Социальный процесс и социальные изменения как методологическая проблема

Теории развития общества

Термин «процесс» (от лат. processus — продвижение) имеет несколько значений, но наиболее распространена его трактовка как последовательпая смена явлений, состояний в развитии, как совокупность изменений того или иного объекта. Осмысление учеными процессов, происходящих на нашей планете, привело их к выводу об актуальности изменения научной картины мира. Признание данного факта делает актуальной науковедческую проблему коммуникации и понимания языков различных наук и символических систем народов мира.

Феномен понимания во второй половине XX века привлек к себе внимание многих философов, культурологов, социологов и психологов. Этому есть множество причин. Нам представляется, что в их иерархии доминирует изменение сущности и явления самого социального процесса. При этом само изменение понимается как переход от одного состояния к другому, появление у социального процесса новых свойств, функций и отношений. Данная трактовка термина «изменение» позволяет нам поставить и решить в настоящем разделе задачу анализа современного социального процесса в мире рубежа тысячелетий и методологических требований к его проведению. Во-первых, процесс стал более динамичным. Вовторых, т. е. вследствие первой причины, он стал более сложным, его ход зависит не только от собственно социальных факторов, но и факторов более широкого пространства, нежели замкнутая социальная система; это мировое социальное пространство и т.н. экосоциальное пространство взаимодействия социальных и природных факторов. В-третьих, социальный процесс в современности проявляется как глобальный социальный процесс. Единство названных причин усложнения социального процесса в современности становится императивом понимания его актуального и спонтанного взаимодействия. Условием достижения понимания в определенной мере становится признание повседневности как характеристики пространства взаимодействия.

Повседневность представляет собой единство практик, взаимодействий, культурной организации, обыденного знания в сферах обыденной жизни обывателей. Изменение статуса повседневности в социальном процессе произошло в ходе ускорения темпов развития. Прошлые века были эпохами героев в силу того исторического стечения обстоятельств, что медленное течение событий позволяло подавляющему большинству людей даже в относительно развитых обществах жить и действовать по привычке, по созданным многими поколениями их предшественников образцам. Никому не приходило в голову упрекать их в стереотипности мышления. Их деятельность продолжала оставаться эффективной, так как изменение ее условий и средств достижения целей происходило чрезвычайно медленно. У большинства людей, таким образом, отсутствовал стимул новационности в сознании и деятельности. Новационность проистекала от активных героев, время от времени дарящих своим согражданам идеи, открытия, подвиги. К. Поппер в работе, написанной между 1938 и 1943 годами, «Открытое общество и его враги» особо упрекал Гегеля в том, что в его философии проводилась идея безусловного превосходства героической жизни над жизнью обывателя, приводя его следующие слова: «В мирное время гражданская жизнь расширяется, все сферы утверждаются… и в конце концов люди погрязают в болоте повседневности». Думается, что упрек Гегелю не совсем справедлив. Для XIX века такое презрительное отношение к повседневности было весьма распространенным среди философов и политиков. Возможно, именно различие XIX и XX веков определило коренное отличие взглядов Гегеля и Поппера, философов, отражавших свое время.

XX век коренным образом меняет ситуацию; ускорение темпов развития касается всех сфер жизни человека. Л это означает, что область успешной активности на основе привычки, стереотипов неуклонно сужается. Перед человеком уже в начале века встала проблема выбора: либо следование традиционному образу жизни, либо вступление в гонку за меняющимся веком. В литературе эта проблема чрезвычайно чутко и точно передана И. Гончаровым в жизненном споре И. Обломова и А. Штольца. Последующий ход развития по существу снял проблему выбора, «приговорив» большинство людей, переселившихся в города, неуклонно «бежать» за прогрессом. В этой гонке каждый человек вынужден был становиться новатором и принимать решения, непосредственно сталкиваясь с проблемной ситуацией. Ожидание примера «героя» грозит замедлением темпов деятельности и остановкой в жизненном успехе. При этом общество в известной мере становится зависимым от обывателя, от решений, которые он принимает в своей повседневности. Осознание этой зависимости и является, на наш взгляд, мотивом, побудившим философов и социологов обратиться к изучению феномена понимания. Необходимо было найти ответы на два важнейших вопроса: Возможно ли истинное понимание мотивов деятельности социальных акторов? Каков уровень и механизм пони;

мания, устанавливающегося в актуальном социальном взаимодействии? Большинство исследователей весьма скептически оценивают нацеленность социальных партнеров на истинное понимание и способности его достижения. Одновременно они признают необходимость понимания как условия взаимодействия. Необходимым и достаточным для социального взаимодействия оказывается типизирующее понимание. В его механизм заложена способность субъекта к интерпретации мотивов поведения партнера в значениях, которые ему близки и понятны. Его, на наш взгляд, очень точно описал А. Шутц: «Пока не доказано противоположное, я принимаю на веру — и предполагаю, что другой делает то же самое, — что различия в перспективах, имеющие место вследствие уникальности его и моей биографических ситуаций, безразличны по отношению к наличным целям любого из нас… и мы предполагаем, что мы оба отбираем и интерпретируем актуально или потенциально общие объекты и их свойства одинаковым образом или, по крайней мере, эмпирически идентичным образом, т. е. достаточно одинаковым для любой практической цели»¹. Таким образом, само существование общества как социального взаимодействия, во-первых, возможно лишь как взаимодействие в повседневности, и, вовторых, его функционирование обеспечивается спонтанностью самоинтерпретации мотивации действий партнеров по ситуации. Регулирование общественной жизни предполагает достижение сходства в интерпретации социальными акторами событий, целей и выбираемых средств их достижения. Думается, что осознание последнего постулата способствовало признанию значимости социологических исследований для практики регулирования социального процесса. Исследования, проводимые количественными методами, фиксируют степень единообразия мотивов деятельности. Исследования, проводимые качественными методами, наоборот, фиксируют разнообразие смыслов деятельности, и соответственно мотивов поступков людей. Качественные и количественные методы дополняют друг друга и своими результатами способствуют пониманию отдельного человека и всей человеческой общности.

Зададимся вопросом: что представляет собой человечество с эволюционной точки зрения? Ответ на этот вопрос может дать обозрение взглядов многих авторов, разделенных во времени, научных границах, методологии. Прежде всего, нам кажется уместным обратиться к широко известной работе великого американского этнолога Льюиса Генри Моргана «Древнее общество», впервые вышедшей в свет в 1877 году. Он четко сформулировал две идеи, имеющие важное значение для понимания уникальности человеческого общества:

• • «Человек единственное существо, о котором можно сказать, что он приобрел абсолютную власть над производством пищи, в чем он сначала был не выше других животных»^[1].
• • «Рыбу следует считать первым видом искусственно приготовляемой пищи… Рыба встречалась повсюду, запасы ее были неограниченные, и она представляла собой единственный вид пищи, доступный во всякое время… С этими новыми видами пиши (рыба, хлебные злаки, дичь — Е.Б.) человечество стало независимым от климата и местности и, следуя вдоль берегов морей и озер и по течению рек, могло, еще в диком состоянии, распространиться по большей части земной поверхности»^[2].

Итак, в своей эволюции человеческая популяция совершила скачок от состояния одного из видов животных к виду, способному преодолеть ограниченность экосистемы как территории, обладающей определенными условиями, обеспечивающими возможность поддержания жизни. Благодаря социальной эволюции человеческий вид превратил всю землю в экологическую нишу своего существования. Важно заметить, что в начале XXI века великий Морган внес свою весомую лепту в формирование прогрессистской эйфории своего времени. Он искренне заблуждался в том, что первоначальная власть природы над человеком преодолена, и в движении от дикости, через варварство к цивилизации именно человеческий вид обретает окончательное господство над землей.

В развитии наук о человеке получила развитие как раз та мысль Моргана, согласно которой человечество преодолевает связь с природным окружением. властвующим ранее над его существованием. Ему вторили и современники, и последователи. Обратимся к аргументам наиболее авторитетных из них.

Выдающийся этнограф и историк культуры второй половины XIX века Эдуард Б. Тайлор (в неточной русской транскрипции — Тэйлор — Е.Б.) писал:

• • «При рассмотрении с более широкой точки зрения характер и нравы человечества обнаруживают однообразие и постоянство явлений, заставившие итальянцев сказать: „Весь мир есть одна страна“. Как однообразие, так и постоянство можно проследить, без сомнения, с одной стороны, в общем сходстве природы человека, с другой стороны: в общем сходстве обстоятельств его жизни»^[3].
• • «В устройстве человеческих обществ обнаруживается такая правильность, что мы можем совершенно оставить в стороне индивидуальные различия…»^[4].

Различие предметов исследования не мешает, на наш взгляд, заметить общность в воззрениях Моргана и Тайлора. Оба исследователя склонны считать, что в процессе эволюции человечество приобретает независимость от природы и, тем самым, создает фундамент определенного единообразия. В условиях прогрессирующей глобализации рубежа XX—XXI вв.еков данный вывод кажется сбывшимся прогнозом.

Последователем идей Моргана явился Ф. Энгельс. В этой связи представляется логичным обратиться к положениям его теории происхождения человеческого общества. С одной стороны, она явилась в известном смысле продолжением цитируемых выше взглядов Л. Моргана, с другой, стала одним из краеугольных камней целостной материалистической концепции социальной эволюции. Энгельс в работах «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» и «Происхождение семьи, частной собственности и государства» счел необходимым выделить понятия «формирующийся человек» и «готовый человек», «формирующееся общество» и «общество». Соотносимость этих понятий очевидна. Между обществом и человеком существует эволюционная связь. Их развитие взаимообусловлено объективностью их единства. Таким образом, качественные скачки в развитии проявляются одновременно в функционировании и развитии обоих явлений. Одновременно мысль Энгельса содержит в себе указание и на ту закономерность, что по мере достижения состояния «готового человека» и «общества» эволюция приобретает социальный характер^[5].

На первый взгляд, приведенные позиции крупнейших ученых XIX века безупречны с точки зрения логики и диалектики. Достижение более высокой ступени эволюции означает подчинение закономерностям именно этой ступени, т. е. человеческое общество, достигнув стадии целостной системы, развивается по законам социальной эволюции, переходя от одной исторической стадии к другой. Скорость движения определяется многими социальными факторами, но его направленность обнаруживает единство человечества.

Будучи социологом по профессии и по складу научного воображения, чрезвычайно сложно не согласиться с вышесформулированными выводами. Однако опыт истории последних десятилетий эмпирически указывает на их поверхностность. Связь между социально-экономической системой и средой, в которой она функционирует и развивается, проявляется в более явной степени там, где выше актуальный производственный потенциал общества, превращающийся по отношению к окружающей природе в потенциал ее разрушения. Экологические исследования характеризуют ситуацию в данном взаимодействии как предкризисную или кризисную для определенных территорий. Кризис, как показывают исследования экологов и медиков, опасен для природного баланса, человеческого сообщества и отдельного индивида, чье существование и выживание зависит от сохранения системы надлежащих условий среды обитания.

Данный вывод позволяет подвергнуть сомнению положение, согласно которому в вышепроведенном кратком историческом обзоре теорий развитие общества представляет собой социальную эволюцию. Положение о т.н. «готовом человеке» стало его теоретическим фундаментом. Однако оно сформулировано таким образом, что может указывать лишь на то, что человек готов для жизни в особом виде сообщества, регулируемом социальными законами, и нуждается в нем. В такой интерпретации положение не вызывает никаких возражений. Другое дело, что в социальном сообществе продолжают действовать законы природной эволюции. Признание единства человеческого сообщества со средой обитания означает, что изменяемая в процессе производства среда обитания неизбежно влечет за собой изменение его популяционных характеристик.

То, что на заре человечества сделало человеческие сообщества относительно автономными от данных непосредственно в среде обитания средств к жизни и способными к выживанию, в ходе научно-технического прогресса стало причиной утери ими некоторых способностей к выживанию. Мы имеем в виду негативные явления в процессах репродукции населения, различия в продолжительности жизни в развитых, развивающихся и слаборазвитых странах. Эти явления являются результатом действия системы экологических и социальных факторов. Взаимодействие этих двух групп факторов обусловлено законами системы, элементы которой влияют друг на друга. Характер социального строя общества детерминирует тип природопользования и изменения, происходящие в среде его (общества) обитания. Изменения в среде обитания вызывают на определенном этапе развития общества сдвиги в его популяционной структуре. Наука XX века дала методологические и фактические доказательства этой объективной взаимозависимости. Поэтому мы приходим к выводу о том, что развитие общества необходимо рассматривать с позиций экосоциальной эволюции.

Обозначение развития общества термином экосоциальной эволюции, во-первых, влечет за собой углубление и уточнение в понимании закономерностей изучаемого процесса на макроуровне. Мы перестаем воспринимать общество как систему, ограниченную законами ее самоопределения, саморазвития и т. д. И, наоборот, учимся в соответствии с развитием науки XXI века видеть в обществе конкретный тип организации, в рамках которой проходит эволюция человеческой популяции, определяется харакгер ее отношений со средой обитания. Во-вторых, изучение развития общества как экосоциальной эволюции позволяет осуществлять исследования с применением экологических индикаторов измерения качества жизни населения стран, находящихся в разных средах обитания и в особых экологических ситуациях. Соединение обеих исследовательских возможностей позволяет с известной точностью прогнозировать уровень экологической безопасности для каждой человеческой популяции и своевременно корректировать стратегию природопользования.

Рассмотрение экосоциальной эволюции предполагает необходимость выделения ее этапов, ступеней, характеризующих качественные точки равновесия общества и природной среды. Новизна решения данной задачи предопределена тем обстоятельством, что в науках о человеке и обществе доминировала традиция, описанная выше — признание завершения биологической эволюции человека и начала эволюции общества. Современные антропологи, продолжая придерживаться версии «готового человека», тем не менее признают факт развития человеческой популяции во взаимодействии с природной средой. Интересной в этой связи нам представляется точка зрения виднейшего российского антрополога В. П. Алексеева, выделившего пять существенно различающихся по характеру отношений человека с природой этапов^[6]. Каждый из этапов ознаменовался особым экологическим кризисом, который может быть интерпретирован как предел равновесия в определенном типе взаимодействия популяции со средой. Рассмотрим в нашем контексте периодизацию, предложенную Алексеевым, сопроводив необходимым комментарием.

Первый этап связывается с эпохой охотничьего хозяйства, которая в определенной мере нарушала природное равновесие, т. е. баланс в популяционной структуре той экологической ниши, в которой определенное место занимало человеческое сообщество на ранних этапах своего функционирования. Конфликт с природой был понятен человеку, ведь природа посылала ему недвусмысленный сигнал, лишая средств жизни. Человеческие сообщества, благодаря своим популяционным (социально организационным) преимуществам, смогли выйти из кризиса, решить проблему собственного выживания, перейдя к скотоводству и земледелию. Этот переход составил второй этап во взаимодействии с природой. Но и он нес в себе опасность нового кризиса в отношениях с природой, ресурсы которой обеспечивали возможности открытых обществом новых видов самообеспечения людей. Этот кризис выразился в обезвоживании освоенных земель и эрозии почв, опустынивании степей и сокращении лесов. Заметим, что кризисы первого и второго этапов были следствием типа хозяйствования как прямого использования природных ресурсов, неконтролируемого изменения экосистем. Последующие этапы взаимодействия были связаны с созданием искусственной среды. В экосистемах формируется новый элемент — созданная человеком городская среда, включающая производство искуссз венных (т.е. не имеющихся в природе) продуктов. Экосистема, таким образом, становится некоей матрешкой, в которой содержатся среды, принципиально различные по своему происхождению — природотворные и рукотворные. Взаимодействие между ними, во-первых, должно было выстроиться, во-вторых, несло в себе новые кризисы. Третий этап взаимодействия Алексеев связывал с концентрацией производства и значительного количества населения в определенных районах, что влечет за собой изменения природных ландшафтов и становится причиной локальных кризисов. Четвертый этап является продолжением третьего и характеризуется глобальностью воздействия человечества на природу в единстве всех ее (природы) сред. И, наконец, пятым этапом ученый считал демографический взрыв на планете и разработку новейших технологий, способных системно преобразовать среду обитания человека.

Принимая описание и периодизацию экосоциальной эволюции В. П. Алексеева, мы обращаем особое внимание на факт, который им был по существу зафиксирован. Мы имеем в виду игнорирование экологических кризисов при переходах человечества к четвертому и пятому этапам. Объяснение этому факту мы находим в различии типов эволюции, которые складывались в истории. Охотничье и земледельческое общества пользовались готовыми продуктами и ресурсами природы. Они не могли не осознавать своей зависимости от среды обитания. Сигналы из среды были очевидны для них по своему значению: природа грозила их существованию, предупреждала об опасности выживания. Урбанизация в единстве с индустриализацией, наоборот, создавала у человека иллюзию автономии от природы. Казалось, что все проблемы удовлетворения потребностей количественно растущего человечества могут быть решены не за счет гармонизации отношений с природой, а за счет совершенствования и развития технологических возможностей. Научно-техническая революция XX века во все большей мере укрепляла это убеждение. Существование индивида и развитие человечества рассматривались исключительно в русле социальной эволюции. Поэтому и правительства, и обыватели не воспринимали конфликт со средой как угрозу собственному существованию. Конфликт, если он фиксировался, становился техническим вызовом и стимулом для дальнейшей технической и технологической модернизации общества. Данный вывод может быть проиллюстрирован анализом социологических концепций периодизации истории.

В социологии, науке, предметно «отвечающей» за изучение проблемы ступеней (стадий) развития общества, существует несколько подходов к ее решению. Первый сложился в рамках описанной выше «органической парадигмы». Его создателей — О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма — интересовало развитие социального организма в одном качественном состоянии. Поэтому они специально выделяли «нормальное общество», характеризующееся равновесием системы, и «аномию» — общество нарушенного равновесия, чреватое разрушением системы. При этом внимание ученых было сосредоточено исключительно на внутренних состояниях общества. Методологический парадокс данного подхода состоял в факте, с одной стороны, уподобления общественных законов природным, экстраполяции методов естествознания на социальную сферу, но, с другой — игнорировании проблемности отношений общества и природной среды. Второй подход — т.н. формационный, у истоков которого стояли К. Маркс и Ф. Энгельс, был сосредоточен как раз на открытии механизма исторических трансформаций, ведущих к замене одной общественноэкономической формации другой, более прогрессивной. Но и в их учении, обращенном к выяснению роли классовой борьбы в истории, не было рассмотрено единство общества и природной среды в ее взаимообусловленной эволюции. Природная среда сводилась к пространству реализации воли господствующего исторического субъекта — класса, владеющего собственностью на средства производства. Активная роль среды во взаимодействии с обществом не столько была проигнорирована, сколько не могла быть отражена на уровне научного сознания второй половины XIX века. Однако указание на связь экономического и политического классового господства оказывается полезным, так как оно помогает объяснить характер отношения к природным ресурсам в различных социальных системах. В третьем подходе зафиксировано признание системообразующей роли технологического (технического) фактора в эволюции обществ. Данный подход явился реакцией социальных наук на ошеломляющие открытия научной и технической революции XX века. Среди его разработчиков наиболее авторитетны, на наш взгляд, имена Р. Арона, Т. Веблена, Д. Белла, Э. Тоффлера, А. Турена. В их работах представлены ступени развития общества от доиндустриапьного к индустриальному и постиндустриальному. Поскольку характеристика социальных систем по предложенному критерию — мера шщустриальности как фактор самоорганизации общества — предполагает описание типа природопользования и сознания, его мотивирующего, постольку именно данный подход будет положен нами в основании выделения ступеней эволюции.

Д. Белл, в частности, в работе «Грядущее постиндустриальное общество» предпринял серьезный анализ теоретических предпосылок становления и утверждения концепции индустриального общества в методологии обществознания второй половины XX века^[7]. Мы воспользуемся его схемой социальной эволюции ¹ с целью определения качественных изменений в отношениях между обществами и природной средой.

Доиндустриальное общество, экономика которого представлена преимущественно добывающими отраслями — сельское хозяйство, горное дело, рыболовство, является системой, в которой отношения людей с природой составляют основу функционирования и развития. Общественное сознание, массовая психология отражают сложившееся положение как естественное и признают свою зависимость от среды, свое место в природе. Следствием этих умозаключений является исторически рациональное отношение к природным ресурсам как исчерпаемым источникам поддержания жизни сообщества. Это отношение проявляется в ограниченности и контроле над потребностями, которые, если можно так выразиться, носят по преимуществу природодетерминированный характер. Общество проявляет себя в природе как популяция, сообщество, вступающее в ресурсный обмен со средой и тем самым поддерживающее свое существование и развитие. В естественно складывающемся обмене возникают риски человеческой популяции и среды ее обитания. Первые являются преимущественно следствиями реальной или прогнозируемой опасности исчерпания природных средств поддержания жизни и традиционной экономики. Вторые являются «иным» первых, т. е. рисками разрушения среды как экоцелостности. При этом следует подчеркнуть факт локальной ограниченности рисков, связанной с невысоким уровнем технических и технологических воздействий общества на природу. Единство общества и природы как элементов экосистемы, кажется, не несет в себе конфликта.

На смену доиндустриальному обществу по логике принятого нами подхода приходит индустриальное. Каков механизм перехода с точки зрения эволюции отношений между обществом и средой его обитания? Представляется, что в нем как раз проявились особые возможности человеческой популяции. Осознание ограниченности добывающих отраслей ресурсами природной среды и перспективы их исчерпания мотивирует поиск иной основы экономики. Этот поиск ведет к развитию технологий по преобразованию природных материалов, добываемых в качестве сырья, и созданию для этого необходимых технических средств. Взаимодействие между обществом и средой его обитания постепенно существенным образом меняется. В доиндустриальном обществе это взаимодействие можно назвать в известном смысле партнерским взаимодействием элементов в экосистеме. В нарождающемся индустриальном обществе оно становится субъектно-объектным. Субъектом выступает человеческая популяция, использующая преимущества ее социальной организации и сознания особей, се составляющих. Общество намерено использовать природную среду в целях своего функционирования и развития.

Воспользуемся определением индустриального общества, данным Беллом: «Индустриальные общества — это экономические общества, организованные вокруг принципа функциональной эффективности, требующего получения „больших результатов из меньших вложений“ и выбора наиболее „рационального“ типа действий»^[8]. Оно привлекло нас точностью выделения ключевых принципов функционирования данного типа социальной системы. И оба эти принципа — больших результатов из меньших вложений, рационального типа действий — характеризуют, на наш взгляд, сущность новых отношений со средой. Индустриальное общество источником своего развития признает рациональность экономики, мерой которой выступает количественное соотношение цели, средств ее достижения и достигаемых результатов. Философы, экономисты, социологи Нового времени возвеличили рациональность как проявление социального и человеческого прогресса. И не случаен тот факт, что этот подход приобрел особую популярность в XIX веке — эпохе утверждения индустриального типа экономики и общественного сознания, а в работах М. Вебера обрел преимущество интерпретации в единстве теоретического и обыденного сознания^[9][10]. Поскольку объектом «рационального» отношения общества в индустриальной экономике является природная среда, постольку именно в ней изыскиваются средства достижения цели, в наименьшей степени требующие вложений. Ресурсы природы находятся в распоряжении общества и, таким образом, становятся «бесплатными». Идеология индустриального общества воспринимает природу как объект и естественное, данное (считай дарованное) богатство. Рациональность распоряжения объектом и богатством измеряется нормой прибыли, извлекаемой из них. Характерное высказывание, характеризующее мировоззрение индустриального общества: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача». В известном мичуринском тезисе проявилась суть идеологии индустриализма: интеллект должен сосредоточиться на поиске наиболее эффективных, экономичных средств достижения определенной цели без критической оценки цели самой, но себе^[11].

Оказалось, что именно во взаимодействии с природой обнаруживается ограниченность эффективности индустриальной рациональности. Каков его итог? Его с сожалением зафиксировали ученые в 70-е годах.

XX века. Во-первых, обратим внимание на критический анализ рациональности индустриального общества, предпринятый философами т.н. Франкфуртской школы^[12]. Его, на наш взгляд, чрезвычайно удачно структурировали в одной из своих публикаций Т. Адорно и М. Хоркхаймер. Они обратили внимание на антагонизм двух типов рациональности, присутствующих в индустриальном обществе. 1 фактическая рациональность предполагает стремление к благосостоянию как в частной, так и в коллективной жизни. Инструментальная рациональность проявляется в техническом контроле над природой, который осуществляется в естественных науках и современных технологиях. «С течением времени второй тип рациональности затмевает первый... Успех инструментальной рациональности блокирует возможности достижения практической рациональности»^[13]. Об этом антагонизме общественного сознания индустриального общества предупреждали в свое время О. Конт и М. Вебер. Но их предупреждения были исторически абстрактны, а в 70-х годах XX века они стали злободневны. Игнорируемые конфликты с природным окружением вследствие господства идеологии доминации постепенно превращались в общую ситуацию, угрожающую разрушением условий существования и развития человеческой популяции. И в этом контексте мы трактуем слова Г. Маркузе: «Это общество в целом иррационально. Его продуктивность оказывается разрушительной по отношению к свободному развитию человеческих потребностей и способностей, его мир поддерживается постоянным обращением к войне, его рост зависит от подавления действительных возможностей умиротворения борьбы за существование — на индивидуальном, национальном и международном уровнях»^[14]. Мысль Маркузе развивает и в известном смысле расшифровывает И. Илич, авторитетный социолог, исследующий социально-психологические проблемы индустриального общества. Он обращает внимание на то, что технически и технологически развивающееся общество по существу разрушает способности человека, приобретенные в ходе эволюции: «В таком интенсивно индустриализирующемся обществе людям предлагается получать вещи в большей мере, чем создавать их; они привыкают в большей мере ценить то, что ими покупается, нежели то, что они могут создать сами. Постепенно они стремятся к тому, чтобы их учили, вели, открывали дтя них, и при этом отказываются от усилий узнать, открыть, найти собственный путь. Безличным институтам переданы функции личности»^[15].

Приведенные теоретические положения, находящие многочисленные эмпирические подтверждения в социальной и маркетинговой практике, позволяют нам в контексте анализа нашей гемы сделать значимый и принципиальный вывод. История формирования вида Homo Sapiens в природе обусловливает его функционирование и развитие по законам эволюции. «Эволюция — процесс прогрессивного приспособления организмов к среде, который заключается не только в более полноценном использовании природных ресурсов при наименьших затратах энергии (видообразование), но и в прогрессивном освоении организмами различных сред жизни (макроэволюция)»^[16]. Однако способности человеческого вида уникальны, что позволяет ему развиваться не только по законам естественной эволюции, но и социальной. На первых ступенях эволюции единство двух начал нс достигало степени разрушительного для вида антагонизма внутренних противоречий. На последующих стадиях их антагонизм стал очевиден. Социальная эволюция, будучи высшим уровнем по отношению к естественной, стала разрушать те способности вида, которые были приобретены в ходе последней. Если прибегать к строительной аналогии, то верхний этаж здания стал разрушать его фундамент. Думается, что прогноз будущего такого здания не составит труда. Безопасность человечества, таким образом, непосредственно зависит от скорости осознания данного угрожающего положения в теоретическом и обыденном сознании и адекватности коллективных и индивидуальных поведенческих реакций.

Вернемся к схеме, отражающей логику индустриальной эволюции общества, Д. Белла. По его заключению, напомним, сделанному еще в 1972 году, на смену индустриальному должно с неизбежностью прийти постиндустриальное общество. Его ведущими экономическими секторами становятся транспорт, коммунатьное хозяйство, торговля, финансы, страхование, недвижимость, здравоохранение, образование, исследования, государственное управление, организация отдыха^[17]. Зададимся вопросом: что объединяет все эти столь различные по содержанию секторы? Их, на наш взгляд, характеризует единая для всех функция поддержания качества жизни общества, которое измеряется, прежде всего, показателями репродукции и продолжительности жизни. Последовательность в методологии исторического прогноза американского ученого подтверждается и тем фактом, что он провел принципиальную границу между «временными горизонтами» индустриального и постиндустриального обществ. Для индустриального общества, по его мнению, было характерно «приспособление к конкретным ситуациям, прогнозирование развития»; для постиндустриального общества — «ориентация на будущее, научное предвидение»^[18]. Будучи знакомы с работами Белла на всех этапах его исследовательского поиска, мы можем полагать, что ему свойственно умение выявить тенденции изменений в социальной реальности и в способах их отражения раньше, нежели это удается его коллегам. И в характеристике социальной эволюции он, по нашему мнению, как раз блестяще проявил это умение. В движении от индустриального общества к постиндустриальному социальная эволюция обнаруживает свой охранительный потенциал. В индустриальном обществе вес его ресурсы были направлены на повышение прибыли и, тем самым, обогащение средств «облегчения» человеческой жизни. Само же это облегчение, как подметили Г. Маркузе и И. Илич, оборачивалось разрушением естественных приспособительных способностей индивида. В постиндустриальном обществе, складывающемся на производственном фундаменте предшествующей стадии, ресурсы мобилизуются на достижение нового качества жизни общности, в принципе способного обеспечить более высокий ее приспособительный потенциал к жизни в среде.

Оптимистичность прогноза Белла, однако, не может заслонять от исследователя самого содержания любого эволюционного процесса. Развитие общества лишь в относительной степени может характеризоваться прерывностью. В большей мерю его характеризует непрерывность, постепенность. Это замечание важно для нашего анализа, так как оно позволяет напомнить о том, что в движении к постиндустриальному пользоваться природными ресурсами для удовлетворения потребностей, сформированных на предшествующей стадии развития, т. е. в эпоху перехода, на которой, согласно описанной концепции, находятся экономически развитые страны, сосуществуют модели сознания и поведения двух типов общества. Эти модели можно назвать конфликтными. И можно одновременно предположить, что конфликт носит как межсубъектный характер — столкновение носителей различных типов сознания, так и внутренний характер — противоречивость индивидуального сознания и поведения. Наличие объективных исторических оснований конфликта обусловливает необходимость поиска системных и достаточных аргументов в пользу принятия ценностей и норм общества, живущего в гармонии с окружающей средой и собственной природой.

Успех в решении этой задачи важен в современном обществе, построенном, как мы описали в начале этой главы, на открытом повседневном взаимодействии индивидов. Развитие общества идет по сценарию расширения границ индивидуальной свободы с одновременным повышением личностной ответственности за ее реализацию. Непонимание опасности разрушения природных основ жизни обывателем с неизбежностью влечет за собой деятельность, способствующую этому разрушению. И, наоборот, понимание опасности становится фактором ее потенциального снижения. Развитие общества к постиндустриальной стадии дает системную возможность выживания человечества, превращение этой возможности в действительность зависит от меры экологической осознанности последствий собственной повседневной деятельности каждым участником актуального социального взаимодействия.

• [1] Моргай Л. Г. Древнее общество Ленинград. 1934. С. 14.
• [2] Там же. С. 15.
• [3] J Тайлор Э. Б Первобытная культура М., 1989. С. 21.
• [4] Там же. С. 25.
• [5] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20 С. 490
• [6] Алексеев В. П Очерки экологии человека М, 1998
• [7] Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М, 1999 С. 61−162.
• [8] Белл Д Грядущее постиндустриальное общество. С. 100.
• [9] Weber М Economy and Society. An outline of interpretative sociology. N.Y., 1968.
• [10] i Мичурин И В Соч M, 1948 T 1. С. 605.
• [11] Jones A. The violence of materialism in advanced industrial society, an cco-sociological approach. || TheSociological Review 1987. № I
• [12] Adorno T and Horkhcimcr М. Dialectic of Enlightenment. L, 1973
• [13] * Connerton P. (ed.). Critical Sociology. L., 1976. P. 27.
• [14] ' Marcuse H. One Dimensional Man Studies in ihe ideology of advanced industrial society. L, 1972. P 9
• [15] Illich I. Deschooling Society. L., 1973. P. 114.
• [16] Шварц С. С Эволюционная экология животных. Свердловск, 1969. С 166
• [17]: Белл Д Грядущее постиндустриальное общество. С. 158.
• [18] Белл Д Грядушее постиндустриальное общество С 158