Теоретическое мышление. 
Физика

В отличие от других видов Homo sapiens разорвал замкнутый стереотип взаимодействия со средой. Почему это случилось, остается тайной, но природное любопытство побудило его вникать во все более тонкие составляющие сигналов среды и, соответственно, изменять поведение, что позволяло улучшать условия существования вида. Объем динамической информации, воспринимаемой человеком, нарастал, его опыт накапливался, структурировался и преобразовывался в пластичные нейронные связи мозга и соответствующие языковые единицы мышления. Любопытство продолжало и продолжает уводить человека все дальше от того чувственного восприятия среды, которое было сформировано сотнями тысяч лет предшествующей эволюции. Цели человека расширялись вслед за расширением его познавательных возможностей, и наоборот — реализация целей побуждала к новому знанию (та же взаимозависимость действует при обучении). На этой базе человек создает искусственную среду — из объекта развития Вселенной он превратился в ее субъект — в партнера природы по усложнению материального мира. Такие явления, существенно ускоряющие процессы развития, в науке и технике называют положительной обратной связью.

На начальных этапах формирования ФКМ связи между объектами природы просматривались плохо, в их поведении человек усматривал умыслы (как это делают дети и сейчас) и вмешательство богов. Отсюда и всевозможные мифы. Смену дня и ночи, например, древние египтяне убедительно объясняли окончанием лодочного путешествия бога Ра (бога солнца) но небесной реке. Древние греки увязали гипотезу простых атомов и сложность вещей побуждениями самих атомов: они стремятся к соединениям и способны испытывать от этого эмоции. Что касается мышления, то, по мнению некоторых психологов, до X—VIII вв. до н.э. человек плохо осознавал свое «Я» из-за неразвитого взаимодействия полушарий мозга. Формируемые в мозгу слова он воспринимал как голоса богов (см. древние эпосы). Но хотя собственные мысли считались не вполне собственными, им следовали — богов, как и старших, нужно слушаться: от них исходит руководство к выживанию.

Важнейшим этапом формирования ФКМ стало появление теоретического мышления, способного выйти за пределы непосредственного чувственного восприятия. В древнем мире это было сложно, так как человек был жестко привязан к своей однообразной социальной функции: земледелец, плотник и т. п. Одна из гипотез отрыва от нее относится к древнему Критскому царству (бронзовый век)^[1].

Навыки передавались в основном тем же методом, что и у животных, а при подражании думать некогда, незачем и даже вредно, ибо ведет к сбоям (по этим причинам метод «делай, как я» практикуется и сегодня в некоторых армейских подразделениях). Подражание базируется на языке звуков, жестов, мимики и телодвижений, а навыки закрепляются в подсознании и управляют поведением на уровне инстинктов — дыхание или ходьба (как и работа на современном конвейере) осмысления не требуют. Навык отца передавался старшему наследнику (на всех не хватало ресурсов), а «лишних людей» «обобществляли», в частности на флоте, состоящем из 50-весельных кораблей (пентеконтера). В процессе завоевания новых земель капитану корабля приходилось проигрывать набег мысленно — подражать некому. Манипулируя условными (знаковыми) формами объектов, он был вынужден оценивать варианты решения с учетом возможностей корабля, экипажа и наличия ресурсов. Именно это мы делаем, решая физико-технические, военно-тактические и прочие задачи: рисуем эскиз, думаем о ресурсах (необходимых данных), привлекаем алгоритмы решения в виде формул и т. д.

По привязке к месту и времени гипотеза М. К. Петрова уязвима для критики. Судя по памятникам древних культур Южной Америки, Китая, Вавилона, Египта и др., теоретическое мышление появилось задолго до Критского царства. Кроме того, его элементы возникают в том числе и при копировании действий наставника. В той мерс, в какой оно сопровождается мыслями, может возникнуть и творческая модернизация. Плуг лучше загнуть, гвоздь необязательно забивать тремя ударами, бревно при распиле нужно фиксировать, чтобы не каталось, и т. д. Тем не менее мысль о том, что к теоретическому мышлению приводят изменения стереотипов социального поведения, представляется правильной. Гипотеза Петрова верна и в том отношении, что именно военная направленность развития издревле была наиболее плодотворной…

Теоретическое мышление древних греков несколько потеснило их богов — человек обрел элементы самосознания. Уже в IV в. до н.э. Аристотель не только полагался на собственное мышление, но и стремился ею упорядочить аксиоматическим методом: всякая мысль требует основания, которое также на чем-то основано. В начале такой цепи находится базовое основание, которое либо не нуждается в доказательствах, либо найти их в данный момент невозможно. Выбор таких аксиом был поначалу ограничен их интуитивной ясностью. Кто, например, возразит, что «целое больше своей части»? Далее мысль обязана руководствоваться правилами рассуждения (логикой), которые ведут ее от одного утверждения к другому. Так строятся гипотезы и теории, без которых наука и, соответственно, цивилизация не развиваются: теория не только объясняет наблюдаемое, но и открывает новые перспективы. Примером может служить аксиоматическая геометрия Евклида (современника Аристотеля): она свидетельствует о доказуемости умозаключений, построенных на дедукции.

Теоретическое увязывание объектов и явлений в голове одновременно свидетельствовало и об упорядоченности самого мира. В Средние века это стали подтверждать экспериментально, что позволило И. Ньютону сформулировать общий метод физического исследования, который актуален и в наше время: на основе экспериментов выявляются общие закономерности, на их основе строятся законы, из законов выводят следствия и проверяют их опытным путем. Такой метод иллюстрирует и учебник физики.

В «Правилах философских умозаключений» Ньютон предлагает считать законы верными до тех пор, пока не обнаружат явления, которые их либо уточнят, либо опровергнут. С тех пор опровержения следовали одно за другим, в том числе в отношении законов самого Ньютона. Наиболее яркие из них составили суть европейских научных революций конца XIX — XX вв., а также конца XX — начала XXI вв., где они приобрели уже международный характер. Революции пересматривали самые основы физики, а сопротивление им (изначально обоснованное Ньютоном) было столь же сильным, что и в природе при естественном отборе мутаций. Носители новых взглядов были обязаны доказывать их жизнестойкость и конкурентоспособность. В той мере, в какой это удавалось, результат превосходил все ожидания. Человек вышел за пределы частот электромагнитных волн, воспринимаемых глазом, и стал «видеть» в диапазоне от радиоволн до рентгеновских и гамма-лучей. Размеры тел, доступные его наблюдению, вышли далеко за те, соизмеримые с его телом, размеры, с которыми имел дело его пращур: он «видит», с одной стороны, элементарные частицы, а с другой — всю Вселенную до пределов ее реликтового излучения. Он фиксирует гравитационные волны и скорости далеко за пределами скоростей животных и птиц, на которых охотился в древности: с одной стороны, он измеряет скорость раздвижения материков, с другой — может измерить скорость света.

Таковы причины и особенности динамики ФКМ. Обсудим теперь тот факт, что мы видим нс целостную картину, а лишь отдельные се разделы (фрагменты).

Принято считать, что только в древности объектов мышления было немного и потому «любомудрие» (философия) способно было охватить все знание. Далее оно набрало, подобно урану, критическую массу, в результате чего знание разорвалось на отдельные науки, а затем такая же участь постигла каждую их них. Поэтому физики, занимающиеся, например, твердым телом и плазмой, плохо понимают друг друга. Однако если взгляд сфокусировать определенным образом, то можно убедиться, что «прорывы» в построении ФКМ ведут не только к ее дроблению, но и к диалектической противоположности — интеграции знаний. Она происходит благодаря изменениям в самом стиле физического мышления. Чтобы это увидеть, сгруппируем некоторые открытия около таких понятий, как «разграниченное», «противоположное», «несовместимое», «непредставимое» и т. п.

• [1] Петров М. К. Пентеконтера. В первом классе европейской школы мысли // Вопросы истории естествознания и техники. 1987. № 3. С. 100—109.