Природа в качестве объекта и условия реализации целей. 
Телеология и гилозоизм

Важнейшее подтверждение этого понимания можно видеть в том, что оно совершенно соответствует практическим максимам, которыми руководятся наши поступки. Для последних внешняя природа в тех незначительных действиях, которые непосредственно окружают нас, и которые подлежат нашему влиянию, есть объект целесообразного преобразования, материал для организующей деятельности, переходящей с нашего тела на окружающую его среду. А в великой изъятой из нашего влияния связи космических процессов она, напротив того, практически всюду рассматривается нами как условие, при котором становится возможным руководящееся целями действованне, и с которым последнее, стало быть, должно непрерывно сообразоваться. В первом случае мы стремимся оказывать определяющее действие; во втором мы испытываем таковое. В первом случае возникают цели, так как мы их порождаем; во втором случае цели должны быть признаны как данные и как условия всякой частной определяемой целями деятельности. Допущение объективного определения мирового процесса целью в этом смысле с обеих сторон оставляет незатронутым причинное понимание природы.

Как о том свидетельствуют обе вышеприведенные максимы, в телеологическое рассмотрение сочетаются две существенно различные и взаимно дополняющие друг друга точки зрения, которые в то же время относятся к различным составным частям открываемой в природе связи. Но, благодаря этому, легко случается, что указанные точки зрения перемешиваются или смешиваются друг с другом. Объективные условия реализации целей усматриваются там, где речь может идти всего лишь об объекте цели: или напротив того, объект цели допускается там, где следует предположить лишь условия реализации целей. В действительности основное заблуждение телеологии восемнадцатого столетия состояло в смешении этих двух понятий. Все как самое близкое, так и самое далекое — свет солнца, смена времен года, свойства земли, а равно и свойства улучшенных человеком возделываемых растений и домашних животных принимается этими телеологами за материал для определяемой целями человеческой деятельности. Но всякий материал для целесообразной деятельности принимается ими в то же самое время и за условие реализации целей: предмет, по их мнению, уже сам по себе существует для того, чтобы служить материалом для целесообразной деятельности, а не обращается в таковой лишь благодаря допускающей определенное констатирование ставящей цели волевой деятельности. Таким образом, становится необходимым предположение, состоящее в том, что ставящая цели воля, превращающая предметы природы в материал для целесообразной деятельности, сама оказывается вне природы: провидение дало всем вещам целесообразное устройство, предназначив их служить человеческой пользе. А в тех случаях, где эта точка зрения непригодна, как-то по отношению к бесполезным или вредным произведениям природы, там вещи превращаются тогда в материал для реализации целей самого Создателя, материал, имеющий к человеку лишь косвенное отношение, поскольку он должен служить к тому, чтобы обнаруживать последнему могущество божественного провидения. Таким образом, смешение разнородных понятий цели в конце концов приводит к представлениям, о которых теперь вряд ли можно было бы предположить, что они серьезно высказывались, если бы они не были верным отражением характера той философии, которая их породила.

Однако указанное смешение недопустимо, собственно говоря, уже потому, что именно те составным части мирового процесса, которые никогда не могут быть подведены под точку зрения материала для целесообразной деятельности, оказываются как раз теми, которые прямотаки приходится рассматривать как необходимые условия всякого определяемого целями развития. Космический процесс совершался бы неотменно, если бы из него и не выделялась никогда органическая жизнь и на основе последней целесообразная деятельность; вероятно, что эти последние вполне отсутствовали в продолжение долгих периодов. Напротив того, жизненные процессы вполне связаны со своими космическими предварительными условиями. А из этого неоспоримо вытекает предположение, при помощи которого и необходимо долженствующее быть соединяемым с космическим развитием понятие объективной общей мировой цели, содержащей в себе отдельные процессы эволюции как частичные цели, вступает впервые в определенную связь с этими последними. Непосредственно требует этого понятия лишь внешняя связь естественных процессов, связанных с целесообразными действиями. Но, так как духовные предварительные условия этих действий непременно должны быть со своей стороны даны во внешних естественных процессах, из которых выделяются физические жизненные процессы, этим постулируется в то же время, что и общее космическое развитие не лишено духовного бытия.

Здесь обыкновенно является на сцену другое воззрение, стремящееся к тому, чтобы найти подходящий субстрат для мысли об объективной мировой цели, исходя из другой точки зрения, более высокой, чем обычная физико-телеологическая. Это — гилозоизм, стремящийся сделать выделение отдельных форм развития жизни из космического процесса понятным при посредстве перенесения понятия самой, жизни со всеми существенными его признаками, а стало быть, специально и с признаком одушевления в мировое целое, откуда, сверх того, недалеко и до идеи усматривать в отдельных порядках этой системы — как-то: в отдельных неподвижных звездах, в планетах, в Земле — промежуточные существа, стоящие посредине между общей космической жизнью и индивидуальной жизнью, которая одна лишь допускает прямое физиологическое объяснение. А так как мы не можем представлять себе реального единства какой-либо множественности внешних предметов иначе как по образцу известных нам реальных единств, стало быть, нашей собственной личности или во всяком случае одной из тех духовных групп (Gesammtheiten), которые возникают благодаря взаимным действиям индивидуальных личностей друг на друга, то здесь в качестве вспомогательного средства представляется идея мировой души. В таком случае при этом или отдельные части космической системы в тех случаях, где их можно сравнить с органами соответственного тела, непосредственно подчиняются этой душе; или же допускают градацию душ, которые должны располагаться сообразно внешнему объему космических систем и их частей и стоять друг к другу в иерархических отношениях, соответствующих этому внешнему объему. Но, как учит опыт, духовные единства высшего порядка всюду развиваются благодаря образованию общих представлений и волевых влечений. Итак, нигде не дано перехода от этих форм общего духа к идее мировой души или градации планетных духов, для которой вполне отсутствовали бы реальные условия, при которых духовные единства вступают во взаимные отношения как друг с другом, так и с единствами высшего и низшего порядка. Стало быть, все это царство духов есть не что иное, как фантастическая мечта, при которой производится двойная ошибка, состоящая в том, что сперва чисто логическое отношение соподчинения и подчинения превращается в отношение реальное, присущее самим предметам, а затем это отношение совершенно произвольно приравнивается к отношению членов единого цельного организма или индивидуумов, входящих в состав духовной группы, несмотря на то, что совершенно отсутствуют аналогии (Uebereinstimmungen), которые могли бы это оправдать.

Гилозоистические представления обыкновенно считаются поэтическими, так как они сродни мифологическому воззрению на природу, у которого, именно в тех формах, в которых оно произвольно реставрируется, нельзя отрицать поэтического достоинства. А так как поэтические элементы, входящие в миф, безвозвратно исчезли из научного понимания космоса, то вышеприведенное выражение оказывается неподходящим. Миф — поэтичен, так как он переносит на данные в природе объекты свойства и действия, заимствованный из сферы человеческой деятельности. Поэтому во всех тех случаях, где поэзия намеренно пользуется мифологическими представлениями, она вполне усваивает себе эти исконные свойства мифа. Но именно от этого приема приходится воздерживаться стоящему на почве науки гилозоизму; ведь в противном случае он повсюду оказался бы противоречащим данным фактам. Итак, ему не остается ничего иного кроме того, чтобы применить понятие проявлений жизни к правильному течению самих космических явлений, или допустить чисто внутреннее духовное бытие, никогда не обнаруживающееся во внешних действиях. Так как первое допущение заставляет рассматривать процессы, которые по их течению оказываются совсем не родственными целесообразным проявлениям жизни, все-таки как однородные с последними, то более осторожный гилозоизм поневоле склоняется ко второму допущению. Но духовное бытие, не выражающееся ни в каких внешних действиях, утратило всякое отношение к нашей собственной духовной жизни. Все, что можно о нем сказать, сводится к тому, что оно заключает в себе условия, делающие возможным возникновение в течение космического процесса выделяющихся из него особых духовных эволюций. Но благодаря этому гилозоизм сам собой вынужден к принятию такого допущения, которое устраняет его основную мысль. В действительности ошибка этой основной мысли состоит в том, что условия данных результатов реализации целей (Zweckerfolge) смешиваются с самими результатами. Гилозоизм вкладывает уже в начальные фазы космического процесса все содержание представлений о целях, вытекающее из сложных форм этого процесса в качестве его последнего результата. Однако всякое наблюдение духовного развития показывает, что духовное всюду является результатом развития, в качестве предварительных ступеней которого мы встречаем явления, для нашего наблюдения имеющие характер лишь природных процессов.

Отсюда нельзя, конечно, заключить, что духовная жизнь проистекает из условий, которые сами не имеют характера духовности. Сделать подобное предположение не дозволяет, помимо спорного, быть может, применения принципа «ех nihilo nihil fit», уже тот факт, что понятие природы, как нам показало исследование общих условий познания, вообще имеет свой источник лишь в рефлексии, направленной исключительно на взаимные отношения представлений-объектов. А потому и при посредстве этого отвлечения никогда не может быть устранена необходимость мысленно присоединять к данным в понятии природы отношениям объектов самостоятельную реальность вещей, которая, не будучи дана ни в каком объективном восприятии, тем не менее впервые делает возможным вытекающее из последнего установление указанных отношений. Правда, отнюдь не обязательно предполагать эту действительность приблизительно одинаковой с нашим собственным ощущением, чувствованием и хотением. Однако необходимо мыслить это ощущение, чувствование и хотение как продукта, общих всем явлениям природы духовных условий. В этом отношении последнее предположение космологии сходится с обсужденными выше результатами онтологического рассмотрения мира. Но с точки зрения объективного наблюдения мы будем иметь право говорить об одинаковости или сходстве духовных процессов лишь там, где мы встречаемся с такими явлениями природы, которые оказываются сходными с природной стороной нашего собственного действования. А это бывает исключительно в области явлений жизни. Поэтому здесь космологический вопрос непосредственно указывает на проблему жизни.