подозрительность. Дальнейший расспрос легко позволяет выявить обилие галлюцинаторных переживаний и бредовых идей интерпретативного характера.

На основании наблюдения, беседы, а также сведений, предоставленных матерью и сестрой девушки, можно сделать вывод о наличии психотического состояния, которое предварительно следует квалифицировать как параноидный синдром.

Замечательные иллюстрации поведения и переживания больных шизофренией можно найти в недавно переизданной книге II. М. Зиновьева «Душевные болезни в картинах и образах», вышедшей в свет в 1927 г. с предисловием и под редакцией П. Б. Ганнушкина. Ниже приводится отрывок текста, посвященный группе шизофренических расстройств (схизофрений, как тогда говорили).

«Часто бывает так, что одновременно бывший до этого не по летам развитым, считавшийся даже талантливым, юноша или девушка начинает терять интерес к работе, к ученью. В течение некоторого времени он еще заставляет себя заниматься, сам, однако, замечая, что работа его делается небрежной, а усвоение читаемого дается все с большим и большим трудом, после многократных повторений: целыми часами он может сидеть над книгой, не понимая, что там написано, так как внимание все время рассеивается, а мысли разбегаются в разные стороны. Он жалуется на тяжесть в голове, на чувство какого-то непонятного ему самому внутреннего разлада, как будто он «потерял самого себя», так что собственные его мысли и поступки кажутся ему чужими. Вялый и безразличный, потеряв руководящую нить своей деятельности, бродит он без дела по улицам, слоняется у себя в комнате из угла в угол или, наконец, целый день валяется на постели. В этом периоде чувство собственной болезни бывает сильно выражено: больной жалуется, что он потерял самостоятельность, как будто находится под гипнозом, в голове его, во всем теле появляются чрезвычайно странные и очень тягостные ощущения… Если попытаться вкратце перечислить основные черты схизофрении, то получится следующее.

Вся душевная жизнь постепенно опустошается в результате прогрессирующего падения психической активности, которое сказывается прежде всего в ослаблении интересов и уничтожении непосредственной живой связи между личностью и окружающим ее миром, а затем в нарушении правильного соотношения между отдельными психическими процессами, в ней протекающими. Временами больной напоминает нам сложную машину, сохранившую в полной целости все свои детали, но лишенную воздействия регулятора, направлявшего к определенной цели ее деятельность; конечно, такая машина работает неверно, в разнобой, и не только без всякого полезного эффекта, но и портя при неправильном движении отдельные свои части.

Умственная деятельность больных лишается регулирующего действия активного внимания и несет печать разорванности. Течение представлений нарушается тем, что многие из них, имеющие особое значение, как определяющие смену мыслей, перестают оказывать свое обычное действие. Наоборот, приобретают влияние представления, которые не имеют никакого отношения к главной мысли или имеют с ней только случайную связь и при нормальном мышлении, не доходя до ясного сознания, подавляются, как лишние и мешающие. Часто бывает так, что соединяются, иногда до полного слияния в одно нераздельное целое, две одновременно занимающие больного мысли, которые по содержанию могут не иметь между собой ничего общего; в других случаях связываются вместе понятия, далекие по смыслу, но выражаемые созвучными словами; наконец, пользуясь отсутствием логического регулятора, в ход мыслей вторгается какой-то особый фактор, непреодолимо влекущий больного к установлению особых «бредовых» значений. Благодаря этому мышление делается неверным, странным, непонятным, часто нелепым. Иногда на более или менее длительный промежуток мыслительный процесс совсем прерывается, создавая, по-видимому, полную мысленную пустоту.

Не всегда описанное расстройство мышления производит опустошение в психике больного уже с самого начала болезни. Наоборот, вначале внутренний мир последнего, благодаря устранению логических препятствий, часто населяется чрезвычайно богатыми и причудливыми образами, целиком привлекающими к себе его внимание и совершенно отвлекающими последнее от внешнего мира. Создается своеобразная погруженность больного в себя — аутизм, которая еще более усиливается процессами в эмоциональной сфере.

Чувства больных застывают. Получается состояние, называемое эмоциональной тупостью. Больной теряет способность к непосредственному переживанию веселья и печали, делается безучастным к горю и радости близких и часто сам жалуется на чувство внутреннего холода, мешающего непосредственности его отношений с людьми… Аффекты схизофреников не сходны с аффектами здоровых людей, отличаясь от них приблизительно так же, как чувства человека, видящего сон и одновременно — неясно сознающего, что он спит, отличаются от чувств человека, бодрствующего и реально переживающего те же события, которые составляют содержание сна. Будучи направлены большею частью не на действительность, а на фантазию или на воспоминания, схизофренические аффекты не действенны, не способны к нормальной, живой смене и благодаря этому лишены той игры оттенков, которая так характерна для здоровой психики. Благодаря их малоподвижности они отстают от вызывающих их мыслей, и в результате часто бывает так, что вспышка аффекта, например гнева, возникает у больного тогда, когда повод к его возникновению уже давно миновал. С другой стороны, разорванность мыслительного процесса ведет иногда к неожиданным и непонятным для постороннего наблюдателя аффективным взрывам, что придает настроениям больного оттенок капризности. Наконец, иногда мы замечаем, что только те чувства возбуждают относительно живую реакцию у схизофреника, которые волновали его еще до болезни, причем больной одновременно остается совершенно равнодушным к тому, что происходило и происходит после ее начала.

В области внешнего выражения эмоций мы должны отметить частое несоответствие отдельных проявлений между собой и с вызывающими эти проявления чувствами. Слова, выражающие радость или горе, не гармонируют с тоном голоса, с движениями больного. Мимике недостает единства, и иногда бывает так, что высоко поднятые брови выражают как бы удивление, глаза производят впечатление сдержанного смеха, а углы рта печально опущены вниз. Часто выражение аффекта нелепо преувеличено и в самом дурном смысле слова театрально и патетично. В жалобах больного поражает какая-то монотонность, выразительные движения кажутся ходульными и деревянными, а если приглядеться к зрачкам больного, то в значительном числе случаев можно обнаружить в них отсутствие той непрерывной игры расширений и сужений, которая придает взгляду нормального человека жизнь и одухотворенность.

Патологическому изменению подвергается и мир влечений больных. В рассказах их больше всего поражает описание чувства какой-то внутренней несвободы и зависимости от посторонней больному силы (например, нахождения под гипнозом), чувства, придающего переживаниям и поступкам схизофреника особый характер: первым — пассивности, а вторым — автоматизма. Последняя особенность наиболее яркое свое выражение находит в так называемых импульсивных поступках. Яркий и убедительный пример приводит Кронфельд, рассказывающий о больном, которого по дороге с одного собрания домой неожиданно, как гром с ясного неба, охватила мысль, раньше никогда не приходившая ему в голову: ты должен одетый переплыть через реку. «В этом побуждении, — говорит больной, — не было никакого сознаваемою мною насилия, а просто колоссальный острый импульс, так что не осталось ни минуты для размышления, и я прямо вскочил в воду. Только увидав себя в ней, я понял, что сделал несуразицу, и выскочил снова. Это происшествие заставило меня серьезно задуматься. В первый раз со мной случилось что-то непонятное, неожиданное и совершенно мне чуждое». Нет необходимости пояснять, что эта склонность больных к неожиданным и непонятным поступкам придает их поведению тот же характер разорванности, который свойственен их мышлению и их эмоциям"^[2].

• [1] Сметанников П. Г. Психиатрия: Руководство для врачей. 4-е изд., перераб. и доп. СПб.: С.-Пб. мед. акад. последиплом. образования, 1997.
• [2] Зиновьев П. М. Душевные болезни в картинах и образах. Пг., 1927. Гл. VI.