Оцифрованные голоса поколений

В предыдущих главах дается детальное историко-науковедческое описание того, как зарождалась опросная технология, позволившая Гэллапу и его коллегам-единомышленникам начать регулярные зондажи общественного мнения в США. Достижения психологов в области конструирования тестов и опыт исследователей рынка в разработке правил выборки стали основой для создания индустриальных сетей по сбору и анализу информации о массовых установках населения. Но ведь проведение опросов общественного мнения не сводится к формулировке вопросов, отысканию респондентов и интервью с ними. На определенном этапе развития сети по сбору информации эти операции становятся частью технологии, на функционировании которой аналитик общественного мнения не фокусирует внимания. На передний план выходят задачи содержательной, семантической направленности: какие предметные аспекты общественного мнения необходимо изучать, или совсем просто — о чем спрашивать население?

Тематика, которую разрабатывали исследователи рынка, не содержала прямых выходов область повседневных политических, социальных, экономических и прочих интересов людей и проблем, о которых они задумывались, информацию о которых искали в прессе и радио, обсуждали дома и в беседах с друзьями. Опросы Гэллапа, Кроссли и Роупера начались с изучения электоральных установок, и в содержательном плане это было повтором опросов «The Literary Digest». Но по завершении выборов надо было либо сворачивать работу до начала следующей электоральной кампании, либо искать новые темы для зондажей.

Контракт Гэллапа с прессовым синдикатом давал ему возможность для развития исследований общественного мнения, а понимание задач журналистки и общение с элитой издательского мира позволили ему достаточно быстро оконтурить широкий круг тем, мнения по которым интересовали значительную часть читательской аудитории. Публикация результатов подобных опросов активизировала деятельность социально-продвинутых групп населения и позволяла журналистам занять более заметную позицию в системе отношений «население — власть».

Всматриваясь в то, как Гэллап формировал предметное поле опросов, укажу на два обстоятельства. Во-первых, ему сразу удалось найти ведущий критерий для отбора тем: «самые важные проблемы», называемые населением. Отталкиваясь от этого перечня, он конкретизировал тематику и операционализировал ее в вопросах, обращенных к респондентам. Во-вторых, Гэллап смог быстро ввести в свои исследования фактор времени, то есть сделать анализ динамическим. Уже во второй половине 1930;х он заложил основу серии вопросов для регулярного использования и, тем самым начал мониторинг общественного мнения. В истории гэллаповских зондажей общественного мнения есть десятки вопросов полувековой давности, есть такие, которые давно перешагнули пятидесятилетний рубеж и есть, наконец, несколько вопросов, которые в неизменной или почти неизменной формулировке используются уже семь десятилетий.

Ряды наблюдений, передающие динамику общественного мнения на протяжении многих десятилетий, обладают особой мифической силой. Сначала обращаешь внимание лишь на характер изменений, геометрию графического представления, и возникает желание просто описать эти траектории. Но потом начинаешь осознавать, что это не просто ряды чисел, альбомы пластинок, сохраняющие голоса тысяч респондентов. Это — оцифрованные голоса поколений. Тот факт, что опросы общественного мнения родились в США в середине 1930;х годов, ставит сегодня эту страну и ее ученых в особо благоприятные условия. О событиях второй половины XX века можно судить не только по сохранившимся документам, фотографиям, личным воспоминаниям, но и по результатам репрезентативных опросов. Впервые в мировой истории появилась возможность анализировать динамику общественного сознания сменяющих друг друга возрастных когорот. Известно, что старые фотографии, изображения людей, домов, улиц, городов, какими они были десятилетия назад, старинная музыка, воспроизводимая на инструментах того времени, предметы быта давних лет — активно погружают в прошлое, заставляют увидеть его по-новому. Такой же скрытой мощью обладают, тем более — будут обладать для будущих исследователей длинные ряды наблюдений за общественным сознанием. Предстоит лишь найти способы «прослушивания» этих оцифрованных голосов.

Отмечу один момент, не нашедший четкого отражения в работах американских исследователей динамики общественного мнения. Зондажи второй половины 1930;х годов, проведенные Гэллапом и другими полотерами, отражали мнения тех, кому на момент опроса было не менее 18 лет. Скажем, в 1938 году в выборку входили респонденты, рожденные в 1920 году и ранее, причем очевидно, что доля самых молодых в выборках не могла быть высокой, основная часть респондентов представляла старшие поколения, родившиеся в начале XX века и в двух-трех последних десятилетиях XIX столетия. Другими словами, подавляющее большинство участников опросов тех лет формировались как личности в стране, качественно отличной от той, какой была Америка в годы проведения первых выборочных опросов. Некоторые данные о населении страны в начале века и в 1930 году собраны в табл. 1.

Таблица I

Некоторые характеристики населения США в 1902,1930 и 2000 гг. [1−3].

Таким образом, статистику опросов второй половины 1930;х и 1940;х годов следует интерпретировать как комбинацию голосов людей, первичная социализация которых проходила в последние три-четыре десятилетия XIX и в начале XX века. Следовательно, вопросы, предлагавшиеся Гэллапом в конце 1930;х годов и используемые в наше время, позволяют нам заглянуть в ценностные миры всех поколений американцев, родившихся в последние десятилетия XIX века и позже. По моим грубым оценкам, наиболее длинные ряды измерений оцифровывают голоса восьми-десяти поколений американцев.

Ниже рассматривается процесс создания Гэллапом серии вопросов с самой долгой историей, в том числе и вопроса, наиболее часто используемого в мировой практике мониторингов [4−6].