Из выделенных Н. Фраем четырех основных форм нарратива (романс, трагедия, комедия, сатира) (см. параграф 6.5) рассказ И. больше всего похож на романс — нарратив, поддерживающий социальный порядок: мир устроен так, что люди должны взрослеть, незрелые формы страсти должны уступать место взрослой любви-гармонии; больные должны выздоравливать… Если учитывать обе части, то можно сказать, что для этого нарратива характерно прогрессивное движение — рассказ о «личностном росте». При этом история о первой любви принимает форму переосмысления этого опыта — из позиции «здесь и сейчас», т. е. из позиции большей личностной зрелости. Поэтому можно сказать, что важную роль в развертывании рассказа играет еще и фигура стабильности. Начинается рассказ с очень определенной (и одновременно упрощенной, стереотипной) интерпретативной конструкции (два типа любви, дополняющих друг друга), т. е. с самого начала создается устойчивая платформа как результат уже произведенной личностной и душевной работы, итог осуществленного осмысления и понимания (из позиции зрелости). Рассказ о первой любви — регрессивный нарратив, точнее нарратив «тупика» (в нем как бы две линии: линия естественного развития отношений от «безумных» к более спокойным и линия «болезненного» застревания па начальных отношениях самого влюбленного субъекта; «тупик» обусловлен именно тем, что субъект не может и не хочет следовать естественному развитию отношений и сам их нс развивает), но в свете переосмыслений эта любовь становится важной частью общего, более целостного жизненного и душевного движения. В рассказе много психологических штампов и довольно мало сюжетных, событийных подробностей. Обращают на себя внимание два аграммагизма в 9-м сегменте (в приведенном в табл. 25.1 тексте интервью они выделены): «от мужчины мне нужно сама давать» («неправильность» фразы бросается в глаза, поскольку она не характерна для остальной речи респоидеитки); «а есть только счастье, что это было в моей жизни» (в прошедшем времени говорится о сегодняшних переживаниях И.). Эти два момента могут свидетельствовать о некоторой искусственности сконструированной И. зрелости и связанного с нею чувства субъсктности. Первая фраза производит впечатление обрывков «внутренней речи», в которой соединены несколько дискурсивных цепочек, строящихся вокруг зависимосги/независимости («брать и отдавать», «нуждаться, брать — значит зависеть», «я не хочу зависеть», «отдавать — прерогатива зрелой личности», «зрелая личность независима»). Вторая фраза производит впечатление, что И. уговаривает себя: что бы ни было, как бы ни закончились отношения, надо быть благодарным за то, что есть, за то, что была эта любовь, и т. д. Она как будто убеждает себя, что уже большая и ей не страшно остаться одной.
