Монголы и династия Юань (1280—1368)

Сам термин «монголы» восходит ко временам Чингис-хана. До того они были лишь частью большой этнической общности сибирских татар и именовались, в отличие от остальных, черными татарами. Ранее XII в. вообще вряд ли можно говорить о монголах как о сложившейся этнической общности (пусть даже «черных татар»). До этого времени существовали лишь протомонгольские этноплеменные группы и народы, одним из которых были кидани (речь о монгольском языке и этносе, но не о монголоидное™ как расовом типе!). Протомонгольские и ранние монгольские группы являли собой степной народ кочевников, разводивший лошадей и рогатый скот, кочевавший по степи от пастбища к пастбищу, живший в войлочных юртах и организованный преимущественно в небольшие родоплеменные коллективы, связанные друг с другом общностью происхождения, языка, культуры и т. п. Соседство на юге с развитой китайской цивилизацией всегда оказывало на кочевников степной зоны немалое влияние, содействовавшее, в частности, убыстрению процесса трибализации.

Китай играл и роль богатого соседа, подзадоривавшего правителей племенных протогосударств, которые при благоприятном стечении обстоятельств объявляли себя императорами, как-то было с тангутами, киданями, чжурчжэнями, и начинали с ним воевать. Монголы были очередным такого рода этносом. Ускорение процесса социального развития и тенденция к интеграции привели к победе Темучина, сына Есугея. На всемонгольском курултае 1206 г. он был провозглашен вождем всех монголов под именем и с титулом Чингис-хана.

Начал Чингис-хан с того, что создал строго организованную армию, состоявшую из десятков, сотен, тысяч и 10-тысячных отрядов во главе с десятскими, сотскими, тысячниками и темниками, причем все начальники назначались не по принципу родства или знатности, хотя и то и другое всегда учитывалось, а на основе свойственного ранним социополитическим структурам принципа меритократии, т. е. из лучших воинов, что сыграло огромную роль в укреплении боеспособности армии.

Армия Чингис-хана была новым важным политическим фактором в степной зоне, до того еще не знавшей столь хорошо организованных формирований подобного типа и в таком количестве. Собственно, именно созданная Чингисом армия и явилась решающим фактором в последующих успехах сравнительно немногочисленного этноса монголов (во времена Чингис-хана их было едва ли более 100 тыс., если считать только воинов, а воин у кочевников — каждый четвертый, а то и третий). Только хорошо организованная армия, послужившая костяком всей военнополитической структуры монголов, помогла им завоевать и подчинить себе почти полмира, да еще и всерьез угрожать многим из остальных стран и народов.

Покорив народы Южной Сибири, соседние с монгольской степью, армия Чингис-хана в 1210 г. начала войну с чжурчжэнями и в 1215 г. уже заняла Пекин. За 1219—1221 гг. была превращена в руины цветущая Средняя Азия и разбито государство Хорезм-шахов. В 1223 г. состоялся решающий разгром ополчения русских князей, в 1226—1227 гг. было уничтожено государство тангутов на северо-западных рубежах Китая, причем тангуты были вырезаны с особой жестокостью, а немногие уцелевшие превращены в рабов. Наконец, в 1231 г. основные силы монголов вернулись в Северный Китай и довершили здесь разгром чжурчжэньского государства Цзинь (1234). И хотя одновременно с этим значительная часть монгольской армии продолжала свои завоевания в других районах Азии и в Европе, основным делом их в этом направлении с 1235 г. стало завоевание южносунского Китая, на что ушло свыше 40 лет.

Цифра эта, если сопоставить ее с молниеносными темпами военных захватов в других районах мира, вызывает невольное уважение к сунскому Китаю — тому самому, что десятилетиями откупался от воинственных кочевников и предпочитал за эту немалую цену сохранять мир на границах, пусть урезанных, и пользоваться процветанием в экономике и культуре. Когда пришел срок и понадобилось воевать, южносунский Китай сумел мобилизовать все силы для сопротивления. Только в 1276 г. пала столица Ханчжоу, но и после этого последние южносунские императоры оказывали сопротивление около четырех лет, в конечном счете чуть ли не на кораблях, которые вынуждены были отчалить от захваченной монгольскими войсками береговой полосы Южного Китая. И лишь в 1280 г.

Китай целиком оказался под властью монголов, а великий хан Хубилай стал китайским императором монгольской династии Юань (1280—1368).

Династия Юань просуществовала, если считать не формальные годы ее в китайских летописях, а фактическое господство в основной части Китая, свыше века, может быть даже, для Северного Китая, около полутора веков. Это было едва ли не самое тяжелое время для Китая, по крайней мере после Нань-бэй чао. На первых порах монголы вообще склонны были истребить всех отказывавшихся добровольно им сдаться, — то, что они практиковали повсюду, — а в Китае 40 лет сопротивлялись почти все. Потом возник проект истребить китайцев пяти самых распространенных фамилий (а таковых в стране, где количество фамилий исчисляется немногими десятками, от силы сотней-другой, была едва ли не половина, во всяком случае это была весомая часть населения страны). И если эти кровожадные проекты не были осуществлены — во многом благодаря киданину Елюй Чу-цаю, который был советником хана и настойчиво рекомендовал ему не уничтожать тех, кто может приносить регулярный доход, — то уж в рабство к монголам попало великое множество китайцев, особенно на севере. Пожалуй, никогда в истории Китая не было так много рабов, как по количеству, так и в процентном отношении к остальному населению, как в период Юань.

Экономика страны к началу правления монголов, после полувека войн, пришла в упадок, земледелие и торговля были расстроены. Что же касается администрации, то конфуцианские чиновники были вынуждены уступить свое место монгольским ханам и военачальникам, а также малознакомым с Китаем выходцам из иных районов Азии, прежде всего из исламских стран. Китайцы севера и тем более юга страны считались соответственно людьми третьего и четвертого сорта, после самих монголов и сэму-жэнъ, т. е. выходцев из других стран. Потребовалось несколько десятилетий, чтобы Китай постепенно обрел привычную для него норму существования. На протяжении этих десятилетий с нарастающей активностью действовали свойственные ему ассимиляционные и адаптирующие факторы. Восстанавливалось разрушенное кочевниками земледелие, затем и ремесло, торговля; рос объем налоговых поступлений (во второй половине Юань, по некоторым данным, в 20 раз против времен Хубилая); в администрацию снова шли конфуцианские чиновники. С 1317 г. начала функционировать не практиковавшаяся после завоевания система экзаменов. Потомки первых монгольских правителей, нередко бравших китаянок в жены, все больше превращались в обычных китайцев. Быть может, в иных условиях все эти и иные аналогичные процессы постепенно и мирно сумели бы выправить ситуацию таким образом, что монгольская династия осталась бы монгольской только по названию, как-то случилось несколькими веками позже с маньчжурами. Но условия оказались неблагоприятными как для китайцев, живших под монгольским игом и тяжело ощущавших это, так и для самих монголов, которые мало делали для блага управляемой ими страны.

Наиболее наглядно проявилось это в связи с потребностями ирригационного строительства. Хотя поливное земледелие не было главным и жизненно важным для китайского сельского хозяйства, оно все-таки имело большое значение для страны, особенно после создания рисового пояса на юге. Немалую роль играла ирригация и в деле защиты населения от разливов рек, особенно наполненной лёссом своенравной Хуанхэ, время от времени выходившей из берегов и затоплявшей страну, как-то было, в частности, во времена Ван Мана. В функции любого китайского правительства входило заботиться о водном строительстве и вовремя ремонтировать каналы, дамбы, чистить русла и т. п. Монголы этим почти демонстративно пренебрегали, а конфуцианских чиновников, которые могли бы своими силами на местах что-либо организовать, действуя в соответствии с традицией, в стране долго не было. Неудивителен и результат.

Система дамб на Хуанхэ давно пришла в негодность. Великая река то и дело прорывала дамбы и широко разливалась по долине, затопляя поля и жилища. В 1334 г. прорыв оказался настолько мощным, что река вновь, в очередной раз изменила русло, унеся сотни тысяч человеческих жизней. В стране резко возросло недовольство монголами. Усилилось патриотическое движение, набиравшее силу и проявлявшееся как в литературе (юаньская драма, патриотические романы типа «Троецарствия»), так и в политике. Вскоре страну охватило мощное народное движение, тут и там вспыхивали с трудом подавлявшиеся восстания. Власти попытались было в 1351 г. восстановить систему дамб и заставить реку вернуться в старое русло, но было уже поздно, так как объединение в районе строительства сотен тысяч людей лишь подлило масла в огонь. Восстания вспыхнули с новой силой, причем во главе их оказались вожди тайного общества «Байляньцзяо» («Белый лотос»).

Буддийская по своей религиозной основе секта «Белый лотос» существовала в Китае издавна, по меньшей мере с V в. Однако в XIV в. она превратилась в тайное общество, выдвинувшее на передний план эгалитарные крестьянские идеалы и предрекавшее скорое наступление века будды грядущего Майтрейи и соответственно новой династии Мин (свет), которая покончит с мрачным господством монголов.

Покрыв головы красными повязками (символ грядущего «царства Света»), восставшие сорганизовались в отряды «красных войск», которые начали решительную борьбу с монгольскими угнетателями. Восстание приняло не столько сектантскокрестьянский, сколько национально-патриотический характер. И хотя первая его фаза закончилась в 1363 г. поражением «красных войск», антимонгольское движение разгоралось в стране со все большей силой, особенно когда во главе его стал Чжу Юань-чжан (1328—1398). Родом из крестьян, хлебнув в молодости горя, он был послушником в буддийском монастыре. Когда сторонники секты подняли восстание, Чжу Юань-чжан примкнул к нему и быстро выдвинулся в первые ряды вожаков. После разгрома первой фазы движения именно Чжу оказался во главе восставших. Опираясь на примкнувших к нему конфуцианцев, ученых знатоков китайской истории и культуры, он успешно действовал и в итоге, разгромив монгольские войска, провозгласил себя императором новой династии Мин.

Кроме названия, от эгалитарно-буддийских основ первоначального движения к этому времени осталось не так уж много, и это в общем понятно. Оставаясь вождем восставших крестьян, Чжу Юань-чжан, как и его далекий предшественник ханьский Лю Бан, с готовностью воспринял давным-давно апробированную конфуцианскую систему управления государством и обществом, конфуцианские принципы и порядки.

Хотя как личность новый император был весьма далек от конфуцианского идеала мудрого и справедливого правителя и скорее был деспотом типа Цинь Ши-хуанди и суйского Ян-ди, тем не менее он последовательно проводил конфуцианскую политику, в том числе в организации администрации, столь подорванной за время правления монголов. И это, безусловно, сыграло немаловажную роль в деле упрочения династии Мин.