Влияние Реформации на развитие искусства

Конфликт между протестантизмом и светским мышлением, гуманизмом и зарождавшимся рационализмом определил и отношение протестантизма к искусству. Превращенное в Средние века, вместе с философией, в «служанку богословия» и вырывавшееся в ренессансной культуре из-под власти религии, искусство объективно оказывалось таким же оппонентом религиозного спиритуализма, как и философия; отсюда — позиция протестантизма по отношению к искусству, которую искусствоведы нередко называют «иконоборческой», перенося на идеологию Реформации термин средневековой византийской эстетики. Понятие это в данном случае, видимо, слишком сильно; более точным представляется суждение П. Фейста, высказанное на лейпцигском коллоквиуме «Искусство и Реформация»: «некатолические религиозные практики ставили перед архитектурой, изобразительными и прикладными искусствами меньше задач, чем католицизм, и они нуждались в гораздо меньшей степени в использовании языка художественных образов и, соответственно, в продуцировании новых образных идей». Но он привел и слова историка немецкого искусства Г. Дехио: «Перевод Лютером Библии и распространенная в народе системой протестантского образования охота к чтению больше, чем что-либо иное, выбили почву из-под ног изобразительного искусства. Говоря образно: немецкий народ неумеренным чтением испортил себе глаза. В будущем же истинно протестантскими искусствами станут поэзия и музыка». Интересны в этой связи рассуждения М. Н. Соколова. Цитируя одного из наиболее последовательных немецких представителей данного движения В. Вайгеля: «Храм Господень — не церковь, а внутренний человек», — и определение его английскими единомышленниками католического храма как «хлева идолов», он нашел связь между этими борцами с «идолопоклонством» и философско-гносеологическим учением Ф. Бэкона об «идолах», препятствующих адекватному познанию человеком мира; вместе с тем, он справедливо отметил, что «в той или иной форме, в виде светских и внекультовых религиозных картин либо в виде эмблематического декора, искусство сохранялось и процветало даже в самых непримиримых странах вроде Голландии и Англии».

Говоря об иконоборческих позициях протестантизма в уже упоминавшемся исследовании истории немецкой художественной культуры XVI—XVIII вв.еков, проблематика которого выходит далеко за пределы его названия «Мистерия и опера», и уделяя, что вполне естественно, большое внимание влиянию Реформации на содержание искусства, не только музыкально-сценического, но и изобразительного, и словесного, И. И. Иоффе подчеркнул неодинаковое отношение двух ветвей христианства к разным видам искусства: «оттеснение пластики и живописи из протестантского культа как основных элементов пышного чувственно-зрелищного католического богослужения и утверждение слова и музыки — этих двух наименее зрелищных, наиболее бесплотных и духовных искусств как основы протестантского богослужения». Историк цитирует одно из писем Лютера с апологией музыки — «единственного искусства, которое дает нам то, что только в состоянии дать богословие: покой и радость сердцу»; вот почему дьявол «при звуке музыки бежит так же, как от слова Божия», и вот почему «пророки не прибегали ни к какому другому искусству кроме музыки… возвещая правду посредством псалмов». Так великий реформатор христианства «наметил путь развития того музыкально-религиозного, музыкальнофилософского языка, который получил такое колоссальное развитие в протестантской музыке, вокальной и инструментальной, дал таких гигантов, как Шютц, Бах, Гендель». «Бах, — резюмировал И. И. Иоффе характеристику влияния Реформации на искусство, — явился завершителем спиритуализма в музыке, завершителем общинной протестантской музыки». В его творчестве «лютеранская оппозиционность выступает с огромным размахом и силой музыкального выражения, с обновленной энергией, и становится утверждением активной творческой воли человеческого духа вопреки иерархии. Бах стоял на гребне второй волны реформации и гуманизма, как Дюрер на первой…».

Так в творчестве Баха проявились благие результаты открытого самим Лютером влияния протестантизма на музыкальное творчество. Прекрасно сказал об этом Ф. Энгельс: «Лютер вычистил не только авгиевы конюшни церкви, но и конюшни немецкого языка, — создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того пропитанного чувством победы хорала, который стал Марсельезой XVI века».

Говоря о позитивных и негативных сторонах этого влияния, нужно иметь в виду, что разные ветви протестантизма были в разной мере враждебны искусству. По точному наблюдению Н. В. Ревуненковой, «гонения на театрализованные зрелища в Женеве, так же как и гонения на живописные и пластические изображения в церкви, были обязаны строжайшей дифференциации священного и светского в кальвинистской теологии», ибо, с точки зрения Кальвина, «икона, представляющая богородицу королевой, унижала „священное“, делала его сопоставимым с мирским», а театр — это игра, основанная на обмане, это «забава, никоим образом не связанная с истиной, в которой нуждается христианская душа»; «Кальвин предал театр анафеме», поскольку «сами принципы театрального искусства представлялись реформатору принципами измены вере». Еще более решительно рассуждал вождь революционных масс Т. Мюнцер, призывая их «разрушать алтари» и «сжигать идолы» в католических храмах вместе с уничтожением попов и монахов.

Такая позиция протестантизма имела для истории искусства, как это ни покажется на первый взгляд парадоксально, не только отрицательные, но и положительные последствия: с одной стороны, оно лишалось мощного экономического стимула — поддержки со стороны церкви (ведь созданию большей части шедевров ренессансной живописи и скульптуры история искусства обязана церковным заказам, как и в европейском Средневековьи, и в Византии, и на Руси, и в Индии) и не менее существенного стимула — энергии художественной фантазии, который предоставляла изобразительному искусству христианская и буддийская мифологии; но, с другой стороны, отторгнутое Реформацией от библейско-евангельского источника вдохновения, искусство оказалось вынужденным искать его либо в античной мифологии, либо — и все шире и последовательнее — в жизненных реалиях. И. И. Иоффе убедительно иллюстрировал этот тезис анализом многих явлений разных областей немецкого искусства, показывая, что «в противоречии мистики и реализма, сверхчувственного и чувственного, которое разрывало спиритуализм между духом и материей, Реформация выдвинула и разработала язык чувственного, реального, но дала ему страстность и одухотворенность своего спиритуалистического мировоззрения, основой которого было преодоление немощной плоти животворящим духом и активность души, побеждающей в борьбе и страданиях ограниченную земную действительность… Здесь, как в протестантском богослужении, реальность со всеми ее грубыми, тяжелыми, уродливыми формами является необходимым полем деятельности духа, его мучительных борений и радостных побед. Вся эта нечисть, уроды, чудища, черти, которые появляются то здесь, то там, то отдельными образинами, то толпой наводняют картины и сцены немецкого искусства, — все эти преодолеваемые темные силы ада, подземного мира, кошмара и угроз, столь чуждые чувственно-красивой классике, являются воспроизведением различных сцен пасхальных и рождественских страстей, …одухотворенности и преодоления плоти. Это — два полюса двух миров, святости и греховности, идеальности и безобразности, но эти миры находятся в беспрерывной борьбе и столкновениях… Страдание, как борьба духа с материей, как воля души к преображению плоти, и красота, как чувственная успокоенность, телесная гармония — эти два противоположные начала образуют тематику и язык так называемого „северного Возрождения“».

Два полюса такого искусства — А. Дюрер и М. Грюневальд. В целом же достаточно знакомства с великолепно иллюстрированным каталогом уже упоминавшейся берлинской выставки 1983 года «Искусство эпохи Реформации», чтобы убедиться в ее мощном художественном потенциале (назову хотя бы только А. Дюрера, Г. Гольбейна, М. Грюневальда, обоих Кранахов; между тем, выставка позволила зрителю познакомиться и с десятками других замечательных мастеров из разных областей изобразительного и прикладного искусства).