Стадии процесса социального познания

До сих пор в данном разделе речь шла об особенностях, организации, формах и способах структурирования социального знания. Но социальное познание, хоть и кажется на первый взгляд хаотичным и неупорядоченным^ тем не менее как всякий процесс имеет свою логику, закономерности и этапы. Все это нашло отражение в модели социального познания, разработанной Сьюзан Фиске и Стивеном Нибергом. Согласно этой модели, весь процесс социального познания условно подразделяется на три стадии: стадия первичной категоризации, стадия подтверждения и стадия уточнения, или рекатегоризации.

Первичная категоризация

Она начинается сразу же, как только мы либо реально встретили человека, либо только услышали или прочитали о нем. Словом, человека, оказавшегося в сфере нашего восприятия, мы тотчас же стремимся -«классифицировать», подвести его под определенную категорию, т. е. определить его принадлежность к тому или иному типу людей (Тейлор, 1982). Очевидно, что здесь оказываются задействованными когнитивные схемы — прототипы, стереотипы и т. д. Иначе говоря, происходит активизация уже имеющихся у нас знаний. Прайминг, а именно так, как мы помним, называется процесс активизации в памяти и возвращения в сознание прошлого опыта, способствует тому, что определенные когнитивные схемы и понятия, постоянно активизированные в памяти, становятся для нас более доступными и привычными и легче приходят на ум, чем редко активизируемые и используемые схемы. Постоянная доступность и применение каких-либо схем и понятий означает, что у человека имеется набор неких стандартных, привычных, «рабочих» когнитивных компонентов, которые он часто использует и которые выражают систему его взглядов, представлений и убеждений, а также привычки, склонности и увлечения. Так, например, если человек является женоненавистником, то при встрече с женщиной у него легко и сразу активизируются все его неприятные, негативные ассоциации, связанные с женщинами. Если же он, напротив, «женоненасытник», то произойдет активизация позитивных, приятных представлений относительно женщин.

При категоризации помимо когнитивных схем задействованы также эвристики, ложный консенсус, социальное сравнение, стереотипы, прототипы, наши симпатии, антипатии, пристрастия и предубеждения. Все это сразу дает себя знать, поскольку, как уже отмечалось, социальное восприятие происходит через призму Я-концепции. Добавлю, что категоризацию мы осуществляем бессознательно, безотчетно и без определенной цели.

В чем же смысл этой процедуры? Почему она нами осуществляется? Есть несколько объяснений причин этого процесса. С одной стороны, с помощью категоризации мы в ходе познания упрощаем и облегчаем процесс восприятия и мышления, сводя его к минимуму. Ведь действительно, гораздо проще, удобнее и продуктивнее воспринимать информацию и мыслить категориями, чем пытаться справиться с потоком разнородной информации, обрушивающейся на нас в каждый данный момент.

С другой стороны, категоризация — это единственный способ, который даст нам возможность начать процесс познания, открывая путь к дальнейшему социальному взаимодействию. У нас нет иных средств и способов познания, кроме как, увидев человека, сначала сразу определить его предельно широкой категорией «человек», а уж затем, исходя из собственной философии человеческой природы, продолжить познание, в ходе которого мы переходим от абстрактного понятия «человек» к более конкретным выводам об этом индивиде. Конкретизируя и детализируя информацию о нем, мы определяем его пол, расовую и национальную принадлежность, социальный статус, черты характера и т. д. Немецкий философ Г. В. Ф. Гегель определил эту операцию как метод восхождения от абстрактного к конкретному. Наше познание другого человека может продолжаться предельно долго, а наши представления о нем становятся все более и более подробными. Тем самым абстрактную категорию «человек» мы наделяем все более полным и богатым содержанием. Таким образом, категоризация — это то единственное, что дает нам возможность начать взаимодействовать с другим человеком, закладывая для этого хоть какую-то информационную основу.

Уровень знакомства с человеком от бедной абстракции Homo sapiens до богатого и полного понятия «мой друг Иван Лапшин» зависит от того, насколько интересен и привлекателен для нас человек. Одни люди по определенным причинам вызывают наш интерес, другие — нет.

Помимо прочего исследователи выделили ряд объективных факторов, которые могут способствовать активизации нашего внимания и пробуждению интереса.

Прежде всего, внимание человека привлекают яркие, броские объекты, в том числе и яркие, необычные люди. В данном случае повышенный интерес обусловливается интенсивной эмоциональностью, возникающей при воздействии на нас яркого стимула. Следовательно, при формировании впечатления в процессе категоризации большое значение имеет эмоциональное состояние человека. Логично предположить, что интенсивная эмоциональность, пробуждающая обостренный интерес, способствует лучшему, более точному, адекватному восприятию объекта. Но это не так. Сильные эмоции, вызванные воспринимаемым объектом, препятствуют точному восприятию, искажают его. Еще Г. Лебон обнаружил, что эмоции и когнитивные процессы (познание и мышление) являются антагонистами. Эмоции затрудняют мышление, и наоборот, мышление способно снять эмоциональное напряжение. Затем эту же мысль мы встречаем у К. Г. Юнга в его классификации психологических типов.

О том, как своеобразно может проявляться противоречие эмоциональности и восприятия в криминальных ситуациях, свидетельствует открытый социальным психологом Элизабет Лофтус эффект «внимание на оружии». Она пишет, что свидетели и жертвы преступлений, находясь в сильном эмоциональном возбуждении, фиксируют свое внимание на самом ярком, опасном и угрожающем — на оружии преступника: ноже, пистолете и т. д. Вследствие этого ни свидетели, ни сама жертва чаще всего не способны опознать преступника, так как они его, по сути, не видели, сосредоточив свое внимание на оружии. Но тем не менее, и это самое интересное, всем им кажется, что они его «прекрасно запомнили» (Loftus, 1987).

Кого же они «прекрасно помнят»? Конечно же, в их памяти возникает прототип преступника — виденного в кино, по телевидению, на книжных иллюстрациях — либо самостоятельно созданный мысленный образ «типичного бандита». Итог всего этого может быть самым печальным — как преступник будет опознан человек, возможно, не имеющий к преступлению никакого отношения, но зато соответствующий прототипу «преступника», а истинный преступник, следовательно, останется неопознанным, так как его внешность не ассоциируется с прототипом «бандита».

Плохое и хорошее настроение также способно влиять на точность нашего восприятия. Элис Айзен и ее коллеги, проведя исследование, установили, что люди в хорошем настроении создают и используют более общие категории, чем люди в плохом настроении. Иначе говоря, в приподнятом настроении люди не замечают деталей, нюансов, оттенков, мелочей. Когда участников исследования просили рассортировать цветные картинки по каким-либо объединяющим признакам, то оказалось, что после смешного фильма они обнаруживали меньшее число классификационных оснований, и такие вещи, как верблюд, ноги, лифт, оказывались объединенными в одну категорию — средства передвижения. А вот после просмотра серьезной документальной ленты участники не обнаруживали склонности к образованию столь широких категорий, создавая более детальные классификации (Isen, 1987).

Впрочем, даже без специальных исследований каждый из собственного опыта, наверное, знает, что люди в плохом настроении «придираются по мелочам». И недаром студенты перед тем, как идти на экзамен, частенько спрашивают у товарищей, уже получивших оценку, в каком настроении находится преподаватель. Попутно отметим, что подобные расспросы перед экзаменом не лучшим образом характеризуют преподавателя, как, впрочем, и студентов тоже.