Николай Михайлович Карамзин

Николай Михайлович Карамзин (1776—1826) — критик, историк, журналист, издатель, писатель, возглавивший школу сентиментализма, реформатор русского языка.

Н. М. Карамзин издавал журналы «Московский журналист», «Вестник Европы», в которых сотрудничали Г. Р. Державин, М. М. Херасков, И. И. Дмитриев, В. А. Жуковский и другие известные литераторы. Мировоззрение Н. М. Карамзина отличалось противоречивостью: он разделял просветительские взгляды, но подчас выступал противником просветительской идеологии. Эта двойственность проявляется в его эстетической теории.

Метапоэтика Н. М. Карамзина представлена работами «Нечто о науках, искусствах и просвещении» (1794), «Что нужно автору?» (1794), «О богатстве языка» (1795), «Несколько слов о русской литературе» (1797), «О сравнении древней, а особливо греческой, с немецкою и новейшею литературою» (1791) и стихотворными произведениями.

В метапоэтике Карамзин приходит к выводу о единстве целей науки и искусства: суть наук — в «познании науки и человека», цель искусства в «подражании натуре». Эти цели мотивированы природным стремлением человека «к улучшению бытия своего, к умножению жизненных приятностей»: «Что суть искусства? — Подражание натуре. Густые, сросшиеся ветви были образцом первой хижины и основанием архитектуры; ветер, веявший в отверстие сломленной трости или на струны лука, и поющие птички научили нас музыке, тень предметов — рисованыо и живописи. Горлица, сетующая на ветви об умершем дружке своем, была наставницею первого элегического поэта; подобно ей, хотел он выражать горесть свою, лишась милой подруги, — и все песни младенчественных народов начинаются сравнением с предметами или действиями натуры. Но что же заставило нас подражать натуре, то есть что произвело искусство? Природное человеку стремление к улучшению бытия своего, к умножению жизненных приятностей. От первого шалаша до Луврской колоннады, от первых звуков простой свирели до симфоний Гайдена, от первого начертания дерев до картин Рафаэлевых, от первой песни дикого до поэмы Клопштоковой человек следовал сему стремлению. Он хочет жить покойно: рождаются так называемые полезные искусства; возносятся здания, которые защищают его от свирепости стихий. Он хочет жить приятно: являются так называемые изящные искусства (выделено автором. — К. Ш., Д. Я.), которые усыпают цветами жизненный путь его» (9, с. 209—210).

Карамзин разделяет искусства на два рода: «полезные» (архитектура) и «приятные» («изящные искусства»). Но оба рода искусств так же необходимы, как и науки, они способствуют совершенству человека.

Определяется тенденция развития национальных особенностей искусства, связь национальных традиций культуры с понятиями нравственной («любовь к согражданам») и физической («природное чувство») любви к отечеству. В то же время в «Письмах русского путешественника» (1791— 1792) Карамзин определяет предмет эстетики как науку о чувственном познании, эстетический вкус относит к чувственному удовольствию, считая рациональное познание второстепенным.

Реформаторская направленность метапоэтики Карамзина связана с критикой эстетики классицизма, с доминированием субъективного восприятия природы. Величественной героике противопоставляется обыденное, мир чувств простого человека, утверждается самоценная красота в искусстве.

Результативность метапоэтики Карамзина выражается в создании «нового слога», органически сочетающего национально-русские и общеевропейские языковые особенности. Наблюдается решительный разрыв с архаической традицией церковнославянской письменности, основа письменного языка — живая разговорная речь образованного общества. Художественно-выразительные средства языка, по мнению Карамзина, должны быть обогащены с помощью западноевропейской культуры литературного слова: заимствование иностранных слов, лексические и фразеологические кальки. Характерна работа Карамзина в области синтаксиса предложения и текста: сокращение объема и протяженности предложения, преобразование периода, перевес сочинения над формами подчинения. Выдвигается лозунг борьбы с громоздкими, запутанными, патетически-ораторскими, тяжеловесными конструкциями; наблюдается преодоление нормативности теории «о трех штилях».

В стихотворении «Протей, или несогласия стихотворца» Н. М. Карамзин так рассуждает о поэзии:

Предметы разный вид имеют здесь для нас:

С которой стороны они явятся взору, И чувству таковы. — Поди в весенний сад, Где ветреный Зефир, резвясь, целует Флору В прелестных цветниках — там зрение пленят И роза и ясмин, и ландыш и лился:

Сорви что выберешь по вкусу своему.

Так точно, нежный вкус к Поэзии имея, Читай стихи — и верь единственно тому, Что нравится тебе, что сказано прекрасно И что с потребностью души твоей согласно;

Читай, тверди, хвали: хвала стихам венец.

Поэзия — цветник чувствительных сердец.

По словам В. Г. Белинского, «Карамзин имел огромное влияние на русскую литературу: он преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины и приблизив к живой, естественной, разговорной устной речи» («Сочинения Александра Пушкина», 1843).

Вопросы языка находятся в центре метаноэтики Н. М. Карамзина. «Создание „нового слога“ русской литературной речи, который должен был органически сочетать национально-русские и общеевропейские формы выражения и решительно порвать с архаической традицией церковнославянской письменности, было связано с именем Н. М. Карамзина, — пишет В. В. Виноградов в „Очерках, но истории русского литературного языка XVII—XIX вв.еков“ (1982). — Карамзин стремился во всех литературных жанрах сблизить письменный язык с живой разговорной речью образованного общества. Однако, считая русский общественно-бытовой язык недостаточно обработанным, Карамзин надеялся поднять его идеологический уровень и усилить его художественно-выразительные средства с помощью западноевропейской культуры литературного слова. Он призывал писателей к заимствованию иностранных слов и оборотов или к образованию соответствующих русских для выражения новых идей и в своей литературной деятельности дал яркие и чаще всего удачные образцы словотворчества (ср., например, такие образования, как влюбленность, промышленность, будущность, общественность, человечный, общеполезный, достижимый, усовершенствовать и др.). Стараясь привить русскому языку отвлеченные понятия и тонкие оттенки выражения мысли и чувства, выработанные западноевропейской культурой, Карамзин расширил круг значений соответствующих русских или обрусевших церковнославянских слов (например, образ — в применении к поэтическому творчеству; потребность, развитие, тонкости, отношения, положения и мн. др.). Освобождая русский литературный язык от излишнего груза церковнославянизмов и канцеляризмов (вроде: учинить, изрядство и т. п.), Карамзин ставил своей задачей образовать доступный широкому читательскому кругу один язык „для книг и для общества, чтобы писать, как говорят, и говорить, как пишут“» (4, с. 197).

Вот как рассуждает Н. М. Карамзин «о богатстве языка»: «Истинное богатство языка состоит не во множестве звуков, не во множестве слов, но в числе мыслей, выражаемых оным. Богатый язык тот, в котором вы найдете слова не только для означения главных идей, но и для изъяснения их различий, их оттенок, большей или меньшей силы, простоты и сложности. Иначе он беден; беден со всеми миллионами слов своих. Какая польза, что в арабском языке некоторые телесные вещи, например, меч и лев, имеют пятьсот имен, когда он не выражает никаких тонких нравственных понятий и чувств? В языке, обогащенном умными авторами, в языке выработанном не может быть синонимов; всегда имеют они между собою некоторое тонкое различие, известное тем писателям, которые владеют духом языка, сами размышляют, сами чувствуют, а не попугаями других бывают» (10, с. 206).

Интересно отметить, что в 1802 г. Платон Бекетов предпринял издание гравированных портретов, составивших «Пантеон российских авторов». Тексты к нему были написаны Н. М. Карамзиным, который воспользовался здесь данными метапоэтики. Так, например, о Бояне и о его поэзии мы узнаем из метапосылок автора «Слова о полку Игореве». «Мы не знаем, когда жил Боян и что было содержанием его сладких гимнов, — пишет Н. М. Карамзин, — но желание сохранить имя и память древнейшего русского поэта заставило изобразить его в начале сего издания» (5, с. 225— 226). В «Слове о полку Игореве» Боян назван «соловьем старого времени», а на приложенной к «Пантеону» гравюре он изображен слушающим соловья и подражающим ему на лире.