Марк Шагал (1887-1985 гг.)
В эти же годы было создано известное полотно «Я и деревня» (1911 г., Музей современного искусства, Нью-Йорк) (илл. 94). Любопытно, что парижские впечатления не изгладили воспоминания о юности, проведенной в провинциальном Витебске. Тема эта проходит через все творчество Шагала, образы провинциального российского быта, знакомые с детства сцены, человеческие типажи и животные будут появляться… Читать ещё >
Марк Шагал (1887-1985 гг.) (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Марк Шагал, уроженец города Витебска, имел более чем демократичное происхождение. Он родился в простой еврейской семье, однако родители смогли отдать мальчика в гимназию. Окончив ее, Шагал заявил о своем желании стать художником. Мнения родителей разделились. Отец был категорически против, мать же одобряла склонность сына к искусству. В итоге Шагал попал в школу Юделя Пэна (1854—1937 гг.). Этот мастер основал первое в Российской империи училище, где могли получить полноценное образование юноши и девушки из еврейских семей. Любопытно, что сохранился выполненный Пэном портрет молодого Шагала (ок. 1914 г., Национальный художественный музей Республики Беларусь, Минск) (илл. 92). Очевидно, это полотно было написано, когда Шагал перед началом Первой мировой войны вернулся в Витебск. Представленный в черной шляпе и белых перчатках, прославленный ученик Пэна выглядит как настоящий денди, однако в этом амплуа, в самой чрезмерно изысканной и манерной позе есть нечто нарочитое. Искорки иронии в зеленых глазах модели свидетельствуют об игровом, театрализованном характере данного произведения.
У Пэна Шагал проучился совсем недолго, однако первый учитель сумел оценить талант молодого человека и вдохнуть в него веру в собственные силы. В 1907 г. Шагал отправляется в Санкт-Петербург. Как еврею, Шагалу было трудно добиться разрешения жить в столице, однако помогли влиятельные друзья. Чрезвычайно важным для всей последующей судьбы Шагала стало его знакомство с членом объединения «Мир искусства» Львом Бакстом. Шагал два года проучился у него в школе Е. Н. Званцевой. Благодаря Баксту Шагал получил представление о последних тенденциях в европейском искусстве и ощутил настоятельную потребность отправиться в Париж. В 1910 г. он действительно получает стипендию и уезжает в столицу Франции, где существенно пополняет свое образование, посещая музеи и галереи, занимаясь в различных классах парижских частных студий. С 1911 г. Шагал живет в «Улье» — знаменитом общежитии для стекавшихся в Париж нищих художников. Здесь царила особая атмосфера свободного творчества.
В эти годы Шагал создает несколько полотен, в которых уже определилась его индивидуальная манера, где мастер пользуется характерным для всего его творчества набором иконографических схем. На полотне «Вид Парижа из окна» (1913 г., Музей Соломона Гуггенхайма, Ныо-Йорк) (илл. 93) мир поделен на две зоны: пространство перед окном и городской пейзаж, расстилающийся за ним. В первой, ближайшей к зрителю зоне человек с двумя лицами, подобный двуликому Янусу, держит на растопыренной ладони сердечко. Этот персонаж имеет автопортретные черты и символизирует, вероятно, любовь Шагала к невесте, оставшейся на родине. На подоконнике сидит кошка с человеческим лицом, умным и трагичным. За окном же привычно для Шагала нарушаются законы гравитации. Едет колесами вверх дымящий паровозик, волоча за собой маленькие, словно игрушечные вагончики. Рядом с Эйфелевой башней парит человеческая фигура. Пара в черном в своем движении растянулась по горизонтали. Это мир, где движение происходит по всем направлениям, мир, не имеющий единого вектора и потому свободный.
Данное полотно вполне объясняет, почему многие критики XX в. были склонны причислять Шагала к такому направлению, как сюрреализм. Сочетание несочетаемого, встречающееся в произведениях Шагала, так же, как и ощущение пребывания в пространстве сна, где происходит невозможное в реальности, действительно роднит мастера с сюрреалистами. Однако сам Шагал просил ни к какому конкретному направлению его не относить. Осуществляя заимствования элементов различных «измов», мастер обладал уникальной и неподражаемой манерой. Заметим, что в проанализированном полотне можно обнаружить и воздействие кубизма. Пространство за окном рассечено цветными полосами, напоминающими свет прожекторов. Пересекаясь, они образуют причудливые углы.
В эти же годы было создано известное полотно «Я и деревня» (1911 г., Музей современного искусства, Нью-Йорк) (илл. 94). Любопытно, что парижские впечатления не изгладили воспоминания о юности, проведенной в провинциальном Витебске. Тема эта проходит через все творчество Шагала, образы провинциального российского быта, знакомые с детства сцены, человеческие типажи и животные будут появляться в различных работах мастера. На картине «Я и деревня» происходит трогательная встреча: профиль человека с автопортретными чертами самого Шагала почти вплотную приближается к мордочке серьезного и большеглазого теленка. В просвете между ними виден сельский пейзаж. Получившиеся таким образом три зоны имеют каждая свой доминирующий цвет: синий с белым, красный и зеленый. Стоит отметить, что зеленый цвет, которым написано лицо человека, смотрится совершенно органично, не навевает мыслей о неестественности и болезненности, напротив, воспринимается как цвет весны, природы, озарившей своим отсветом человека. Голубой глаз Шагала с огромным круглым бликом как будто отражает безоблачное небо. Каким-то чудом зритель видит то, что должно быть заслонено головой теленка — женщину, доящую корову. Достаточно резкими прямыми или круглящимися линиями картина делится на сегменты, что заставляет вспомнить концепцию распадающегося на исходные элементы и вновь собирающегося в единое целое мира, характерную для аналитической фазы кубизма. Такой расположенный в центре закругляющийся вверху сегмент выступает в качестве горки, на которой расставлены один к одному домики. Они образуют ровный ряд. Скользя по нему взглядом, зритель вдруг с удивлением обнаруживает, что два домика в середине стоят вверх ногами. Ровно под ними находится фигура крестьянки, также представленная перевернутой, тогда как приближающийся к ней крестьянин с косой на плече ориентирован вполне в согласии с силами земного притяжения. Благодаря таким «несовпадениям», а также тому, что все радиальные линии, рассекающие картину, сходятся в одной точке, у зрителя возникает ощущение, что цветной мир вертится перед его глазами праздничной каруселью.
В 1914 г., после участия в берлинской выставке, Шагал возвращается в Витебск, как сам он думает, ненадолго. Начавшаяся Первая мировая война задерживает его, однако, на годы. Освобожденный от военной службы Шагал устраивается на работу в Петрограде. В 1915 г. он женится на Белле Розенфельд, с которой познакомился еще до отъезда в Париж. Брак с Беллой продлится до ее смерти в 1944 г. и окажется очень счастливым. Шагал будет без устали писать жену, даже тогда, когда ее уже не будет рядом с ним.
Личное счастье оказалось для мастера сильнее бедствий войны и революции. В эти годы он пишет свое знаменитое полотно «Прогулка» (1917— 1918 гг., ГРМ, Санкт-Петербург) (илл. 95). На изумрудно-зеленой, гранящейся, словно драгоценный камень, земле выделяется красный цветастый платок со стоящими на нем графином и стаканчиком — остатки небольшого пикника. Все дома на заднем плане написаны тем же оттенком зеленого, что и земля — они принадлежат земле, составляют с ней единое целое. Исключением является стройное здание церкви, бело-розовой, нежной и воздушной, похожей на облако — она принадлежит небу. Соединенные фигуры возлюбленных представляют собой ярко выраженную восходящую диагональ. Мужчина еще стоит на земле, сжимая в ладони маленькую птицу. Это та самая синица в руке из известной поговорки, которая лучше журавля в небе. Однако очень скоро земной прагматизм будет забыт и герой устремится в небесный простор, где уже парит, держа его за руку, прекрасная возлюбленная. Она легка и невесома, прихотливые контуры ее платья перекликаются с очертаниями хрупкого голубого растения с другой стороны от мужской фигуры. Элегантный черный костюм мужчины, надетый на белую сорочку, и сиреневое платье женщины являют собой подвижную, почти живую материю. Множество переходов от темного к светлому, сложный, прихотливый силуэт создают впечатление вибрации, возникающей словно бы под порывами несильного весеннего ветра. Эта вибрация усиливает ощущение легкости, заставляет поверить в возможность грядущего полета.
Логическим продолжением истории может считаться написанное в те же годы полотно «Над городом» (1914—1918 гг., ГТГ) (илл. 96). Теперь уже не дама призывает подняться в небо своего кавалера, а он увлекает ее в полет, который кажется легким и стремительным за счет горизонтального расположения невесомых фигур и протянутой вперед руки Беллы. Взгляды возлюбленных устремлены вдаль от земли, в изображении которой доминируют теперь различные оттенки серого, оживленного цветными акцентами. Здесь внизу остались неказистые домики, бодливый козел, топчущийся во дворе, присевший у забора мальчишка. Впрочем, с высоты этот обыденный мир кажется не лишенным лирического начала. Ближе всего к возлюбленным снова оказывается церковь, белая с зеленой крышей, возвышающаяся над круглящейся линией горизонта.
В 1918 г. Шагал становится уполномоченным по делам искусств в Витебской губернии. В родном городе мастер открывает Художественный музей и Свободную академию. Он развивает бурную деятельность, устраивает многочисленные художественные выставки и организует популярные лекции по искусству, способствует развитию местного Театра революционной сатиры, для которого самолично изготавливает декорации. Шагал занялся также организацией масштабных празднеств в честь первой годовщины Октября. На улицах висели яркие флаги, плакаты, сделанные по эскизам мастера. Шагал даже выставил прямо на открытом воздухе свои полотна. Однако влияние Шагала на культурную атмосферу Витебска быстро пошло на убыль, когда в 1919 г. преподавать в основанном им художественном училище приехал К. С. Малевич. Вокруг нового лидера образовалась группа, получившая название УНОВИС («Утвердители нового искусства»). В стан Малевича переходило все больше молодежи. Шагал пришел к выводу, что в Витебске его больше ничто не держит.
В 1920 г. Шагал вместе с семьей переезжает в Москву. Здесь ему было достаточно трудно найти заказы, и он вновь обращается к работе театрального декоратора. Самое известное произведение этого периода — оформление спектакля «Миниатюры» по мотивам творчества еврейского писателя Шолом-Алейхема. Спектакль должен был проходить в небольшом зале, все стены и потолок которого были расписаны Шагалом. Всего он выполнил девять композиций. Самая масштабная из них — «Введение в Еврейский театр» (1920 г., ГТГ) (илл. 97). Эго праздничная многофигурная композиция, представляющая пеструю толпу актеров, музыкантов и акробатов на решенном в абстрактных формах фоне. Еще четыре композиции изображают различные виды искусства: «Театр», «Танец», «Музыка», «Литература» (все — 1920 г., ГТГ). Работы подверглись критике со стороны властных структур. Наконец Народный комиссариат просвещения не нашел художнику лучшего применения, как отправить его преподавать рисование в колонию для беспризорных детей. Такое положение дел побудило мастера задуматься об эмиграции.
В 1922 г. Шагал с семьей оказывается в Берлине, в 1923 г. происходит переезд в Париж. В эти годы мастер много занимается книжной иллюстрацией. В Берлине по заказу Пауля Кассирера (1871 — 1926 гг.), известного книгоиздателя, Шагал создает гравюры к собственным воспоминаниям. Затем, уже в Париже, принимает предложение Амбруаза Воллара проиллюстрировать «Мертвые души» П. Гоголя. Очевидно, новая работа увлекла мастера. Шагал успешно освоил технику офорта, в чем ему очень помог берлинский художник Герман Штрук (1876—1944 гг.).
Все выполненные Шагалом иллюстрации лаконичны и выразительны, мастеру легко удается поймать особенности изображаемых персонажей, показать их характер, не злоупотребляя деталями и подробностями. Особенно выразительны иллюстрации к «Мертвым душам» (илл. 98—99). Голосит бесформенная, как баба на чайнике, Коробочка, возбужденно воздевает вверх руки Ноздрев, неуклюже поворачивается вокруг себя Собакевич; несмотря на скупость художественных средств, шумным и многолюдным кажется бал у губернатора.
Очевидно, занятие книжной иллюстрацией импонировало мастеру, поскольку позже он проиллюстрировал басни Ж. де Лафонтена и даже Библию.
В станковых произведениях этого времени часто встречаются изображения танцоров, акробатов, наездниц, а также непременных влюбленных, которые оказываются то в саду, то под дождем, то на Эйфелевой башне. Одна из работ, созданных непосредственно по приезде во Францию, — «Зеленый скрипач» (1923—1924 гг., Музей Соломона Гуггенхайма, НьюЙорк) (илл. 100). Это полотно повторяет композицию панно «Музыка», созданного ранее для Еврейского театра. Опираясь ногами на крыши двух крошечных домиков, старый еврей играет на скрипке. Почти весь пейзаж вокруг него написан серым и коричневым, он кажется почти монохромным. Сам же скрипач поражает яркостью красок: желто-коричневая скрипка в его руках резко контрастирует с зеленым лицом и фиолетовыми одеяниями. Темно-зеленый цвет лица, как это уже бывало у Шагала, не производит впечатления неестественности, напротив, подчеркивает ощущение самоуглубленности и словно бы делает персонажа старше — при отсутствии морщин или каких-либо других признаков возраста он кажется стариком. Забравшийся на крышу скрипач заставляет вспомнить небольшой пассаж из книги Шагала «Моя жизнь»: «Был праздник: Суккот или Симхас-Тора. Деда ищут, он пропал. Где, да где же он? Оказывается, забрался на крышу, уселся на трубу и грыз морковку, наслаждаясь хорошей погодкой. Чудная картина. Пусть кто хочет с восторгом и облегчением находит в невинных причудах моих родных ключ к моим картинам»[1].
Любопытно обращение к христианским мотивам, произошедшее во второй парижский период. Так, было создано «Белое распятие» (1938 г., Институт искусств, Чикаго) (илл. 101), где посреди всеобщего хаоса, в окружении горящих домов и разбегающихся человеческих фигурок возвышается крест. Масштаб фигуры Христа увеличен по отношению к остальным человеческим изображениям, охра придает карнации теплоту и живость. Христос воплощает кротость и сострадание, необходимое опрокинутому, как домики на заднем плане, миру.
Война повлекла за собой новые изменения в жизни художника. Еще в 1937 г. работы его фигурировали на проведенной в Берлине выставке «дегенеративного искусства». Оставаться в Париже Шагалу как еврею было опасно, а потому он решил переехать вместе с семьей в США. Здесь мастеру оказал поддержку Пьер Матисс (1900—1989 гг.) — сын знаменитого художника. Шагал работает и для театра, создавая по заказу Леонида Мясина (1896—1979 гг.) декорации к опере С. Рахманинова «Алеко». За океаном мастера постигло самое большое несчастье в его жизни — смерть Беллы. Это произошло в сентябре 1944 г., когда семья Шагала уже думала о возвращении в Европу. В течение девяти месяцев Шагал был не в состоянии работать. Затем, однако, он создает несколько произведений в память об умершей жене, таких как «Свадебные огни» (1945 г., частное собрание) (илл. 102), где шествие жениха и невесты в окружении гостей и музыкантов соседствует с голубым миром снов и мечтаний. Белоснежная невеста, оказавшаяся в смысловом центре полотна, является, разумеется, главной героиней произведения. Э го не просто невеста в белом свадебном платье, но душа, Психея, легчайший дух, который так трудно удержать на земле.
В 1948 г. Шагал возвращается во Францию. Теперь мастер будет покидать ее пределы лишь ради кратковременных путешествий, например, в США или СССР. В этот период жизни Шагал приобретает настоящую известность. Он продолжает создавать станковые произведения, однако пробует свои силы и в монументально-декоративном искусстве.
В станковых полотнах преобладают уже известные темы: влюбленные, свадьба, превращающиеся в фантастический антураж для героев достопримечательности Парижа, такие как Эйфелева башня и Марсово поле. Получает дальнейшее развитие и религиозная тематика. Шагал создает образы ветхозаветных героев — Моисея со скрижалями, Давида, Соломона, Иеремии, обращается и к евангельским сюжетам. Появляется в это время в работах Шагала и любопытный символ — крылатые часы, чье присутствие рядом с людьми и особенно влюбленными указывает на трагическую быстротечность времени.
Пожалуй, самым значительным заказом этого периода стал плафон парижской Гранд-Опера, расписанный мастером в 1963 г. (илл. 103). Заказчиком выступил сам министр культуры Франции Андре Мальро (1901—.
1976 гг.). Шагал выполнил роспись не по штукатурке, а на гигантском холсте. Мастер разделил круглый плафон на цветные сектора: красный, желтый, синий, зеленый и белый. В каждом секторе расположено по две композиции на сюжеты каких-либо известных балетов или опер. Так, на красном фоне изображения посвящены «Жар-Птице» И. Ф. Стравинского и «Дафнису и Хлое» М. Равеля, на желтом — «Лебединому озеру» П. И. Чайковского и «Жизели» А. Адана, на синем — «Борису Годунову» М. П. Мусоргского и «Волшебной флейте» В. А. Моцарта, на зеленом — «Ромео и Джульетте» Г. Берлиоза и «Тристану и Изольде» Р. Вагнера, на белом — «Пелиласу и Мелизанде» К. Дебюсси. Образы центрального круглого фрагмента навеяны творчеством Ж. Бизе, К. В. Глюка, Л. ван Бетховена и Дж. Верди. Балерины, ангелы, крылатые скрипки, даже вполне узнаваемые архитектурные сооружения — Эйфелева башня, Триумфальная арка на площади Звезды и сама Гранд-Опера — обладают легкостью и воздушностью прекрасных видений.
При взгляде на этот плафон вспоминается пассаж, принадлежащий перу Э. и Ж. Гонкуров: «Музыка затихает, и в крылатом шепоте невидимых инструментов пробегают дуновения Глюка, некоторое время витают в воздухе, затем растворяются. Понемногу все замолкает, все заканчивается, а потом — совсем тихонько — возвращается. Сон приподнимает в тишине крышу театра. И перед уснувшим вновь начинается опера, опера небесная и торжествующая. Дворцы, храмы, сельские виды и колоннады из мрамора или зелени встают в туманном мареве. Совершаемые на глазах перемены декораций озаряются отблесками бенгальских огней. Метаморфозы сюжета следуют один за другим. Сияют аллегории. Корзина Флоры опустошается в небесах и порождает весенний дождь. Картонные облака переменяются в сияние славы. Декоративные вазы, увенчанные пламенем, распространяют вокруг себя свечение. Розовые кущи становятся тернистым кустарником. Платья актрис, развевающиеся и украшенные разрезами, позволяют проглядывать божественно прекрасным телам. Каскады и потоки воды искрятся, взлетают ввысь и разбиваются, наполняя воздух бриллиантовой пылью»[2]. Ощущение «волшебного фонаря» усиливается благодаря следующим друг за другом цветным отсекам, заставляющим огромный плафон словно бы вращаться над головами изумленных зрителей.
Вслед за декорацией Гранд-Опера последовал заказ на панно для Метрополитен-Опера в Нью-Йорке, затем на мозаики для Национального банка в Чикаго.
Осваивает Шагал и такую технику, как витраж. Кажется удивительным, что художник, обладавший столь светоносным, прохладным колоритом, из всех красок особенно любивший синий, не обратился к витражу раньше. Однако первые его работы в этой области относятся только к 1960— 1962 гг. Это были витражи для синагоги медицинского центра Хадасса в Иерусалиме. Затем последовали работы, выполненные по заказу семьи Рокфеллеров в церкви Покантико-Хиллз в штате Ныо-Йорк, витражи для здания ООН в Нью-Йорке и для Института Искусств в Чикаго, а также работы для европейских соборов, таких как собор Святого Стефана в Меце (илл. 104), собор в Реймсе и Францисканская часовня в Сарбуре во Франции, собор Святого Мартина и Святого Стефана в Майнце (в Германии), церковь Всех Святых в Тудли и Кафедральный собор Чичестера в Англии, церковь Фраумюнстер в Цюрихе, в Швейцарии. Известно, что эскизы к своим витражам Шагал делал в технике акварели. Переведенные в стекло, его работы сохранили эту акварельную воздушность и особую прозрачность. Достигается эффект акварельной размытости за счет того, что деление композиции на сегменты свинцовой рамой и деление ее на цветовые зоны не совпадают. Современный подход к старой технике не мешал тому, что витражи мастера прекрасно вписывались в интерьеры древних соборов.
Последние годы жизни Шагала прошли вполне счастливо. Для мастера был построен недалеко от Ниццы дом с удобной мастерской. В 1977 г. художник получил и самую значительную французскую награду — Большой крест Почетного Легиона. В честь 90-летия мастера была организована большая выставка его работ. Художник, умерший в возрасте 97 лет, до последнего дня продолжал работать.