Конструирование политической идентичности

Политическая идентичность утверждается во взаимодействии с политическими институтами и утверждается в публичной сфере. Коллективные субъекты политического процесса формируют свою политическую идентичность на основании самосоотнесения с иными его субъектами — носителями «другой» идентичности — и размежевания с ними. В этом контексте политическая идентичность как совокупность представлений об идейных ориентациях, мотивациях, политических притязаниях и интересах политических акторов служит маркером политической субъектности (англ. — agency), легитимирует ее.

Политическая идентичность конституируется на коллективном уровне и задает ориентиры индивидуального и группового политического поведения. Политическая идентичность индивида формируется в процессе освоения им сферы политических идей и интересов и утверждается путем соотнесения себя с референтным коллективным участником политического процесса и самоопределения относительно идейных позиций и интересов других ее носителей.

Как категорию политического анализа политическую идентичность следует рассматривать в узком и широком измерениях. Первое предполагает соотнесенность граждан с политическими институтами и их вовлеченность в политико-институциональное взаимодействие в рамках политической общности. В этом случае выделение политической идентичности дает основания рассматривать ее носителей как участников политического процесса и, соответственно, говорить о наличии политических идентичностей (во множественном числе). Понятие политической идентичности вбирает характеристики идейных предпочтений, ценностей и мотиваций участников политического взаимодействия и эмоциональной вовлеченности индивида в политику.

Широкое измерение политической идентичности включает проекции национальной, гражданской, конфессиональной, территориальной, профессиональной, социально-групповой, а также этнической, расовой, возрастной, гендерной, языковой и иных составляющих социальной идентичности в политическую сферу. Первую группу формируют конструируемые идентичности, вторую — примордиальные (неизменные и прочно утвердившиеся) и эссенциалистские (имманентно присущие индивиду) идентичности. Эти идентичности тесно переплетены в системе самоидентификации индивида. Индивидуальная идентичность может быть схематически представлена в виде «матрешки»: в жизнедеятельности человека актуализируются те или иные идентичности, их место в системе самоопределения человека ситуативно и может меняться в социальном времени и в социальном пространстве (рис. 13.1).

Рис. 13.1. Конфигурация политической идентичности индивида (вариант)

Политическая идентичность формируется в процессе политизации таких идентичностей, вовлечения их носителей в отношения, связанные с реализацией политических интересов. Она становится, таким образом, одной из базовых категорий, позволяющих осмысливать динамику общественных изменений. Политическая идентичность сама трансформируется в ходе таких изменений, выступая одновременно и в качестве субъекта, и в качестве объекта экономической, политико-институциональной и социокультурной динамики современных обществ, и динамична по своей природе. По сути, любая коллективная идентичность, будучи социальной по природе, может быть наделена политическим качеством. В этом смысле «политической оказывается та идентичность, которая актуализируется в политических взаимодействиях. Вместе с тем политический потенциал у разных идентичностей, очевидно, далеко не одинаков». Следуя логике Шмуэля Эйзенштадта (Shmuel N. Eisenstadt), чтобы идентичность приобрела политическое значение, она должна базироваться на особых «кодах» или «темах», в ряду которых центральное место занимает гражданственность (рис. 13.2).

Рис. 13.2. Процесс структурирования политической идентичности

Концепт политической идентичности выводит политический анализ за рамки рассмотрения институтов, структур или организованных форм политического поведения, дает возможность объяснить выбор партийной самоидентификации, идейных ориентаций и форм участия, оценить эффективность механизмов политической мобилизации. Концептуализация в контексте политической идентичности макрополитической идентичности^[1] позволяет выявить перспективы и риски развития больших политических сообществ (наций и наднациональных образований) в корреляции с динамикой индивидуальных и групповых идентичностей.

Как категория политической практики политическая идентичность утверждается в процессе соотнесения представлений индивида о приоритетах общественного развития и его интересах в публичной сфере с идейными ориентациями и целями акторов — носителей коллективных (групповых) идентичностей (партий и политических элит, социальных движений, групп интересов). Эти политические акторы наделяют политической идентичностью воображаемые сообщества (нации, классы), от имени которых и продвигаются политические интересы.

В ряду ориентиров политической самоидентификации можно выделить идейно-политические, политико-институциональные и политикокультурные, социально-классовые / групповые и социокультурные.

(образовательные, профессиональные, статусные). В процессе коммуникации вокруг таких ориентиров формируется понимание индивидом публичного интереса и общественного блага и складываются политические предпочтения, которые призваны обеспечить их реализацию. На основании самосоотнесения с политически значимым актором (и в противостоянии значимым «Другим») происходит трансформация индивидуальных идейных предпочтений в идейно-политическую идентичность, которую олицетворяет референтная группа и ее лидер (лидеры). Одна из ее опор — членство в политической партии, но партийная самоидентификация не является основным конституирующим и тем более обязательным ее признаком.

Таким образом, политическая идентичность индивида складывается на основании:

• • понимания общественного блага, ценностного выбора и его реализации в политическом участии;
• • самоидентификации с субъектами политического процесса и их идейными позициями и размежевания («различения») с носителями иных политических идентичностей;
• • эмоциональной вовлеченности в сферу политики;
• • соотнесенности с политическими институтами;
• • самоопределения в политических категориях.

В рамках современной политии политическую идентичность структурирует гражданская идентичность, которая и становится основанием политического самоопределения индивида. В этом смысле политическая идентичность формирует общий знаменатель общественно значимых ценностей — стержень политической (гражданской) нации — и закладывает ее институциональные основания.

Гражданская идентичность является конституирующим основанием современной политической нации и национального государства. Она связывает индивида и государство путем закрепления правового статуса гражданина — члена национально-государственной общности и вытекающих из такого статуса свобод, прав и обязанностей. Гражданская идентичность маркирует членство в макрополитическом сообществе и предполагает самоидентификацию индивида с политической (гражданской) нацией на основании соотнесения с ее политической культурой и институтами. Такое соизмерение не равнозначно поддержке сложившегося политико-институционального порядка: гражданская самоидентификация может принимать по отношению к государству как лояльные (легитимирующие), так и критические либо протестные формы, направленные на изменение не соответствующего гражданским ценностям политического режима, либо на совершенствование сложившихся политических институтов.

Гражданская самоидентификация индивида является неотъемлемой частью демократического политического процесса. В публичной политике демократических стран (в первую очередь в государствах англосаксонской политической традиции) потенциальная возможность и уверенность граждан в способности оказывать влияние на принятие политических решений рассматривается как самодостаточное основание гражданской идентичности. Так, Габриэль Алмонд (Gabriel Almond) и Сидней Верба (Sidney Verba) полагают, что в рамках сложившейся в развитых демократиях гражданской культуры «роль гражданина как активного фактора, обеспечивающего ответственность элит, поддерживается благодаря его глубокой приверженности нормам активного гражданства, равно как и его убежденностью, что он может быть влиятельным гражданином»^[2]. В современном политическом процессе гражданская самоидентификация выражается в первую очередь через солидарную поддержку общественно значимых целей и через различные формы политического и неполитического участия (социального активизма). Но в «текучей современности» «индивидуализированного общества» (в терминах Зигмунта Баумана — Zygmunt Bauman) гражданские основания самоидентификации вступают в конфликт с мнимой свободой выбора человека, который не хочет обременять себя прочными социальными связями: в результате гражданина вытесняет обыватель-потребитель. Преодоление этих тенденций на путях гражданской самоорганизации становится ключевым условием консолидации общества и определяет его способность к развитию.

В дискуссии об идейных корнях современного понимания гражданства как атрибута национального государства конкурируют либеральный, республиканский и коммунитаристский подходы, ставящие во главу угла соответственно права человека и равенство перед законом, политическое участие и развитие сообществ в составе гражданской нации. В условиях глобализации в публичном дискурсе утвердилась концепция многоуровневого гражданства (multi-level citizenship): она исходит из отрицания за государством и его институтами права быть единоличными и даже обязательными ориентирами гражданской идентичности. В этот круг входят сегодня наднациональные и местные сообщества, регионы, диаспоры и другие субъекты — носители политической идентичности (корпоративный бизнес и структуры глобального гражданского общества, политические, интеллектуальные и экспертные сообщества).

Один из самых авторитетных социальных философов современности Ульрих Бек (Ulrich Beck) справедливо обращает внимание на размывание границ культурного и повседневного жизненного опыта людей и на «несовпадение пространства опыта индивида с национальным пространством»: место перестает «полностью или даже в значительной мере определять жизнь сообщества, и… коллективная память теряет свое единство и целостность». С другой стороны, и «транснациональность до сих пор ограничивается национальным пространством»^[3].

В рамках этой антиномии формируется многоуровневая космополитическая гражданская идентичность, в которой просматриваются, по мнению такого авторитетного представителя современной политической мысли, как Юрген Хабермас (Jurgen Habermas), перспективы «всемирного гражданства»^[4]. Отсюда потребность в международных институтах и политико-правовых режимах регулирования, отражающих диалектику уровней самоидентификации гражданина — национального и транснационального (наднационального), глобального, регионального и локального.

Однако, как показывает опыт европейского строительства и, в частности, ожесточенные дебаты вокруг проекта Конституции Евросоюза, введение института гражданства ЕС оказало пока ограниченное влияние на формирование общих гражданских оснований европейской идентичности. В повестке дня национального регулирования — поиски адекватных ответов на риски доминирования этнического самосознания и групповых идентичностей с этническими корнями (этнонациональными, этносоциальными, этноконфессиональными): они выстраиваются по принципу исключения и противостояния «иным», перечеркивая интегративные универсалистские основания гражданской идентичности и ставя вопрос о переосмыслении сложившегося в эпоху модерна понимания современного государства как «национального».

В качестве ключевого измерения политической идентичности традиционно рассматривается национальная идентичность. Национальная идентичность — многомерный концепт, в котором в той или иной степени соотносятся государственная, гражданская, этническая и цивилизационная составляющие. Формирование национальной идентичности — исторический феномен, связанный с развитием национального государства (nation-state). Однако в системе самоидентификации гражданина, живущего в эпоху глобализации, нация и государство выстраиваются как рядоположенные, но не тождественные категории. Соответственно, национальная идентичность (national identity) и национальность (nationality) как принадлежность к нации (в том числе не имеющей собственной государственности) могут не совпадать с государственно-гражданским правовым статусом (гражданством — англ, citizenship). В современном российском научном дискурсе утвердились понятия государственно-гражданской, или национально-гражданской, идентичности как обозначающих принадлежность к сообществу граждан государства.

Национальная идентичность маркирует принадлежность человека к нации как воображаемому политическому сообществу. Но такое сообщество осознается как реально существующее: в современной политии оно опирается на территорию в границах макрополитического сообщества, на разделяемые его членами культурные нормы, на политико-правовую общность, на общие политические институты, равенство граждан перед законом и гражданскую культуру. Национальная идентичность «в своей основе имеет духовные, культурные основания», формирующие национальный характер (как «составную часть психического склада нации») и национальную картину мира — «упорядоченную систему представлений, соотнесенных с определенными национальными ценностями»^[5].

Смысловое наполнение понятия «национальная идентичность» тесно связано с особенностями политической культуры страны, определяющими роль власти в массовом сознании, характер политического режима и политического поведения граждан. Так, в ретроспективе политического развития России нация понималась и трактовалась как этнокультурная общность, а национальность и в правовых практиках, и в обыденном сознании обозначала этническое происхождение.

Как эмоциональное переживание своей принадлежности к национальному политическому сообществу национальная идентичность опирается на самоотождествление со страной, положительное восприятие ее исторического опыта и перспектив развития. В этом смысле можно говорить о позитивной идентичности: критический настрой не переходит грани, за которой самоидентификация с национальным сообществом оборачивается безоговорочным отрицанием его опыта и стремлением перечеркнуть такой опыт на путях разрушения сложившихся политических институтов. Напротив, в обществах, переживающих ломку недемократических институтов, основой социальной солидарности может стать негативная идентичность, которая оказывается механизмом массовой адаптации к новым реалиям. Такая идентичность предполагает конструирование с помощью политики идентичности образа «Другого» (вплоть до «образа врага»), поддержание «комплекса жертвы», культивирование национальных обид. Формирование негативной идентичности связано с размыванием национального самосознания и кризисом идентичности членов сообщества, который переносится на макрополитический уровень.

В западной политической науке укоренившаяся категория национального государства синтезирует, с одной стороны, политикоинституциональные и территориальные (государство), а с другой — политико-культурные и этнокультурные (нация) основания макрополитического сообщества в концепте политической нации как носителе национальной идентичности. Сама нация исторически рассматривается в двух проекциях — политической (гражданской) и этнокультурной. Сформированность гражданской нации и эффективная работа механизмов ее консолидации (экономических, культурных и др.) — ключевой признак современной демократической политии.

В обществах традиционного (незападного) типа национальная идентичность выстраивается в первую очередь на общих этнокультурных (этноконфессиональных) основаниях. В условиях несформированности гражданской нации она может подменяться клановыми, кастовыми и подобными примордиальными формами квазиполитической самоидентификации. В процессе модернизации происходит политизация таких групповых идентичностей, их трансформация в политические идентичности.

Отмечая разнообразие проявлений политических идентичностей в повседневной жизни и в политической сфере и различия между публичными и частными их манифестациями, один из авторитетных представителей современной политической мысли американский социолог Чарльз Тилли (Charles Tilly) подчеркивает, что такие идентичности утверждаются в процессе взаимовлияния и «перекрестного» соотнесения их носителей друг с другом. Он могут меняться в ходе пересмотра политических стратегий и реконфигурации политических сообществ, но неизменно выстраиваются на общих историях, маркирующих границы Мы-сообщества. Политические идентичности коллективны по своей природе и представляют собой «опыт социальных отношений, в которых как минимум одна из сторон — индивид, либо организация, сосредотачивающая в своих руках средства принуждения», власть^[6].

Но важно иметь в виду и другое измерение политической идентичности, выделенное теоретиком «радикальной демократии» Шанталь Муфф (Chantal Mouffe). Она отмечает, что, хотя «политические идентичности как коллективные предполагают утверждение „Нас“ постольку, поскольку существуют „Они“, но разграничение проводится сегодня на основании моральных, а не политических оценок… Условие, определяющее возможности формирования политических идентичностей, одновременно есть условие невозможности существования общества, которое лишено антагонистических противоречий. Это измерение и есть сфера политического. В демократическом обществе несогласия, которые позволяют людям утверждать свою гражданскую идентичность разными путями, не только легитимны, но и необходимы: они составляют суть демократической политики» и дают выход политическим эмоциям^[7].

Рост социального неравенства в условиях кризиса и сокращения сферы опеки социального государства в развитых странах стимулирует выбросы стихийной агрессии против «благополучного» потребительского общества и его институтов, способствует радикальной политизации коллективных идентичностей. Появление новых социальных движений — от «возмущенных» в Испании до разновидностей «Occupy» — сопровождается выбросом политического радикализма, в том числе и правого толка. В отсутствие альтернатив демократического политического выбора политическая мобилизация тем более успешно апеллирует к примордиальным (основанным на структурах родства и институтах традиционного общества) идентичностям, давая мощные взрывы националистических настроений и подпитывая радикальные движения разного идейного толка. В этих условиях ключевым вызовом социально-политического развития современного мира становится качество универсалистских оснований политической идентичности, обусловленное их гуманистической составляющей, привносимыми ими возможностями саморазвития личности и укрепления социальной солидарности.

Эти качества могут формироваться под целенаправленным воздействием политики идентичности. В российской публичной политике термин «политика идентичности» практически не используется, что связано со стремлением участников политического процесса, и в первую очередь самих публичных политиков избежать обвинений в идеологизации политического дискурса. Как аналитическая категория это понятие используется в контексте концептуализации процессов продвижения групповых интересов, нациестроительства и формирования гражданской нации.

• [1] Концепт макрополитической идентичности разработан российским ученымО. Ю. Малиновой: ее можно рассматривать как «аналитическую категорию, указывающую на всю совокупность различных способов идентификации с сообществом, котороеассоциируется с современным государством».
• [2] Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии // Полис.1992. № 4. С. 125.
• [3] Бек У. Космополитическое общество и его враги // Журнал антропологии. 2003.Т. VI. № 1. С. 37, 40, 43.
• [4] Хабермас Ю. Гражданство и национальная идентичность //Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М.: Academia, 1995. С. 208—245.
• [5] Кондаков И. В., Соколов К. Б., Хренов Н. А. Цивилизационная идентичность в переходную эпоху: культурологический, социологический и искусствоведческий аспекты.М.: Прогресс-Традиция, 2011. С. 80—81.
• [6] Tilly Ch. Stories, Identities, and Political Change. Lanham: Rowman & Littlefieldpublishers, 2002. P. 61.
• [7] Mouffe Ch. Politics and Passions. The Stakes of Democracy // CSD Perspectives. University of Westminster, UK, 2002.