Одно из глубинных экзистенциальных переживаний

Страдание— одно из глубинных экзистенциальных переживаний человека. Оно служит испытанием человека, его сокровенных сил на путях к свободе. Страдание — не самоцель, а средство постижения духовной умиротворенности, выражение огромного человеческого духовного потенциала. Никакие теологические системы, никакие личности не могут прекратить человеческих страданий и мучений.

Русский философ Б. П. Вышеславцев в книге «Вечное в русской философии» говорит о трагизме как о начале высокого. Чудо трагизма в том, что трагичное не убивает, не подавляет высокого сознания человека, но преображает его, очищает и возвышает… Трагизм возвышает человека над будничностью, повседневностью. В этом большая радость и освобождение души. Радость эта прежде всего в том, что в трагизме дух человека (его свободное самосознание) сознает свое высшее достоинство, свою независимость и свободу от слепой природы и природной необходимости. Это несвойственно низшим тварям, и это не понимает материализм.

Нет необходимости говорить о том, что реализация ценностей установки, достижение смысла через страдания может состояться только тогда, когда страдание неизбежно и неустранимо. «Находиться в полярном поле напряжения между бытием и долженствованием, войти в мир смысла и ценностей, быть востребованными ими — вот что является существенным признаком человеческого бытия»^[1]. По мнению В. Франкла, не только в творчестве и радости жизнь может быть осмысленной, но также и в страдании! Такой ход мыслей совершенно чужд тривиальной этике успеха. Однако взгляд на оценку достоинства человеческого существования сразу же раскрывает ту глубину переживаний, в которой вещи сохраняют свою значимость совершенно независимо от любого результата вообще.

Здесь уместно, считает Франкл, вспомнить произведение Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича», в котором герой осознает глубокую бессмысленность своего буржуазного существования лишь непосредственно перед неожиданной смертью. Но благодаря этому пониманию герой уже в последние часы своей жизни перерастает себя самого и достигает такого внутреннего величия, которое освещает всю его предыдущую жизнь и делает ее глубоко осмысленной. Ведь может случиться и так, что жизнь получает свой последний смысл не только благодаря смерти — как у героя этой повести, — но в самой смерти.

Удовольствие совершенно не в состоянии придать смысл человеческому существованию. Раз оно не в силах этого сделать, то недостаток удовольствия не может отнять у жизни смысл. А. Шопенгауэр полагал, что человеческая жизнь балансирует между нуждой и скукой. В действительности и то и другое имеет глубокий смысл. Что ведет к скуке? Бездеятельность. Деятельность существует не для того, чтобы избежать скуки, но скука напоминает о том, чтобы мы избегали ничегонеделания и обратились к смыслу нашей жизни.

Страдание — живое, трепетное, экзистенциальное переживание. Я страдаю, значит, я существую. Страдание связано с самим существованием личности и личного сознания. Если я принимаю жизнь, то я принимаю и страдания. Оно есть основная тема всех религий искупления и основная религиозная тема. Страдание есть опыт жертвы части во имя целого. В человеческом вопрошании страдания наибольший интерес представляют буддизм, стоицизм и христианство. Вместе с тем эта тема заняла важное место в философии Шопенгауэра, русской религиозной философии и экзистенциализме.

Страдание может быть мазохистским, не связанным с попыткой его преодоления. Человек настолько странное существо, что он не только ищет освобождения от страдания. Он ищет страдания и готов истязать себя и других. Страдание связано с трагической основой жизни и имеет глубокий источник. Но это вовсе не предполагает, что человек — раб страдания. Страдание побеждается любовью, всем жизненным устремлением человека к счастью.

• [1] Франка В. Психотерапия на практике. С. 54.