Искусство как самосознание культуры феодального общества

Об этом убедительно говорило и искусство, реализуя уже известную нам его способность быть самосознанием культуры; в книге «Се человек» я показал на достаточно широком материале и опираясь на исследования таких замечательных искусствоведов, как Б. Роуленд и А. Мальро, как национальные и региональные стилевые особенности живописи и скульптуры народов разных континентов не препятствовали тому, что образ человека, создававшийся на каждом этапе истории художественной культуры, имел инвариантные черты, свойственные этому типу культуры и этому уровню ее развития; поэтому сейчас, завершая разговор о японской культуре эпохи феодализма, ограничусь замечанием, что ее искусство успешно выполняло свою культурную миссию, соотнося природу и человека так, как это реально происходило в жизни земледельцев, — делая главным своим героем природу, а не человека, и выражая созерцательнопочтительное к ней отношение, начиная с типичного для земледельца переживания времен года:

Цветы — весной,

Кукушка —летом.

Осенью —луна.

Чистый и холодный снег —.

Зимой.

и кончая изображением конкретных явлений в преобладающих в живописи и графике жанрах пейзажа и натюрморта, от поэтики японского сада и до камерного, интерьерного искусства икебана, превратившего составление букета цветов в популярнейший, философски осмысленный род высокого искусства.

Может показаться, что такое восприятие природы родственно не христиански-спиритуалистическому сознанию средневековой Европы, возносившему Божественный Дух над низменной материальностью природы, а ренессансному пантеизму, который, как мы вскоре увидим, одухотворял и обожествлял саму природу; однако глубинная мировоззренческая связь восточного отношения к природе и средневекового европейского состояла в том, что оба типа сознания воспринимали мир мифологически, что поэтому культура, выраставшая на этой почве, имела и тут и там традиционный характер и соответственно человек был подчинен внешним для него силам, язычески-природным или религиозно-духовным, и не признавался свободной, суверенной личностью, совершеннейшим творением природы, наделенным разумом и способным благодаря этому познавать ее, а в сфере техники подчинять ее своим интересам. Характернейший пример — приводимое Т. П. Григорьевой рассуждение прославленного японского ученого Мотоори Норинага, которое донесло до XVIII века представление, тождественное провозглашенной за полторы тысячи лет до этого известной формуле Тертуллиана: «Credo quia absurdum est»: «Действия богов нельзя оценить посредством ума обыкновенного человека. Ум человека, каким бы мудрым человек ни был, мал и ограничен. Он не может познать лежащее за его пределами».

Другой, не менее показательный, пример: Т. П. Григорьева рассказала о прочитанной в Москве лекции профессора Като Сюити на тему «Время-пространство в японской культуре», в которой было показано, что для японцев «время лишено длительности», существует как «вечное теперь». Но ведь, с одной стороны, точно таким было восприятие времени в Средние века и на Западе, ибо его порождает обусловленная сменой дня и ночи и времен года цикличность земледельческой деятельности, а с другой трудно поверить, чтобы современный японец, горожанин, работающий на заводе, в больнице, в научном учреждении, знающий не хуже американца или европейца цену времени, ибо в этом обществе действует закон: «Время — деньги», сохранял восприятие времени, свойственное средневековому крестьянину…

Что же касается такого культурного феномена, как человеческая личность, то его восточное искусство, еще не знает, ни в живописи, ни в литературе, ни в театре, не говоря уже о музыке, как не знало его европейское искусство до эпохи Возрождения, и русское искусство до эпохи Просвещения — точнее, только начинает осознавать возможности личностной модальности человека потому, что подчинение индивидуального творчества, как и теоретического мышления, и идеологических концепций, имперсональным догмам — эстетическим, этическим, религиозным, политическим, значения в данном случае не имеет, — не позволяет индивиду обрести культурный статус личности, то есть человека, самостоятельно вырабатывающего свою систему ценностей и способного ее отстаивать.