Общение ради общения
Эта потребность имеет столь существенное социальное значение, что ее удовлетворение выходит далеко за пределы бытовых, интимных контактов, становясь одним из важных стимулов духовного производства: мы имеем в виду опредмечивание духовной жизни человека в так называемых «памятниках культуры», позволяющее им сохраняться в истории и входить в культурный опыт множества поколений. Соответственно… Читать ещё >
Общение ради общения (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
В сфере материальной практики самостоятельное, самоцельное общение невозможно — всякая материальная деятельность предметна и потому по сути своей не может свестись к взаимодействию субъектов, не создающему никакого материального продукта.
Иное дело — духовная деятельность. Ее простейшая обыденная форма, являющаяся именно и только общением, — дружеские контакты, имеющие целью своей сам процесс душевного сближения с близким человеком. «Люди объединяются не только для совместной деятельности, но и для удовлетворения потребности в общении, снимающем психическое напряжение, вызываемое состоянием одиночества и разобщенности»[1]. Но преодоление одиночества есть как бы следствие того, что составляет суть, главный смысл дружеского общения, — достижение духовной общности людей, которая ценна сама по себе как проявление свойственного человеку родового качества социальности. Хорошо известный каждому бытовой призыв — «Приходи, хочется пообщаться» или «Давно не видались, потолковать надо» — выражает эту потребность духовного сближения людей — не «обмена» информацией и не способа решения каких-то жизненных проблем (хотя и такое бывает достаточно часто), а именно самоцелъного сопряжения духовных миров расположенных друг к другу людей.
Эта потребность имеет столь существенное социальное значение, что ее удовлетворение выходит далеко за пределы бытовых, интимных контактов, становясь одним из важных стимулов духовного производства: мы имеем в виду опредмечивание духовной жизни человека в так называемых «памятниках культуры», позволяющее им сохраняться в истории и входить в культурный опыт множества поколений. Соответственно, человек получает возможность общаться не только со своими реальными друзьями, членами семьи, коллегами, но и с далекими предками, причем не своими собственными, а с предками своего поколения, с выдающимися мыслителями, идеологами, деятелями культуры прошлых эпох. Восприятие их трудов бывает целенаправленным изучением — скажем, в процессе учебы в школе, университете или в самообразовании, но бывает и самоцельным — когда, например, я начинаю читать Сократа или Герцена не потому, что мне это для чего-то нужно, а «просто так», ради удовольствия от встречи с духовной жизнью великого человека, которого я рассматриваю как своего далекого, отсутствующего физически друга.
В этом аспекте особенно велика роль художественного наследия. Но обращаясь к нему, мы переходим к рассмотрению третьего типа общения — практически-духовного. Совершенно очевидно, что ритуально-обрядовые его формы исключаются из самоцельного общения, поскольку обряд всегда имеет определенное целевое значение — религиозное, политическое, нравственное, — и потому заключенное в нем общение имеет служебный по отношению к данной цели характер. Искусство же, хотя, как мы уже отмечали, используется нередко для внехудожественных целей, предоставляет самодельному общению самые широкие возможности. В конечном счете, само эстетическое удовольствие, доставляемое восприятием произведений искусства, можно рассматривать как радость, возбуждаемую бескорыстным общением с художником как с близким, любимым человеком, умным и сердечно проницательным другом.
С этой точки зрения становится понятным заключение И. А. Джидарьян, что «исходная потребность, с которой непосредственно связаны в своем генезисе ранние формы художественной деятельности человека и которая определила художественную направленность человеческого способа жизни вообще, прежде всего связана с такой жизненно необходимой потребностью, как общение». И. А. Джидарьян считает, что в данном отношении онтогенез повторяет филогенез, то есть и в индивидуальном развитии человека художественно-игровая деятельность ребенка вырастает из стремления удовлетворить потребность в общении — сначала со взрослыми, а затем и со сверстниками. Отсюда следует, что «в искусстве находит свою общественную форму объективации потребность человека в другом человеке или (что в принципе одно и то же) потребность человека в эмоциональном общении»; и, хотя роль искусства и жизни не сводится к общению, а общение людей не ограничивается рамками искусства, оно должно быть признано единственным в своем роде явлением «духовной жизни общества, благодаря которому как бы безгранично расширяются возможности человеческого общения на индивидуальном, личностном уровне»[2].
Наиболее последовательно самодельное общение предстает в игре — потому-то именно с ней обычно связывалось понятие свободы, от Канта и Шиллера до Хейзинги и Гессе. Игра происходит по известным правилам, но в их пределах поведение игрока всецело зависит от его инициативы, умения, одаренности, обеспечивающих удачный выбор каждого хода. Конечно, многое в игре зависит и от везенья, от игры случая, но и она ведь может рассматриваться как проявление его — случая — свободы, когда человек вызывает его как партнера на игровой поединок (вспомним, к примеру, пушкинского «Фаталиста» или самую примитивную карточную игру, игру в рулетку и т. п.).
Обратимся теперь к анализу тех форм общения, функция которых, хотя и лежит в его пределах, все же имеет известную целенаправленность.