Словообразование в рецептивной грамматике

В классификационной грамматике русского языка весьма объемный раздел «Словообразование» представляет собой перечень тех типов отношений, формальных и содержательных, которые могут связывать между собой слова производные и слова, эти производные производящие, причем описание идет именно от производного, как от более сложного, к производящему, как более простому. Уклонимся от обсуждения вопроса о том, какую крупную теоретическую и общественно важную практическую задачу позволяет решить именно такой подход к языковым фактам, и вернемся к рецептивной грамматике.

Нетрудно видеть, что если некоторая словоформа оканчивается, например, на -ещ то в отношении ее семантики уже могут быть высказаны некоторые предположения. Можно предполагать, что перед нами обозначения лица по его признаку (удалец, гордец), действию (кормилец, письмоносец) или принадлежности к группе (черносотенец, красноармеец). Нельзя исключать и того, что это обозначение уменьшительного характера (доходец, народец). Однако вполне возможно, что конечный -сц нс обозначает ни лицо, ни уменьшительность, как, например, в случаях отец, огурец, колодец, конец.

Иными словами, наличие в составе слова финального показателя ~ец информативно, однако характер этой информации нс совсем ясен. Для того чтобы ее определить, необходимо провести дополнительные разыскания. Суть этой процедуры принципиально тождественна определению именно того значения многозначного слова, в котором оно выступает в данном тексте. Как известно, эта процедура предполагает выбор именно такого (из круга возможных) значения, которое имеет оптимальное семантическое согласование с окружающими семантическими элементами. Этот принцип, разбираемый подробно Ю. Д. Апресяном [см. Апресян Ю. Д., 1995. Стр. 13 и далее] в связи с семантической интерпретацией предложения Хороший кондитер никогда не жарит хворост на газовой плите, видимо, хорошо известен читателям. Он мог бы быть назван принципом кроссворда, когда из круга возможных значений слова выбирается именно то, в названии которого содержится определенное количество букв и некоторые конкретные буквы обязательно должны стоять на заданных местах.

Таким образом, если мы не знаем значения слова в целом, мы можем попытаться определить это значение, опираясь на возможность значений тех морфов, из которых состоит это слово. (В частности, и эта идея была реализована Л. В. Щсрбой, когда он предложил семантизировать свою знаменитую Глокую куздру.) Однако при попытке получить значение целого слова из значений составляющих его морфов задача выгладит несколько сложнее, чем задача получения общего значения предложения из значений составляющих это предложение слов. Дело в том, что в отличие от сложения значений слов в предложении, где практически любое слово значимо, в структуре слова под значимые части могут маскироваться и такие элементы, которые сами статуса морфа нс имеют, но лишь формально совпадают с морфами. Все это может быть основой для разного рода шуток, предполагающих, например, осмыслять слово договор как «человек, крадущий породистых собак», а слово уключина как «вахтерша», т.с. «женщина у ключей». Не следует также забывать и о том, что в членимом слове, особенно между корнем и суффиксом, могут возникать «приращенные» дополнительные значения.

В качестве примеров таких значений, достаточно регулярных и уникальных, предсказуемых с учетом семантики формально выраженных морфов и непредсказуемых, можно рассмотреть либо членимые существительные со значением лица и предмета, либо уже упоминавшиеся в главе I относительные прилагательные.

Еще раз подчеркнем, что задача определения значения слова в целом по значениям составляющих его морфов может возникнуть в отсутствие толкового или русско-иноязычного словаря только перед изучающим русский язык как неродной. В ситуации с носителем русского языка, семантизирующим русский текст, такая задача возникает только в том случае, когда в тексте обнаруживается слово, отсутствующее в толковом словаре, т. е. либо неологизм последнего времени, либо окказионализм, и в то же время слово с весьма прозрачной морфной структурой. Как это, например, происходило в 80-е годы со словом отказнику т. е. «человек, которому отказано в чем-либо (например, в праве на выезд из страны)» и «человек, который сам отказывается от выполнения каких-либо своих обязанностей (например, несения военной службы)».

Нетрудно впасть, что обе семантические интерпретации опираются именно на морфную структуру слова: значение корня отказ-, субъектное и объектное значение суффикса —пик, а также наличие уникальных приращенных значений, предположение о которых может быть сделано только благодаря тому, что мы уже не раз упоминали, называя «здравым смыслом», «знанием жизни» и т. п.

В то же время не следует недооценивать важность морфного членения слова, значение которого не «собирается» из значений морфов, его составляющих, но, будучи известным, «распределяется» по морфам. При этом становится ясным, какие именно компоненты значения слова получили в нем формальное выражение, а какие — нет, что, без сомнения, углубляет сам результат ссмантизации, которую никак не следует упрощать, видя в ней одно сложение элементов по принципу простой адаптации. [См.Ефремова Т. Ф., 2000.].